Ловец снов - Кинг Стивен. Страница 56

Генри выпрямился, заметил свежую кровь на перчатке и яростно выругался. Он прикрыл нос и рот, раздобыл респираторы и намеревался надеть не меньше чем пару, когда войдет в «Дыру в стене», но совершенно забыл о ране на бедре, полученной при аварии «скаута». Если грибок и в самом деле распространял инфекцию, значит, его песенка спета. Впрочем, и все предосторожности скорее всего бесполезны.

Генри представил табличку, с которой кричали большие красные буквы:

Он невесело усмехнулся и направился к дому. Что ж, так или иначе, он все равно не собирался жить вечно. С востока все доносились и доносились выстрелы.

Снова поднявшись на крыльцо, Генри без особой надежды полез в карман за платком… и не нашел. Вот вам преимущества лесной жизни: мочиться где попало и сморкаться прямо в снег, без всяких платков. Отчего-то именно в возможности вести себя по-дикарски мужчины находили особенное удовольствие. Когда задумаешься о таком, кажется просто неслыханным чудом, что женщины вообще способны любить лучших из них, не говоря уже об остальных.

Он снял пальто, рубашку, белье с подогревом и остался в выцветшей футболке с эмблемой бостонских «Ред сокс» и надписью «ГАРСИА ПАРРА 5» на спине. Генри стащил и ее, свернул лентой и обвязал вокруг вымазанной засохшей кровью дыры на джинсах, снова подумав, что запирает конюшню после того, как лошадь увели. Все же приходится затыкать щели, верно? И не рисковать попусту. Еще существуют основы, на которых держится жизнь. Даже если бег этой жизни вот-вот оборвется.

Он снова натянул одежду на покрытые гусиной кожей плечи и приладил сразу два респиратора. И решил было прикрыть еще двумя уши, но представил, как тесемки перекрещиваются на затылке, словно ремни кобуры, и расхохотался. Что еще? Упрятать под оставшуюся маску глаза?

— Если оно меня достанет, значит, достанет, — сказал он вслух, но тут же напомнил себе, что лишняя осторожность не помешает, лишняя осторожность еще никого не убила, как говаривал старый Ламар.

Даже за то короткое время, что Генри провел в сарае, грибок (или плесень, или что еще там) заполонил дом. Под ним не было видно ковра. На диване, на стойке между кухней и столовой, на табуретках у стойки виднелись красно-золотистые островки. Извилистые капилляры пуха сбегали по ножке стола, словно повторяя след чего-то пролитого, и Генри вспомнил, как собираются муравьи на крупицах рассыпанного сахара. Но самым неприятным была поросшая красно-золотым мхом паутина, свисавшая с потолка над ковром навахо. Несколько секунд Генри сосредоточенно рассматривал ее, прежде чем сообразил, что это — Ловец снов Ламара Кларендона. Генри не думал, что когда-нибудь узнает, что же здесь все-таки произошло, но в одном можно быть уверенным: на этот раз Ловец поймал в свои сети настоящий кошмар.

Надеюсь, ты не собираешься заходить сюда? Особенно теперь, когда увидел, как это быстро растет? Джоунси вроде был в порядке, когда проезжал мимо, но на самом деле это не так, и ты это понимаешь. Успел почувствовать. Итак… ты ведь не собираешься заходить сюда, верно?

— Собираюсь, — сказал Генри. При каждом слове двойной горб респиратора вздувался и опадал. — Если меня скрутит… что ж, придется покончить с собой… раньше, чем планировалось.

И хохоча, как Стабб в «Моби Дике», Генри шагнул за порог.

Колонии грибка за единственным исключением напоминали тонкие ровные коврики и поросшие плесенью кочки. Исключение Генри увидел перед дверью ванной, где горбился настоящий холм, взобравшийся на дверь, опушивший косяки на высоте приблизительно четырех футов. Это неряшливое нагромождение, похоже, появилось на каком-то сероватом, губчатом веществе. Странная губка, тянувшаяся к гостиной, раздваивалась, образуя нечто вроде буквы V, что неприятно напомнило Генри о раскинутых ногах. Словно кто-то умер прямо в дверях ванной, и грибок вырос на трупе.

Генри пришли на память наспех пройденный в колледже курс судебной медицины, толстый учебник с фотографиями, мрачными, зачастую тошнотворными снимками с мест преступлений. Ему долго не давал покоя один: жертву убийства бросили в лесу, но обнаженное тело обнаружили дня через четыре. На затылке, под коленями и между ягодицами успели вырасти поганки.

Четыре дня. Все же четыре дня. Но еще утром в доме не было ни следа этой пакости, а ведь прошло всего…

Генри посмотрел на часы и увидел, что они остановились на без двадцати двенадцать. А вместе с ними и время.

Он повернулся и заглянул за дверь, отчего-то убежденный, что там что-то прячется.

Нет. Ничего, кроме «гаранда» Джоунси, прислоненного к стене.

Генри уже было отвернулся, но тут же сообразил: на ружье нет грибка. Генри схватил «гаранд». Заряжен, поставлен на предохранитель, один патрон в стволе. Генри повесил ружье на плечо и снова вернулся к противному красному вздутию, пузырившемуся у двери ванной. Здесь сильнее ощущалась эфирно-серная вонь, смешанная с чем-то совсем уж омерзительным. Генри медленно пресек комнату, направляясь к ванной, вынуждая себя продвигаться шаг за шагом, боясь (и все больше убеждаясь), что красный горб с серыми придатками в виде раздвинутых ног — это все, что осталось от его друга Бивера. Еще минута — и он увидит спутанные пряди длинных черных волос Бива или его ботинки «Доктор Мартенс», которые Бивер называл своей «декларацией солидарности с лесбиянками». Почему-то он вбил себе в голову, что «Доктор Мартенс» — некий тайный знак, по которому лесбиянки узнают друг друга, и переубедить его оказалось невозможным. Кроме того, он пребывал в твердой уверенности, что миром правят некие личности, носящие имена Ротшильдов и Гольдфарбов, и вероятнее всего, отдают приказы из глубоко законспирированного бункера, высеченного в скалах Колорадо. Бивер, который всем удивленным восклицаниям предпочитал «трахни меня, Фредди»…

Но как можно с уверенностью сказать, что уродство в Дверях ванной когда-то было Бивом или вообще кем-нибудь? Все это одни домыслы. Силуэт? Но это еще ни о чем не говорит.

В губчатой массе что-то блеснуло, и Генри наклонился поближе, одновременно задаваясь вопросом, не дали ли микроскопические споры грибка всходы на влажных незащищенных глазных яблоках.

Блестящий предмет оказался дверной ручкой. Рядом валялся поросший красновато-золотым пушком рулон изоленты. Генри вспомнил о разгромленном сарае, опрокинутых коробках, выдвинутых ящиках. Может, именно это искал Джоунси? Проклятую изоленту? Что-то в голове — может, очередной щелчок, а может, и нет — подсказало, что так и было. Но зачем? Во имя Господа, зачем?!

За последние пять месяцев мысли о самоубийстве посещали его чаще и оставались все дольше, треща в голове на своем тарабарском наречии. Любопытство и любознательность почти покинули Генри. Зато сейчас любопытство разбушевалось на полную катушку, словно пробудилось страшно голодным и теперь требовало все новой пищи. Но накормить его было нечем. Может, Джоунси хотел наглухо залепить лентой дверь? Да, но от чего он пытался отгородиться? Он и Бив наверняка знали, что это не спасет от грибка, который попросту протянет свои ползучие пальцы под дверь.

Заглянув в дверь, Генри издал странный горловой хрип и отшатнулся. Какое бы безумное непотребство здесь ни творилось, нет никаких сомнений: все началось и закончилось в ванной. Комната превратилась в красную пещеру, голубой кафель почти исчез под мхом. Низ раковины и унитаз тоже не избежали нашествия. Крышка сиденья откинута на бачок, и хотя Генри не мог утверждать наверняка — слишком густо все поросло грибком, ему показалось, что сиденье треснуло и топорщится обломками внутрь. Душевая занавеска превратилась в некое подобие бархатного театрального занавеса, хотя была сорвана почти со всех колец (с которых, в свою очередь, свисали мохнатые бороды) и лежала в ванной.

Через бортик ванны, тоже поросший бахромой, перекинулась одетая в тяжелый ботинок нога. «Доктор Мартенс». Генри не нужно было даже присматриваться. Похоже, он все-таки нашел Бивера.