Ловец снов - Кинг Стивен. Страница 37

— Как Даддитс, старик, — сказал он.

— О чем это ты, во имя Господа?

— Неужели не помнишь? Он тоже был почти голый. Те твари стащили с него все, до трусов. Но мы спасли его.

В подтверждение Бивер энергично закивал, словно Джоунси, в самых потаенных и недоверчивых уголках души, глумится над этим утверждением.

Но Джоунси и не думал глумиться, хотя Маккарти ни в малейшей степени не походил на Даддитса. Перед глазами стоял Маккарти, грузно валившийся в ванну: оранжевая кепка отлетела, жирные отложения на груди («сиськи от легкой жизни», как называл их Генри, когда видел пару таких под тенниской какого-нибудь типа) подрагивали, как желе. И его зад, отчетливо видный в свете, беспощадном люминесцентном свете, не умеющем хранить тайны, выбалтывающем любые секреты своим настырным монотонным жужжанием. Безупречный белый мужской зад, безволосый, чуть дряблый, только начинающий отвисать: он перевидал тысячи таких в мужских раздевалках, где переодевался и принимал душ, да и сам он постепенно обзаводился чем-то подобным (и обзавелся бы, если бы старый дурак не сбил его машиной, непоправимо изменив конфигурацию пятой точки, и возможно, навсегда). Только с таким, ему еще не приходилось сталкиваться. Словно кто-то, сидевший в утробе Маккарти, бросил гранату или выпалил из миномета, чтобы… зачем?!

Из унитаза послышался очередной глухой всплеск. Крышка подпрыгнула. Что ж, вполне правдоподобный ответ. Чтобы выбраться наружу, конечно.

— Сядь на нее, — велел Джоунси Биверу.

— А?

— Сядь на нее, — почти проорал Джоунси на этот раз, и Бивер, поеживаясь, плюхнулся на крышку.

В холодном откровенном свете ламп кожа Бивера казалась серой, как сухая земля, испещренная крошечными точками черной щетины. Губы посинели и истончились. Над головой болталась старая шутливая надпись: УГОЛОК РАЗМЫШЛЕНИЙ ЛАМАРА, в голубых, широко открытых глазах застыл страх.

— Я сижу, Джоунси, — видишь?

— Да. Прости, что сорвался, Бив. Но ты просто сиди тут и все, ладно? Что бы там ни плескалось, оно в ловушке. И никуда не денется, кроме как в сточный резервуар. Я сейчас вернусь…

— Куда ты? Не хочу, чтобы ты бросал меня в нужнике, наедине с мертвяком. Если мы оба сбежим…

— Никуда мы не сбежим, — перебил Джоунси. — Это наш дом, и мы никуда не сбежим.

Что, разумеется, звучало благородно, но не проясняло самый главный мотив столь отважного заявления. Джоунси в основном опасался, что эта штука, затаившаяся в унитазе, способна передвигаться быстрее, чем они. Или ползать. Или летать.

В его мозгу со скоростью света проносятся кадры из сотен ужастиков: «Паразит», «Пришельцы», «Они пришли изнутри».

Карла ни за что не желала смотреть подобные гадости, как она выражалась, и заставляла его спускаться вниз, в кабинет, где тоже был телевизор. Но сейчас один из этих фильмов, вернее, то, что он видел в одном из них, может спасти их жизнь.

Джоунси глянул на красновато-золотистую плесень, пробившуюся из отпечатков пальцев Маккарти. Спасти их жизни от этой напасти в унитазе. Плесень… кому, во имя Господне, известно, что это?

Пакость в унитазе снова подскочила, стукнувшись о крышку, но Бивер без труда удерживал позиции. Вот и хорошо. Может, ОНО просто утонет, хотя Джоунси не стал бы на это рассчитывать, ведь жила же она в Маккарти! Она жила в старом мистере «Внемли-стою-и-стучусь-у-порога-твоего» довольно долго, может, все четыре дня, которые он бродил по лесу. Похоже, это она замедлила рост щетины у Маккарти, из-за нее его зубы выпали, и он непрерывно испускал газы, что, разумеется, не могло быть не замечено даже в вежливейшем из вежливых обществе, газы, скорее напоминавшие отравляющий газ, но само создание, очевидно, процветало… резвилось… росло.

Перед Джоунси вдруг появилось яркое изображение белого свиного цепня, выбиравшегося из горы сырого мяса. К горлу подкатила желчь. Он издал странный клокочущий звук.

— Джоунси! — Бивер привстал с сиденья. Он казался еще более встревоженным, чем раньше.

— Бивер, немедленно сядь!

Что Бивер и сделал — как раз вовремя. Пакость в туалете подскочила и снова ударилась о крышку, сильно, гулко…

Внемли, стою и стучусь у порога твоего.

— Помнишь тот фильм, «Смертельное оружие», где партнер Мела Гибсона не смеет слезть со сральника? — спросил Бивер, улыбаясь, хотя глаза оставались серьезными и испуганными. — Похоже, правда?

— Нет, — возразил Джоунси, — потому что здесь нечему взрываться. Кроме того, я не Мел Гибсон, а ты, блин, слишком бел для Денни Гловера. Послушай, Бив, я иду в сарай…

— Не-а, ни за какие коврижки… ты меня тут не бросишь…

— Заткнись и слушай. Там где-то валяется моток изоленты? Верно?

— Да, только не валяется, а висит на гвозде, по крайней мере мне так…

— Да, я вспомнил, на гвозде. Около банок с красками. Огромный, как колесо, моток. Я сейчас найду его, вернусь и обмотаю унитаз. Потом…

Новый всплеск, словно ОНО сумело услышать и понять. Но откуда мы знаем, может, так и есть? — подумал Джоунси. Когда ОНО с силой ударило в крышку, Бивер поморщился.

— Потом мы отсюда уберемся, — докончил Джоунси.

— На «кэт»?

Джоунси кивнул, хотя на самом деле совершенно забыл о снегоходе.

— Да, на «кэт». Нужно перехватить Генри и Пита…

Бив судорожно затряс головой.

— Карантин, так сказал тот тип в вертолете. Наверное, именно поэтому они еще не вернулись, разве не понимаешь? Их скорее всего задержали эти…

Шмяк!

Бивер съежился. Джоунси передернуло.

— …карантинная служба.

— Вероятно, — согласился Джоунси. — Но, слушай, Бив. По мне лучше сидеть в карантине с Питом и Генри, чем здесь, с… чем здесь, а тебе как?

— Давай просто спустим воду, — предложил Бивер. — Как насчет того, чтобы просто спустить воду?

Джоунси покачал головой.

— Но почему?

— Потому что я, как и ты, видел дыру, которую ОНО пробило, выбираясь наружу, — сказал Джоунси. — Не знаю, что это такое, но мы не избавимся от него, просто дернув за ручку. Слишком ОНО велико.

— Е… твою… — прошипел Бивер, с размаха хлопая себя ладонью по лбу. Джоунси кивнул. — Ладно, Джоунси, иди за лентой.

Джоунси направился было к двери, но на пороге остановился и оглянулся:

— И, Бивер…

Бивер поднял бровь.

— Сиди, как пришитый, приятель.

Бивер нервно хихикнул. Джоунси принялся ему вторить. Все еще хохоча, они встретились взглядами: один стоя в дверях, другой — восседая на унитазе.

Все еще посмеиваясь, Джоунси пересек большую комнату (сиди, как пришитый, — чем больше он об этом думал, тем забавнее казалось) и зашагал к черному ходу. Его лихорадило, попеременно обдавая то жаром, то холодом, трясло от страха и нервной веселости. Сиди, как пришитый. Член Иисусов!

Бив слышал удаляющееся хихиканье Джоунси, даже когда за ним захлопнулась дверь. И несмотря ни на что, он был рад слышать этот звук. Этот год и без того оказался худым для Джоунси, сначала они даже думали, что он отдаст концы. Бедный старина Джоунси, и тридцати восьми нет! Плохой год и для Пита, который слишком много пил, неважный для Генри, у которого иногда делался неприятно отсутствующий вид, чего Бив не понимал и не любил… пожалуй, теперь можно сказать, что и для Бивера Кларендона год выдался отвратительным. Конечно, это всего лишь один день из трехсот шестидесяти пяти, но кто же просыпается утром, твердо зная, что к полудню в ванне будет валяться голый тип, а тебе придется торчать на сиденье унитаза, чтобы удержать нечто, чего ты даже не видел…

— Ну уж нет, — решительно сказал Бивер. — Я не загляну туда. Ни за что не загляну.

Да и не придется. Джоунси вернется с изолентой минуты через две, самое большее, через три. Вопрос в том, где он хотел бы оказаться, пока не вернется Джоунси? Где мог бы чувствовать себя легко и свободно?

К Даддитсу, вот куда. При мысли о Даддитсе ему всегда становилось хорошо. И Роберта, думать о ней тоже всегда приятно. Вне всякого сомнения.