Безбашенная (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra". Страница 10

Ветер вдруг стихает. Начинают кружиться редкие снежинки.

Его перекур затягивается. Сигарета просто тлеет в пальцах.

Включаю на панели радио. С раздражением слегка нажимаю на клаксон.

Выбрасывает сигарету.

Садится рядом. Мы молчим. Снег становится гуще. Он навевает мне почему-то ту ночь, когда он забирал меня из Заельцовского, как мы молча ехали до моего дома и как потом, все в снегу, горячо целовались на капоте его тачки. По радио играет какая-то старая-старая песня.

Мы одновременно сосредотачиваемся на припеве, встречаясь глазами.

А помнишь наш вечер и белый снег

Ложился на плечи тебе и мне,

Шел первый и теплый снег декабря,

Тогда я не знал, какая ты…

— Дрянь! — вслух с эмоцией повторяет он конец текста.

Нормально!

— То есть я дрянь, да? Окей. Как пожелаете! Но у меня есть что сказать.

— Скажи.

— Не надо скидывать моих зайцев с качелей, на которых я их раскачиваю! — рявкаю я. — Я сама ссажу их, когда сочту нужным. У тебя нет права их убивать. Это право есть только у меня. Это мои зайцы!!! И я буду делать это ласково, на сколько способна.

— Мне показалось, что он занял моё место и я сделал то, что должен был.

— Тебе показалось!

— Да? Тогда извини за зайца. Это инстинкты.

— Отдай мой паспорт.

— Завтра.

— Отвези меня домой.

И мы опять молча едем. Только теперь кипит не он, а я.

И никаких тебе поцелуев на капоте.

Паркуется.

— Жень.

Искоса смотрю на него.

— Ты что сделала со мной, м? — нервно проезжается пятерней по волосам.

— Я не скидывала тебя с качелей, ты спрыгнул сам.

— Я всё равно разбился.

— Не обессудь, но жалости не будет. После неё только брезгливость. А это поход в один конец.

Его брови возмущенно взлетают.

— Тормози, Жень.

— Качели раскачаны. Не вижу оснований притормаживать их для тех, кто не оценил удовольствия от полета.

Да, очень хотелось врезать тебе по лицу. Получай!

Выхожу из тачки, не дожидаясь его реакции, и быстро скрываюсь за дверью подъезда.

Захлопываю с раздражением за собой дверь в квартиру. Не включая свет, скидываю обувь, верхнюю одежду, сажусь у стены на пол.

Как-то так…

Моё сердце колотится. Вспоминаю его дрожащие пальцы. Это просто адреналин…

В его руках смущает меня другое. Напрягаюсь, вспоминая как они лежали на руле.

Там свежие проколы от игл. Именно в тех местах, в которых шила его я.

И я концентрируюсь на этой картинке, вдруг, приходя в себя. Все слетает — эта ситуация, его побег, метания…

Звонок в дверь.

Прислушиваюсь к ощущениям. Аронов.

Встаю, открываю, не глядя в глазок, отступаю назад.

Делает шаг в квартиру, резко оказываясь очень близко. Наше дыхание синхронно сбивается. Я чувствую его запах. В темноте это во много раз острее и детальнее. Такой знакомый и уже такой непривычный за это время. Мою грудь накачивает этим запахом. Я чувствую себя очень жесткой. И я чувствую его…

Как ему пьяно… неустойчиво… неконтролируемо… Наши губы в паре сантиметров друг от друга. Но он не смеет. Я чувствую это тоже.

Веду большим пальцем по его кисти, чувствую чуть припухшие проколы.

— Да, — хрипло. — Ты воткнула их намертво. Я пытался воссоздать иллюзию твоего присутствия.

— Вниз.

Он оседает на колени очень спокойно, уверенно, красиво, без всякого пафоса и попыток торговаться.

И я словно взлетаю, наполняясь щемящей эйфорией.

Ему хорошо и спокойно, я чувствую! Он «дома».

— Владей…

Глава 6 — Лев вернулся

Мы стоим у окна, он обнимает меня сзади. Смотрим на набережную и на Обь. Это очень по-домашнему… Но я чувствую его очень беспокоит что-то.

Рука ложится мне на лоб.

Внутри меня оживает какая-то ассоциация, мне хочется её выплеснуть, я расслабляюсь, позволяя это себе:

— …После мраморов Каррары

Как живется вам с трухой

Гипсовой?

Из глыбы высечен

Бог — и начисто разбит!

Как живется вам с сто-тысячной —

Вам, познавшему Лилит!

Рыночною новизною

Сыты ли?

К волшбам остыв.

Как живется вам с земною

Женщиною, без шестых

Чувств?

Закрывает мне рот ладонью.

— «Попытка ревности»? Красиво. Но… Я. Ездил. Один.

— Я знаю! Верю. Но это было внутри, и я отпускаю… Ты вложил в меня это. Забери обратно. Полноценной ревности не случилось. Поэтому только "попытка".

— Я сожалею… Я сожалею, что не справился со своей натурой и не сказал тебе, что еду один, когда решил так. Мне хотелось, чтобы тебе было больно.

— Ты скорпион, — пожимаю я плечами. — Я принимаю твой яд.

— Спасибо. Я ценю.

Его рука возвращается на лоб.

— Ты горишь, детка.

Это реакция на стресс. У меня бывает.

— К утру пройдет. Как ты съездил? Нашел себя?

— Как… Как только приземлился, я уже понимал, что идея провальная. Но… Первую неделю пытался имитировать отпуск, — невесело усмехается. — Пляж, бар, Каппадокия… Хотел всегда побывать там и не запомнил абсолютно ничего. Всё фоном. Не сделал ни одной фотографии. Моё сознание осталось здесь. Как и моё полноценное дыхание. Я задыхался без тебя, — сжимает, вдыхая глубоко-глубоко у основания моей шеи. — Вторую — провел в номере. В жестоких боях с самим с собой. То, что мне казалось невыносимым здесь, там, вдруг, показалось незначительным на фоне того, как ущербно я стал ощущать себя, осознавая, что ты больше не часть моей жизни. Я смотрел на женщин-туристок, женщин-турчанок… Я смотрел им в глаза. Мне казалось, я смотрю в глаза животным. Я не мог найти ни одной женщины своего вида. Ты что-то сделала с моим восприятием. «После мраморов Каррары…». Единственная, с кем я смог поговорить, была пожилая француженка. Я сделал это просто из удовольствия пообщаться на французском. Она оказалась интересной собеседницей. Мы проговорили полчаса, и я ушел к себе. Французский тоже не принес мне удовольствия. А поддерживать диалог не было моральных сил. На третьей неделе я начал ехать крышей. Я перестал понимать зачем затеял все это. Зачем разорвал отношения. Не мог вспомнить свою мотивацию. Я превратился в депрессивный комок нервов. И оставался там уже больше по инерции и из упрямства довести начатое до конца, я купил себе иглы… и… Это был интересный опыт.

Тоже верю.

— Ты обещала, что «жалости не будет». Они помогли мне найти себя.

— Не будет. Я уважаю твой опыт и твою прозрачность. Итог?

— Душа ампутирована, а фантомные боли накрывают. Какой тогда смысл? Пусть уж тогда лучше будет. Пустота хуже боли. Не хочу жить в пустоте. Побег от самого себя не удался. Прости мне эту слабость.

— Прощаю. Но многое изменилось. Мы не можем отмотать в ту точку, в которой расстались.

— Почему?… Из-за этого «зайца»? Кто он? Ты спишь с ним? На чем выстроены ваши отношения? — голос ровный, а дыхание нет, я чувствую, как глубоко внутри его от этого передергивает.

Вдыхает поглубже, снимая эту дырявую маску равнодушия.

— Черт… нет! Не так. Мне абсолютно плевать на это всё! Я хочу тебя обратно. Скажи мне что-нибудь…

— Крис сказала, чтобы оценить одного мужчину, нужно попробовать другого. И я буду ценить тебя больше, если…

— Крис… — сжимает он зубы.

— Я не совсем с ней согласна. Ценить еще больше я тебя не буду. Ты безусловная ценность для меня! Я твою уникальность осознаю. Но… Ведь может быть и что-то совсем другое. И мне любопытно…

— Этот заяц возник из-за любопытства?

— И еще от голода. Ты заморил меня голодом. Съесть кого-то более близкого я себе позволить не смогла.

— Почему?

— Потому что… я понимала, что история эта краткосрочная, а я не готова потерять никого из своего окружения. Оно мне доставляет…

— Все мои вопросы по этому человеку сняты. Я тебя понял. Осталась просьба.

— Давай…

— Не реанимируй его.