Мертвая зона - Кинг Стивен. Страница 10
– Ну… Мало ли что.
Зловещее урчание в животе решило дело. Она искренне собиралась закончить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего не вышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить и она побежит в туалет глотать «Пепто-Бесмол».
– Все будет в порядке, – сказала она. – Это испорченная сосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее сам. Позвони мне завтра, когда у тебя будет перерыв.
– Ты уверена?
– Да.
– Ладно, парнишка. – Решив больше не спорить, он поднял трубку и вызвал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом. Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, что от него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Она слишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас в светские игры.
– Готово, – сказал он, вешая трубку. – Они пришлют такси через пять минут.
– По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, – сказала она улыбаясь.
– Чаевых не пожалеем, – отозвался он, подражая известному комику Филдсу.
Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку.
– Джонни, как ты это сделал?
– Ты о чем?
– Колесо. Как это тебе удалось?
– Какое-то озарение, вот и все, – сказал он без особой охоты. – У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко, даже в железку.
– Нет, – сказала она.
– Что – нет?
– Не думаю, что у каждого бывают озарения. То было что-то сверхъестественное. Меня… это даже напугало немного.
– Правда?
– Да.
Джонни вздохнул.
– Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия, вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удавалось находить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты ее знаешь?
– Маленькая, грустная, тихая Лиза? – Она улыбнулась. – Знаю. На моих уроках практической грамматики она витает в облаках.
– Она потеряла кольцо с монограммой школы, – сказал Джонни, – и пришла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхней полки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там.
– И ты всегда мог это делать?
Он засмеялся и покачал головой.
– Едва ли. – Улыбка слегка угасла. – Но сегодня чувство было особенно сильным, Сара. Это Колесо… – Он слегка сжал пальцы и разглядывал их насупившись. – Оно было вот здесь. И вызывало чертовски странные ассоциации.
– Какие?
– С резиной, – произнес он медленно. – Горящей резиной. И холодом. И льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Бог знает почему. И какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение.
Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала. Его лицо постепенно прояснилось.
– Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, так показалось.
– Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, – сказала она. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала, довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар, проникший в окно. Его такси.
– Я позвоню, – сказал он и нежно поцеловал Сару. – Ты точно не хочешь, чтобы я побыл здесь?
Внезапно ей этого захотелось, но она отрицательно покачала головой.
– Позвони, – сказала она.
– На третьей переменке, – пообещал он и направился к двери.
– Джонни?
Он повернулся.
– Джонни, я люблю тебя, – сказала она, и его лицо засветилось, словно вспыхнула электрическая лампочка.
Он послал воздушный поцелуй.
– Будешь чувствовать себя лучше, – сказал он, – тогда поговорим.
Она кивнула, но прошло четыре с половиной года, прежде чем она смогла поговорить с Джонни Смитом.
– Вы не возражаете, если я сяду впереди? – спросил Джонни таксиста.
– Нет. Только не заденьте коленями счетчик. Еще разобьете.
С некоторым усилием Джонни просунул ноги под счетчик и захлопнул дверь. Таксист, бритоголовый мужчина средних лет, с брюшком, опустил флажок, и машина двинулась по Флэгг-стрит.
– Куда?
– Кливс Милс, – сказал Джонни. – Главная улица. Я покажу.
– Придется взять с вас в полтора раза больше, – сказал таксист. – Мне ведь, сами понимаете, пустым оттуда возвращаться.
Рука Джонни машинально накрыла пачку купюр в брючном кармане. Он пытался вспомнить, держал ли когда-нибудь при себе столько денег сразу. Только однажды. Когда купил подержанный «шевроле» за тысячу двести долларов. По наитию он попросил в банке выдать ему наличными – хотелось своими глазами увидеть такую кучу денег. Оказалось, ничего особенного. Зато какое было лицо у торговца машинами, когда Джонни вывалил ему в руку двенадцать стодолларовых бумажек! На это стоило посмотреть. Правда, сегодня пачка денег в кармане его нисколько не радовала, скорее наоборот, вызывала какое-то беспокойство, и ему вспоминалось выражение матери: шальные деньги приносят несчастье.
– Хорошо, пусть будет в полтора раза больше, – сказал он таксисту.
– Ну вот и договорились. – Таксист стал более разговорчивым. – Я так быстро приехал, потому что у меня был вызов на Риверсайд, а там никого не оказалось.
– Правда? – равнодушно спросил Джонни. Мимо проносились темные дома. Он выиграл пятьсот долларов, ничего подобного с ним еще не случалось. Его не оставлял призрачный запах горящей резины… словно он вновь переживает что-то, случившееся с ним в раннем детстве… ощущение грядущего несчастья отравляло радость удачи.
– Да, эти пьянчуги сначала звонят, а потом передумывают, – сказал таксист. – Ненавижу поганых пьянчуг. Позвонят, а потом решают – какого черта, глотну-ка еще пивка. А то пропьют все деньги, пока ждут машину, а начнешь кричать: «Кто вызывал такси?» – молчат.
– Да, – сказал Джонни. Слева текла река Пенобскот, темная и маслянистая. А тут еще заболевшая Сара и это признание в любви. Возможно, оно было проявлением слабости, но, бог мой, а вдруг это правда! Он влюбился в нее прямо с первого свидания. Вот что было настоящей удачей, а не выигрыш на Колесе. Однако мысленно он возвращался именно к Колесу, оно вызывало тревогу. В темноте он все еще видел, как оно вращается, слышал, словно в дурном сне, замедляющееся пощелкивание указателя, который задевал за шпильку. Шальные деньги приносят несчастье.
Таксист повернул на автостраду № 6, теперь он увлеченно беседовал с самим собой:
– Вот я и говорю: «Чтоб я этого больше не слышал». Больно умный стал. Такого дерьма я ни от кого не потерплю, даже от собственного сына. Я вожу такси двадцать шесть лет. Меня грабили шесть раз. А сколько раз я «целовался», не сосчитать, хотя ни разу в крупную аварию не попал, спасибо деве Марии, святому Христофору и отцу вседержителю, правильно? И каждую неделю, какой бы неудачной она ни была, я откладывал пять долларов ему на колледж. Еще когда он был молокососом. И чего ради? Чтобы в один прекрасный день он пришел домой и заявил, что президент Соединенных Штатов свинья. Вот паразит! Парень небось думает, что я свинья, хотя знает, скажи он такое, я мигом пересчитаю ему зубы. Вот вам и нынешняя молодежь. Я и говорю: «Чтоб я этого больше не слышал».
– Да, – сказал Джонни. Теперь мимо пробегали перелески. Слева было Карсоново болото. Они находились примерно в семи милях от Кливс Милс. Счетчик накинул еще десять центов.
Одна тонкая монетка, одна десятая доллара, эй-эй-эй.
– Можно спросить, чем промышляете?
– Работаю учителем в Кливсе.
– Да? Значит, вы понимаете, о чем я говорю. И все-таки что за чертовщина происходит с этими детьми?
Просто они съели тухлую сосиску под названием Вьетнам и отравились. Ее продал им парень по имени Линдон Джонсон. Тогда они, знаете, пришли к другому парню и говорят: «Ради всего святого, мистер, нам чертовски скверно». А этот другой парень, Никсон, и отвечает: «Я знаю, как вам помочь. Съешьте еще несколько сосисок». Вот что произошло с американской молодежью.