Мешок с костями - Кинг Стивен. Страница 77

Меня бросило в дрожь. Я проследовал в ванную северного крыла, снял мокрую одежду, швырнул в ванну и повернулся к зеркалу над раковиной. Выглядел я как участник потасовки в баре, потерпевший поражение. Длинная, с запекшейся кровью, царапина на бицепсе. Приличных размеров синяк на левой ключице. Кровавая, уходящая за ухо царапина на шее — след камня с кольца красотки Роджетт.

Я взял зеркальце для бритья и с его помощью обследовал затылок. «Неужели до сих пор не дошло? Видать, череп у тебя слишком толстый» — так, бывало, в детстве кричала на меня мать. Теперь я благодарил Бога, что относительно толщины черепа она не ошибалась. Место соприкосновения с тростью Дивоура походило на усеченный конус потухшего вулкана. А об удачном попадании Уитмор напоминала рваная рана, которую следовало зашить, если я не хотел, чтобы остался шрам. Кровь налипла на волосы, стекла на шею. Кто знает, сколько ее вытекло, пока я «купался» в озере?

Я налил в сложенную лодочкой ладонь перекиси водорода, плеснул на рану, как лосьон после бритья. Ожгло так, что я едва подавил крик. Когда боль утихла, я смочил в перекиси ватный тампон и промыл остальные раны.

Потом я принял душ, надел футболку и чистые джинсы и прошел в холл, чтобы позвонить шерифу округа. Искать номер телефона мне не пришлось: номера полицейского управления Касл-Рока и управления шерифа округа Касл Билл Дин заботливо выписал на отдельный листок, вместе с номерами пожарной команды, службы «скорой помощи» и еще одного, по которому за полтора бакса каждый мог узнать три слова из сегодняшнего кроссворда в «Таймс». Листок этот висел на стене над столиком с телефонным аппаратом.

Я быстро набрал три первые цифры, а потом сбавил скорость. А набрав 955–960, и вовсе опустил руку. Так я и стоял в холле, прижав трубку к уху, и представлял себе еще один заголовок, не в респектабельной «Таймс», а в отдающей желтизной «Нью-Йорк пост».

И тут же фотографии, моя, на которой я выгляжу чуть моложе своих лет, и столетнего Макса Дивоура. «Пост», уж конечно, позабавит своих читателей, рассказав им, как Дивоур (вместе со своей напарницей, пожилой дамой, которая, если ее намочить в воде, потянет фунтов на девяносто) сбросил в озеро писателя, годящегося ему во внуки, и, судя по фотографии, мужчину стройного, сильного и подтянутого.

Телефону надоело держать в памяти шесть цифр, и он сбросил их: в трубке вновь послышался длинный гудок. Я оторвал трубку от уха, несколько секунд сверлил взглядом, а потом положил на рычаг.

Я не плачусь по поводу ехидного, а то и злобного отношения прессы, но держусь с ней настороже. Точно так же я веду себя, когда вижу бродячую собаку. Кто знает, что у нее на уме. Людей творческих, чья работа — развлекать народ, Америка превратила в проституток высшего класса, и пресса поднимет на смех любую знаменитость, посмевшую выразить недовольство проявленным к ней отношением. «Хватит жаловаться! — хором вопят газеты и ти-ви (в голосах слышатся триумф и негодование). — Неужели ты думаешь, что тебе платят такие бабки только за умение петь или вертеть задом? Ты не прав, засранец! Мы платим, чтобы удивляться, когда у тебя все получается, каким бы делом ты ни занимался, и радоваться, когда ты окажешься по уши в дерьме. А твое дело — работать нам на потребу. Если ты перестанешь нас забавлять, мы всегда сможем убить тебя или съесть».

Разумеется, по-настоящему съесть они не могли. Но могли опубликовать твою фотографию без рубашки и написать, что ты очень уж разъелся, могли вести бесконечные разговоры о том, сколько ты пьешь, какие принимаешь таблетки, хихикать насчет того вечера, когда в «Спейго» ты посадил на колени какую-то старлетку и ткнулся языком ей в ухо, но съесть — нет. Поэтому трубку я положил не из-за того, что «Пост» могла обозвать меня плаксой, а Джей Лено — вдоволь похихикать надо мной в своем ток-шоу. Истинная причина заключалась в отсутствии доказательств. Никто нас не видел. А уж алиби для себя и для своего личного секретаря Макс Дивоур нашел бы без труда.

И еще одно обстоятельство остановило меня: допустим, шериф пришлет Джорджа Футмена, он же «папуля», чтобы взять у меня показания о том, как злобный старик спихнул в озеро маленького Майка. Как бы они потом хохотали втроем!

И позвонил я не шерифу, а Джону Сторроу, чтобы он сказал мне, что я все сделал правильно, как того и требовала логика событий. Чтобы он напомнил мне, что так поступают лишь оказавшись в отчаянном положении (ради этого я даже согласился бы забыть их смех, смех людей, получающих максимум удовольствия от разворачивающегося перед ними действа), и в отношении Ки Дивоур ничего не изменилось: иск ее деда по-прежнему безнадежен.

На квартире Джона мне ответил автоответчик, и я оставил сообщение: «Позвоните Майку Нунэну, ничего срочного, но можете звонить и поздней ночью». Потом я позвонил ему на работу, держа в уме постулат Джона Гришема: молодые адвокаты работают, пока не валятся с ног. Выслушал инструкцию автомата-регистратора и нажал на панели телефона три клавиши, соответствующие первым трем буквам фамилии Джона.

В трубке щелкнуло, потом раздался его голос, к сожалению, вновь записанный на пленку: «Привет, это Джон Сторроу. На уик-энд я уехал в Филадельфию, повидаться с родителями. На работе буду в понедельник, потом уеду по делам. Со вторника по пятницу меня скорее всего можно будет застать по телефону…»

Номер, который он продиктовал, начинался с цифр 207–955, то есть с кода Касл-Рока. Я понял, что речь идет об отеле, скорее всего о том, где он останавливался и раньше.

— Говорит Майк Нунэн, — сказал я в трубку после звукового сигнала. — Позвоните мне, как только сможете. Я оставил сообщение и на вашем домашнем автоответчике.

Я отправился на кухню, чтобы взять пива, но, остановившись перед холодильником, начал возить магниты по передней панели. Он назвал меня сутенером. «Эй, сутенер, а где же твоя шлюха?» А минутой позже предложил спасти мою душу. Забавно, однако. Алкоголик, предлагающий приглядеть за твоим баром. «Он говорил о вас очень доброжелательно», — как-то сказала Мэтти. «Ваш прадед и его прадед срали в одну выгребную яму».

Пиво так и осталось в холодильнике, а я вернулся к телефону и позвонил Мэтти.

— Привет. — Опять я услышал голос с магнитофонной ленты. Мне везло как утопленнику. — Это я, но в данный момент меня или нет дома, или я не могу подойти к телефону. Оставьте сообщение, хорошо? — Пауза, неразборчивый шепот, потом громкий голос Ки:

— Оставьте йадостное сообсение! — Их общий смех оборвал звуковой сигнал.

— Привет, Мэтти, это Майк Нунэн. Я хотел…

Не знаю, как бы я закончил эту фразу, но заканчивать ее мне и не пришлось. Потому что после щелчка в трубке послышался голос Мэтти:

— Привет, Майк.

И этот печальный, обреченный голос так разительно отличался от голоса, записанного на пленку, что я на мгновение лишился дара речи. А потом спросил, что случилось.

— Ничего. — Она заплакала. — Все. Я потеряла работу. Линди меня уволила.

Разумеется, Линди обосновала свои действия. Мэтти, мол, не уволили, а сократили в рамках программы экономии средств. Однако если бы я заглянул в список спонсоров библиотеки, то нашел бы в нем мистера Макса Дивоура. Причем его пожертвования каждый год наверняка составляли кругленькую сумму. И свое дальнейшее пребывание в списке он обусловил… короче, Линди Бриггс все поняла и отреагировала адекватно.

— Не следовало нам разговаривать у нее на глазах, — вздохнул я, понимая, что Мэтти уволили бы, даже если б я не приближался к библиотеке и на пушечный выстрел. — Мы должны были предусмотреть такой исход.

— Джон Сторроу предусмотрел. — Мэтти всхлипнула. — Он сказал, что Макс Дивоур постарается загнать меня в угол. Предупредил, что ему очень хочется, чтобы на вопрос судьи о моем месте работы, я бы ответила: «Я безработная, ваша честь». Я ответила Джону, что миссис Бриггс никогда не пойдет на такую подлость, особенно по отношении к девушке, которая дала блестящий анализ мелвилловского «Бартлеби. Знаете, что он на это сказал?