Секретные дневники мисс Миранды Чивер (ЛП) - Куин Джулия. Страница 23

— Ты расправился со своими булочками и молоком, Уинстон? — спросил Тернер. — Мы должны отправиться в путь. Похоже, к вечеру все небо затянет облаками.

Уинстон взял еще одну булочку, самую большую.

— Мы можем взять закрытый экипаж.

— Я пойду за своим пальто, — сказала Миранда, вставая. — Вы и без меня можете выбрать экипаж. Мы встретимся в розовой комнате? Через двадцать минут?

— Я пойду с тобой, — сказал Уинстон быстро. — Мне нужно взять кое-что из своего чемодана.

Пара ушла из кухни, и Оливия немедленно набросилась на Тернера.

— Что с тобой не так?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Прошу прощения?

— Я так старалась сделать пару из этих двух, а ты разрушаешь все это.

— Попытайся не быть таким трагиком, — сказал он, качая головой. — Я просто покупаю перчатки. Это не остановит свадьбу, если она действительно будет неизбежна.

Оливия нахмурилась.

— Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты ревнуешь.

На мгновение, Тернер не мог ничего делать, только смотреть. Но затем он обрел свой здравый смысл — и свой голос — и проговорил:

— Ну, ты же действительно знаешь. Таким образом, я буду благодарен, если ты не будешь делать необоснованных обвинений.

Ревнует к Миранде. О господи, о чем дальше она подумает?

Оливия скрестила свои руки.

— Хорошо, но ты совершаешь странные поступки.

Тернер всю жизнь обращался со своей младшей сестрой по-разному. Главным образом, он использовал нарочитое невнимание. Иногда он принимал более заботливую роль, удивляя ее подарками и лестью, когда это было удобно для него. Но разница в их возрасте давала гарантию того, что он никогда не рассматривал ее как равную и что он никогда не разговаривал с ней, не как с ребенком.

Но теперь она обвиняла его в желании Миранды. И его голос был тверд, резок, и пронзителен, когда он сказал:

— Если бы ты забыла о своем собственном желании иметь Миранду всецело в твоем распоряжении, ты увидела бы, что она и Уинстон чрезвычайно не подходят друг другу.

Оливия задохнулась от неожиданного нападения, но она быстро пришла в себя.

— Всецело в моем распоряжении? — повторила она неистово. — Кто теперь делает необоснованные обвинения? Ты знаешь так же, как и любой другой, что я обожаю Миранду и хочу, чтобы она была счастлива. Кроме того, она испытывает недостаток в красоте и в приданом, и…

— О, для любви к…

Тернер закрыл свой рот прежде, чем он был проклят в глазах своей сестры.

— Ты ее низко ценишь, — Тернер с возражением набросился на сестру. Почему люди упорствовали, называя Миранду неуклюжей девочкой, которой она когда-то была? Она не могла походить на общепринятые стандарты красоты, как Оливия, но в ней было что-то, намного более глубокое и более интересное. Можно было смотреть на нее и знать, что есть кое-что, что не видно глазу.

— Уинстон был бы превосходной партией для нее, — продолжала горячо Оливия. — И она для…

Она остановилась, задыхаясь, и зажала свой рот рукой.

— О, что теперь? — сказал Тернер раздраженно.

— Это не о Миранде, не так ли? Это об Уинстоне. Ты не думаешь, что она достаточно хороша для него.

— Нет, — парировал он, немедленно и с возмущением в голосе.

— Нет, — сказал он снова, на сей раз взвешивая слово более тщательно. — Ничто не может быть дальше от истины. Они слишком молоды, чтобы пожениться. Особенно Уинстон.

Оливия немедленно обиделась.

— Это не правда, мы…

— Он слишком молод, — вмешался холодно Тернер. — И тебе не нужно смотреть за пределы этой комнаты, чтобы увидеть, почему жених не должен быть слишком молод.

Она не поняла сразу же. Тернер видел тот момент, когда она сделала это, видел понимание, а затем жалость.

Но он ненавидел жалость.

— Я сожалею, — выпалила Оливия; эти два слова гарантировали, что она стоит на краю. Но затем вновь проговорила:

— Я сожалею.

И убежала.

* * * * *

Миранда ждала в розовой комнате в течение нескольких минут, когда пришла горничная и сказала:

— Прошу прощения, мисс, но леди Оливия попросила меня сказать вам, что она не спустится вниз.

Миранда поставила статуэтку, которую она рассматривала и обратилась к горничной с удивлением.

— Ей нехорошо?

Горничная была сконфужена, и Миранда не хотела ставить ее в неловкое положение, когда она сама могла просто поискать Оливию. Поэтому она сказала:

— Не беда! Я спрошу ее сама.

Горничная сделала реверанс, и Миранда, повернулась к столу, который стоял рядом с ней, чтобы удостовериться, что она положила статуэтку в надлежащем положении: леди Ридланд нравилось, когда ее сувениры были поставлены именно так — и сделала шаг к двери.

И врезалась в большое мужское тело.

Тернер. Она знала это даже до того, как он заговорил. Это мог бы быть Уинстон, или это мог бы быть лакей, или это даже мог бы быть — небеса ей помоги — лорд Ридланд, но это не они. Это был Тернер. Она знала его аромат. Она знала звук его дыхания.

Она знала, как чувствовать воздух, когда была рядом с ним.

И это был тот случай, когда она знала, наверняка и навсегда, что это была любовь.

Это была любовь, и это была любовь женщины к мужчине. Маленькая девочка, которая представляла его белым рыцарем, ушла. Теперь она женщина. Она знала его недостатки и она видела его недостатки, и, тем не менее, она любила его.

Она любила его и она хотела излечить его, и она хотела…

Она не знала, чего она хотела. Она хотела все это. Она хотела все. Она…

— Миранда?

Его руки были все еще на ее руках. Она посмотрела на него, зная, что будет почти невыносимо устоять перед синим цветом его глаз. Она знала, что она не увидит там.

И она не увидела. Не было никакой любви, никакого открытия. Но он выглядел странно, по-другому.

И ей стало жарко.

— Извини, — проговорила она, запинаясь. — Я должна была быть более осторожной.

Но он не освобождал ее. Не сразу же. Он смотрел на нее, на ее рот, и Миранда подумала в одну прекрасную, счастливую секунду, что, возможно, он хотел поцеловать ее. Ее дыхание участилось, а ее губы раскрылись, и…

И затем все закончилось.

Он отошел подальше.

— Извини меня, — сказал он. — Я тоже должен быть более осторожным.

— Я собиралась найти Оливию, — сказала она, главным образом, потому что она понятия не имела, что еще сказать. — Она передала, что не спустится.

Выражение его лица изменилось — она знала: он знал, что она не права

— Оставь это, — сказал он. — С ней все будет хорошо.

— Но…

— На этот раз, — сказал он резко, — позволь Оливии решать самой ее собственные проблемы.

Губы Миранды раскрылись от удивления. Но она была спасена от необходимости отвечать появлением Уинстона

— Готовы ехать? — спросил он весело, не ощущая напряжения в комнате. — Где Оливия?

— Она не придет, — сказали Миранда и Tернер в унисон.

Уинстон переводил взгляд с одного на другого. Он был немного в замешательстве от их совместного ответа.

— Почему? — спросил он.

— Она плохо себя чувствует, — солгала Миранда.

— Очень жаль, — сказал Уинстон, при этом он не выглядел особенно несчастным. Он протянул свою руку Миранде.

— Едем?

Миранда обратилась к Тернеру:

— Ты все же поедешь?

— Нет.

Ему не потребовалось даже двух секунд, чтобы ответить.

11 Июня 1819

Сегодня мой день рождения, прекрасный и странный.

Бивилстоки устроили семейный ужин в мою честь. Было очень сладко и тепло, тем более что мой собственный отец, вероятно, забыл о том, что сегодня — это не тот день, когда некий греческий ученый сделал некоторые специальные математические вычисления или какую-то другую очень важную вещь.

От Лорда и Леди Ридланд: красивая пара аквамариновых серег. Я знаю, я не должна принимать что-то столь дорогое, но я не могла поднять шум за ужином, и я сказала: "Я не могу…" (с некоторым отсутствием убежденности), и была резко утихомирена.