Безмолвный ковчег - Геллатли Джульет. Страница 11

Когда мое посещение бройлерной фабрики подошло к концу, и дверь за мной закрылась, писк 20 000 птиц, зловоние помещения, их жалкий вид – все это со временем исчезло. Однако, то, что навсегда осталось в душе – это возмущение. Я глубоко убеждена, что мы создали полностью неприемлемую систему. Существа, которые не способны жить самостоятельно, без человеческого вмешательства, которых постоянно нужно держать на медикаментах, и, несмотря на это, выживают они все реже, эти существа являются показателем надвигающейся катастрофы. А о моральном аспекте и вовсе речи не идет.

Глава 4

Конец конвейера

Покидая ферму, я знала, что вечером начнут свою работу ловцы цыплят. Так местные парни нелегально подрабатывают. Почти в полной темноте они будут хватать цыплят пригоршнями за лапы, естественно, не обращая при этом внимания на переломы, ожоги и сердечные заболевания, и набивать ими клетки, которые на следующий день отправят на перерабатывающий завод. На этом заводе предстояло побывать и мне. Опять же, то, что я там увидела – типично для всех современных заводов.

Я ожидала увидеть другое. Это была стерильная модель чистой производственной эффективности, где все подчинено двум понятиям: время и действие, и где не существовало никаких издержек, даже лишнего времени, проведенного в туалете. Во время разговора с одним из работников я узнала про «учетную книгу». Чтобы работники не теряли время, ответственный за эту область человек, заносил их в «учетную книгу» всякий раз, когда они шли в туалет. Так компания могла проследить за тем, как часто каждый работник ходит в туалет и сколько времени у него это занимает. Таковы методы административного управления, вследствие которых цыплята из роскоши превратились в пищу, которая часто бывает дешевле помидоров.

Частью этой модели производственной эффективности является неизменный поток птиц, запускаемых на конвейер. В течение всего дня в определенное время к зданию завода подъезжают грузовики, после которых, пока они едут по сельской местности, остается след из белых перьев.

Из каждой прибывшей машины выгружают птиц. На том заводе это делали в крытом разгрузочном отсеке, примыкавшем к основному помещению. С идущего по верху конвейера свисали, раскачиваясь, оковы – грузчики засовывали лапы цыплят в эти оковы, и висящих вниз головой птиц, с едва трепещущими крыльями медленно уносила конвейерная лента. Нетрудно представить себе как чувствовали себя при этом птицы с переломами костей или 27-килограммовые индюки с пораженными тазобедренными суставами.

Конвейер с трепещущими цыплятами исчезал в проеме стены, но перед этим он проходил через большую емкость с водой, при этом туда погружались голова и шея каждой птицы. Через воду был пущен электрический ток – таким образом птиц оглушали. После прохождения через эту емкость трепетание на конвейере прекращалось. За исключением редких спазмов, никто больше не шевелился, и обездвиженные животные, с которых стекали капли воды, исчезали из вида.

Сначала я решила не присутствовать при самом процессе убийства птиц, но ведь тут вся индустрия основана на убое. Поэтому я решила, что это будет нелепо, если 16-летняя девушка будет такой робкой «маменькиной дочкой», что побоится увидеть то, что ежегодно происходит свыше 600 миллионов раз в одной маленькой стране.

Итак, меня повели в главное здание, там продолжалась конвейерная лента с того места, на котором она исчезла из вида в предыдущем помещении. Появились птицы, по-прежнему неподвижные, после электрической ванны с них все еще капала вода. Конвейерная лента проходила мимо человека, который стоял у водостока. На нем была белая одежда и длинный водонепроницаемый фартук.

Его работа заключалась в двух действиях: левой рукой он брал голову птицы, а правой перерезал ей с помощью острого ножа шею. Мгновенно кровь начинала хлестать сильным потоком. Человек повторял это действие весь день. Его руки и фартук от груди до самого пола были ярко красного цвета. На них была кровь бесчисленного количества несчастных маленьких созданий, которых породила для жалкого существования мультинациональная корпорация, а теперь она же их убивала.

Вряд ли местные работники, привыкшие к данному зрелищу, вдруг проснулись в одно прекрасное утро с непреодолимым желанием работать на заводе по убою и переработке цыплят, но это «лучше, чем сидеть на пособии по безработице», как сказал мне один из них. Мне показалось, что эта маленькая фраза сосредоточила в себе именно те ценности, которые господствуют в нашем обществе. Одиннадцать лет школьного образования, библиотеки и университеты, шедевры мировой литературы, музыки и живописи, философы и политические мыслители, пытающиеся познать суть жизни – и этот человек резал глотки, потому что у него не было другого выхода.

Весь процесс убоя подействовал на меня так, как я меньше всего ожидала. Я смотрела на эти монотонные, хладнокровные, совершаемые как нечто обыденное, действия, после которых бесконечная череда свисающих, окровавленных существ с перерезанными шеями двигалась дальше – и мне было очень их жалко. Но эта жалость не была сильнее той, что я испытывала при виде их несчастного, убогого существования в бройлерных птичниках. То, что меня на самом деле поразило – это глобальная жестокость, которую представляла эта бойня.

Конвейер продолжал двигаться, дальше птиц протаскивали через ванну с горячей водой, которая известна как «емкость для ошпаривания». Она предназначена для того, чтобы ослабить перья. Оттуда трупы переправлялись в машину для ощипывания, где резиновые пальцы требушили тушки, выдергивая у них перья.

Конструкторские изобретения – это замечательное явление, которое действительно обогатило и улучшило нашу жизнь в самых разных областях. Но если бы я была конструктором, как бы я, интересно, отреагировала, если бы кто-то позвонил мне и предложил разработать устройство для отрывания цыплятам голов. На самом деле ответ прост – это должно быть что-то вроде винта Архимеда, который с каждым поворотом оттягивал бы голову цыпленка все дальше, и, наконец, оторвал бы ее совсем.

Следующая остановка – это потрошение. Опять же, все делается автоматически. В анальное отверстие вводилось приспособление, похожее на металлическую ложку и тщательно выгребало оттуда все внутренности. Одна и та же ложка использовалась для всех цыплят.

Потом наступала очередь мытья, подготовки и упаковки. Цыплят, предназначенных для продажи в свежем виде, аккуратно заворачивали в прозрачный полиэтилен, упаковывая их так, чтобы грудка оказывалась сверху. Каждая тушка во время упаковки находилась на индивидуальном подносе, так стекали остатки жидкости. Цыплят, предназначенных для замораживания, отправляли в морозильное отделение.

Спустя всего несколько часов после прибытия цыплят на завод их уже маркировали для выхода в продажу и награждали престижными ярлыками: «высшее качество», «первый сорт», «отборный продукт». Так же, как и гениям из мира людей, этим созданиям пришлось дождаться смерти, и только после этого о них прозвучали хвалебные слова.

Во время одного беглого осмотра нельзя увидеть все, но в дальнейшем я выяснила еще некоторые подробности. Когда цыплят подвешивают вверх ногами, то их первая реакция – поднять голову. Это может означать, что они не попадают в водяную емкость для оглушения, в результате, когда им перерезают горло, они находятся в полном сознании.

Хуже того, технология совершенствуется, и сейчас на многих заводах роль человека в окровавленном фартуке и с ножом в руке выполняет специальное автоматическое устройство. Но у цыплят шеи не одинаковые, поэтому лезвие не всегда занимает идеальную позицию. Это значит, что более крупным птицам лезвие попадает на грудь, а более мелким – на голову, и в результате, и те и другие попадают в емкость с кипятком, будучи в сознании.

Но даже если шея перерезана, большинство используемых в наши дни механизмов надрезают шею сзади или сбоку, и редко перерезают сонную артерию. Это значит, что на этой стадии миллионы птиц все еще находятся в сознании. В одном исследовании были осмотрены три партии бройлеров, и выяснилось, что в первой партии 6,8 %, во второй 10 %, в третьей 23,4 % были еще живы, когда их опускали в бак с кипятком.