Дочь самурая. Трилогия (СИ) - Касаткин Олег Николаевич. Страница 82

Гимн Империи был написан в середине века. Юкки не раз слышала эту величественную мелодию, но только сейчас осознала, насколько она захватывает человека, стоящего на трибуне ипподрома и вливающего свой голос в многотысячный хор.

Пел, казалось, весь Город. Даже самые легкомысленные гости перестали посмеиваться и, уткнувшись в буклеты, старательно выпевали незнакомые слова.

При звуках гимна в ложе Кафизмы появился император, опустился на приготовленный для него малый трон, и – единственный из всех – дослушал гимн сидя.

За императором шла Хикэри, для которой было приготовлено кресло рядом с троном, потом шли кронпринц Германии Фридрих и Кая Косаки (Юкки протерла глаза… Кая, увидев ее, приподняла бровь), принц Генуэзский Томмазо, президент Техаса Марвин Буш и несколько избранных, по обычаю, высокородных гостей. Ими оказались главы нескольких держав Альянса со своими семьями, в том числе король Словакии Томаш, его внука посадили рядом с Юкки.

Последние строки гимна окончились громовым «Ура!»

Тем временем, началась жеребьевка. Рыжий человек в красном одеянии поднял над головой большую чашу, наполненную белыми шариками, и подошел к Хикэри. Та стала по одному вынимать шарики и опускать их в поданный ей высокий и узкий стакан. Когда двенадцать шариков уместились в нем стопкой один над другим, рыжий, поклонившись, отошел от ее высочества и поставил стакан на столик. Миг – и шарики вспыхнули фиолетовым светом, отчего на них ясно стали видны крупные римские цифры.

– Первые три забега! – громко провозгласил мужчина, вынимая шарики один за другим. – Синие: Александр Михайлов, первая дорожка! Зеленые: Михаил Нотишвили, вторая дорожка! Красные: Андреас Мицотакис, третья дорожка! Белые: Георгий Петрофанов, четвертая дорожка!

Трибуны взорвались восторженными криками, причем больше всего, как показалось Юкки, горячились красные.

Со второй чашей рыжий подошел к Юкки. Она протянула руку и стала один за другим опускать в стакан шарики с невидимыми номерами.

Из ворот манежа, тем временем показались одна за другой, колесницы первой четверки участников соревнований. Проезжая по улице к воротам Ипподрома, возницы успевали перекинуться парой слов со стоявшими в толпе друзьями или поймать букетик, брошенный какой-нибудь юной особой. Дальше их ждала яркая площадь, наполненная разодетым народом, флагами, цветами и аппетитными запахами.

Как только колесницы заняла свои места в арке стартовой башни, актуарий взмахнул белым платком. Канат, перегораживавший все четыре проезда, упал, и кони рванулись вперед. Бега начались.

Тяжелые квадриги разогнались не сразу. Видно было, как напряглись лошадиные спины, как сжались возницы, словно желая помочь великолепным животным. Но колесницы быстро набрали нужную скорость и понеслись по каменистым дорожкам колесо к колесу.

Юкки смотрела на арену во все глаза. Колесницы уже приблизились к сфенде ипподрома, и им нужно было поворачивать. Ее тянуло зажмуриться. Она не представляла, как можно на такой скорости заставить четырех лошадей уклониться в сторону. Казалось, они врежутся в трибуны и на этом все закончится. Она не спускала глаз с Мицотакиса. Тот стоял на своей колеснице, напряженно сжимая поводья и смотрел вперед, чуть наклонив голову. Он был сейчас необычайно красив. Ремешок красной каски туго охватывал упрямый подбородок, красный пробковый жилет был похож на панцирь. А мощные загорелые руки были, кажется, вылеплены с античной статуи.

«Эх, если б ему еще волосы подлиннее!» – подумала Юкки и тут же мысленно усмехнулась: однако, что за мысли ее посещают?..

Между тем белый возница стал немного притормаживать, зеленый шел с ним вровень, а синий, кажется, увеличил скорость – по крайней дорожке ему было удобнее всех поворачивать, но и путь предстояло пробежать больший, чем другим. Но всеобщее внимание захватил Андреас: он вдруг резко рванулся вперед и, обогнав синего и зеленого, занял короткую первую дорожку! Трибуны взорвались криками и свистом.

Запряжки понемногу выстроились в цепочку, которая медленно удлинялась. Юкки почти физически чувствовала, как вибрирует арена под копытами шестнадцати лошадей, как колеса стирают в пыль мелкие камешки. На поворотах Александр сильно отклонялся влево, закладывая на своей квадриге крутые виражи. Казалось, он вот-вот чиркнет каской по каменному полукругу. Пока что никто не мог его обогнать.

«Нам отсюда хорошо думать, когда все видно, – пронеслось в голове у Юкки. – А каково там, на колеснице, когда нужно и править, и спиной чувствовать противников?!..»

Трибуны ревели. Впереди шел Мицотакис, и сразу за ним – Нотишвили. Синие и белые заметно отстали. Иногда от непривычного шума Юкки даже казалось, что наступила глубокая тишина, и тогда запряжки казались ей диковинными жуками, медленно ползущими по песку.

…На финишной прямой грузин попытался было, по привычке, обойти соперника, но с его коней уже летела пена, и колесница зеленых пришла к финишу второй, опоздав на пять секунд. Зрители чествовали победителя древним приветствием, которое возглашалось на ипподроме уже много столетий:

– Прекрасно прибыл, несравненный возница!

Во втором заезде Нотишвили переменив коней, попробовал было повторить трюк Мицотакиса, но, видимо, занервничал, ошибся и снова отстал. Третий заезд тоже выиграли красные. Трибуны кипели. Юкки, забыв про все на свете, прыгала от восторга, когда грек в третий раз оборвал финишную ленточку. Болельщики синих, зеленых и белых были явно разочарованы. Особенно те, кто ставил на Нотишвили!

Император снова красовался в Кафизме. Непростая обязанность, но уже последний день бегов, великая гонка заканчивается – какое счастье! Ипподром привычно ревел, квадриги, круг за кругом, наматывали невидимые нити на невидимую прялку. Если в другое время государь Олег нашел бы в себе силы заинтересоваться происходящим на арене, то сейчас это было невозможно, слишком много событий впереди. С народа достаточно простого присутствия его золоченой статуи, кому есть дело до того, о чем он думает!

Но о чем же? Ольга сегодня прекрасна, сидит рядом и временами поворачивается к нему, смотрит влюбленными глазами. Азарт горячит ее, прелестный румянец на щеках, и эта рубиновая подвеска на шее… О да, он любит, когда она носит Его знак, знак своей принадлежности ЕМУ!

Но вот он, наконец, последний забег!

Актуарий произносил имена как титулы.

– Иван Месков… Александр Михайлов… Семен Гаген… Андреас Мицотакис.

Зрители уже устали кричать и петь, замерли, ждут последнего круга. Ипподром притих, даже стал слышен стук копыт и железных колес. Но вот он, последний круг! Впереди разумеется несравненный грек. Трибуны взрываются, словно повинуясь незримому знаку. Они уже отдохнули и сейчас выплеснут все, что накопилось за эти семь дней. Это крещендо вот-вот будет приветствовать победителя…