Мешок с костями - Кинг Стивен. Страница 12

Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли. В этом есть что-то нездоровое (думаю, что-то нездоровое есть и в повторяющемся сне, мое подсознание бьет и бьет в одну точку), но я не стану отрицать, что какая-то часть моего «я» наслаждалась летним покоем, который окружал меня во сне, и этой самой части нравилась грусть, которую я испытывал, просыпаясь. Экзотичности этого сна так недоставало мне в реальной жизни, особенно теперь, когда дорогу, на которой ранее резвилось мое воображение, наглухо заблокировали.

Насколько мне помнится, по-настоящему я испугался только один раз (но должен прямо сказать, воспоминаниям этим я не очень-то доверяю, потому что их вовсе не существовало). И случилось это, когда, проснувшись, произнес в темноте спальни: «Что-то у меня за спиной. Не подпускайте его ко мне. Что-то затаилось в лесу, не подпускайте его ко мне». Напугали меня не сами слова, а голос, которым я их произнес. То был голос человека, который вот-вот уступит охватывающей его панике, и звучал он совсем не как мой голос.

За два дня до Рождества 1997 года я вновь поехал в «Файделити юнион», где менеджер банка проводил меня к ячейке, упрятанной в залитые люминесцентным светом катакомбы. Когда мы спускались по ступеням, он заверил меня (наверное, в десятый раз), что его жена — давнишняя поклонница моего таланта и читает все мои книги. В десятый раз я ответил, что пора бы и ему попасться в мои сети. На что он добродушно хохотнул. Видать, мы придумали с ним новый Банковский ритуал.

Мистер Куинлэн вставил ключ в замочную скважину «А» и повернул его. Затем, скромненько, как сутенер, приведший клиента к кровати шлюхи, удалился. Я вставил свой ключ в замочную скважину «В», повернул, открыл ячейку. Она словно увеличилась в размерах. Оставшаяся коробка с рукописью забилась в дальний угол, напоминая единственного уцелевшего щенка, который знает, что его братьев и сестер уже отловили и удушили газом. На светлом картоне чернели буквы единственного слова:

Откровенно говоря, я уже не помнил, о чем шла речь в этом чертовом романе.

Я вытащил из банковской ячейки путешественника во времени, добравшегося до 1997 года из далеких восьмидесятых, и захлопнул дверцу. В ячейке осталась разве что пыль.

Дай ее сюда, — прошипела в моем сне Джо — за долгие годы впервые мне вспомнился этот сон. Дай ее сюда, это мой пылесос.

— Мистер Куинлэн, я закончил, — позвал я. Мне показалось, что голос мой дрожит, но Куинлэн, похоже, ничего не заметил, а может, сделал вид, что не заметил. Наверное, я был не единственным его клиентом, на которого визиты в «Файделити юнион» нагоняли тоску.

— Я обязательно почитаю ваши книги. — Он коротко глянул на коробку, которую я держал в руке (наверное, я мог бы приходить в банк с брифкейсом и класть в него рукопись, но никогда этого не делал). — Вот на Новый Год и почитаю.

— Почитайте, мистер Куинлэн, — энергично кивнул я. — Не пожалеете.

— Марк, — поправил он меня. И тоже не в первый раз.

Я написал два письма, одно из которых вложил в коробку с рукописью, прежде чем сдать ее в приемный пункт «Федерал экспресс». Оба я писал на компьютере, поскольку мое тело позволяло мне пользоваться программой «Ноутпэд». Конфликт возникал лишь в том случае, когда я хотел запустить шестой «Ворд». Я никогда не пытался писать роман, используя программу «Ноутпэд», предназначенную для составления коротких файлов, понимая, к чему это приведет. Естественно, я мог составлять кроссворды и играть в компьютерные игры, если у меня возникало такое желание. Я пытался писать роман ручкой, но без особого успеха. Без светящегося экрана вдохновение не приходило.

Одно из писем предназначалось Гарольду, второе — Дебре Уайнсток. Содержание разнилось в мелочах: «Вот вам моя новая книга, „Обещание Элен“. Надеюсь, она понравится вам так же, как и мне. А если встретятся шероховатости, то причина в том, что мне пришлось ужаться на целый месяц. Так что счастливого вам Рождества и веселой Хануки, надейтесь, что кто-нибудь подарит вам гребаного пони».

Я простоял час в очереди (перед Рождеством никто никуда не спешит, особенно те, кто на службе). Коробку с рукописью я держал в левой руке, книгу Нелсона Демилля «Школа колдовства» — в правой. Прочитал почти пятьдесят страниц, прежде чем мой последний неопубликованный роман перекочевал в руки усталой приемщицы. Когда я пожелал ей счастливого Рождества, она лишь пожала плечами и ничего не ответила.

Глава 4

Телефон зазвонил, как только я переступил порог. Фрэнк Арлен. Спросил, не составлю ли я ему компанию на Рождество. Не только ему, но всем братьям, которые собирались приехать с семьями.

Я уже открыл было рот, чтобы отказаться (не хватало мне ирландского Рождества, когда все пьют виски и со слезами на глазах вспоминают Джо, а по полу при этом ползает с десяток представителей подрастающего поколения в компании с не меньшим числом собак), но неожиданно услышал, что обязательно приеду.

Фрэнка мой ответ удивил не меньше, чем меня, но он искренне обрадовался.

— Фантастика! — воскликнул он. — Когда ты сможешь сюда добраться?

Я стоял в холле, с галош на линолеум капала вода, через арку я мог видеть гостиную. Рождественская елка там не стояла: после смерти Джо Рождество я не праздновал. Комната казалась таинственной и слишком большой для меня… Каток для роллеров с обстановкой начала века.

— Я только что приехал, — ответил я. — Со всеми делами покончил. Как насчет того, если я прямо сейчас соберу сумку, сяду в машину и покачу на юг, пока мотор еще не остыл?

— Великолепно, — без малейшей заминки послышалось с другого конца провода. — Мы сможем устроить себе холостяцкий вечерок до прибытия сыновей и дочерей Восточного Молдена. Как только положу трубку, сразу наполню твой стакан.

— Тогда и я не буду терять времени.

Рождество обернулось для меня лучшим со дня смерти Джоанны праздником. Пожалуй, единственным праздником за все время моего одиночества. Четыре дня я был почетным Арленом. Слишком много выпил, несчетное количество раз поднимал стакан в память Джоанны и знал, как — понятия не имею, что она полностью одобряет такое мое поведение. Дважды младенцев вырвало на меня, один раз, глубокой ночью, ко мне в постель забралась собака, а сестра жены Никки Арлена подкатилась ко мне на следующий после Рождества день, когда застала на кухне одного: я сооружал себе сандвич с индейкой. Я поцеловал ее, потому что она очень хотела, чтобы ее поцеловали, и тут ее шаловливая рука ухватила меня за то самое место, которого последние три с половиной года касались только мои руки. Не могу сказать, что это вызвало у меня исключительно отрицательные эмоции.

Дальнейшего развития наш роман не получил, да и не мог получить: вокруг полно Арленов, да и Сюзи Донахью официально еще не развелась (как и я, на то Рождество она была почетным Арленом), но я решил, что пора уезжать… а может, мне хотелось разогнать автомобиль на узкой улице, которая заканчивалась кирпичной стеной. Так или иначе, двадцать седьмого я отбыл, довольный, что приезжал. Перед тем как сесть в машину, я крепко обнял Фрэнка. Четыре дня я совсем не думал о том, что в моей банковской ячейке «Файделити юнион» нет ничего, кроме пыли, и четыре ночи спал до восьми утра, просыпаясь разве что от спазмов в желудке да похмельной головной боли. И ни разу мысль о Мэндерли, фраза о возвращении в Мэндерли, не приходили мне в голову. В Дерри я приехал умиротворенный, посвежевший, словно родившийся заново.

Утро первого дня нового 1998 года выдалось ясным, морозным, солнечным. Я встал, принял душ, подошел к окну спальни с чашечкой кофе в руке. И внезапно меня как громом поразило. Я почувствовал, что вновь могу писать. Начался новый год, что-то переменилось, и я могу писать, если будет на то мое желание. Валун, перегородивший дорогу, откатили в сторону.