Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси. Страница 10

Всё исчезает, когда я танцую. Кошмары. Жуткие лифты. Странные генеральные менеджеры.

Мама.

Никаких мыслей или чувств вообще, кроме размышлений о следующем шаге или ощущения, как ритм музыки изгибает мои кости. Вот почему я так люблю это.

Танцы освобождают меня.

Когда музыка заканчивается, я приседаю в низком реверансе, прикладывая руку к сердцу. Как вдруг в безмолвном промежутке между песнями, скрипит половица.

Я поднимаю взгляд.

Зал купается в тенях и кусочках лунного света.

— Привет? — зову я, щурясь в темноту.

Дверь приоткрывается, разрезая тени золотой трещиной. Кто-то выходит на свет, спиной ко мне.

Маленький мальчик из моего сна.

Нет… это не он. Эта фигура высокая и широкоплечая. Мужчина. Он проходит через дверь в вестибюль.

Мужчина, дежурящий за стойкой регистрации? Неужели он услышал, как я танцую, и пришёл разобраться? Как долго он наблюдал за мной?

И хотя логическая часть моего мозга говорит мне, что этот служащий выгнал бы меня, если бы мне не разрешили быть здесь, то иррациональная часть — та, которая придумывает кошмары о маленьких мёртвых мальчиках и бесконечных коридорах — берёт верх. Я стаскиваю наушники, хватаю рюкзак и пробираюсь между столами к двери.

Вестибюль по-прежнему пуст, если не считать мужчину за стойкой регистрации, который сейчас читает газету. Если это он наблюдал за мной, то, похоже, его это не слишком беспокоит.

Это потому, что ему всё равно.

И всё же что-то в этом мне кажется странным. Только когда я возвращаюсь в свою комнату, я понимаю почему.

Мужчина, который выскользнул из бального зала, был в белой рубашке, свет лампы сочился янтарно-золотым сквозь ткань.

А униформа портье чёрная.

ГЛАВА 9

ЛИЯ

Я ВЫБЕГАЮ НА ПЛЯЖ, в голове стучит, желудок сводит. Полная луна окрашивает песок в серебристый цвет своим сиянием. Дальше по пляжу, насколько я могу видеть, полосатые тенты Палаточного города светятся под уличными фонарями. Костры и электрические лампочки борются со светом луны, золотые искры против серебряных лучей, но на пляже отеля никого нет. Только я, иссиня-чёрные волны и кислород, наполняющий мои изголодавшиеся легкие.

Океан выглядит таким прохладным, таким небесным, а я всё ещё в такой панике, что не думаю о песке, который прилипнет к моему платью, когда подхожу к кромке прибоя и ложусь у воды. Я вдруг чувствую себя очень усталой и ничего так не хочу, как заснуть здесь, на краю океана, и полностью доверить свою жизнь воде.

В последнее время я ловлю себя на том, что делаю это всё чаще и чаще — отдаю свою жизнь в руки более великой, более могущественной силы. Обмениваю свои оставшиеся удары сердца на веру в то, что для меня существует более грандиозный план, который я не знаю или не до конца понимаю. Если мне суждено быть унесённой морем, тогда море заберёт меня, и, ох, я не могу придумать более умиротворённого способа погрузиться в забвение.

Холодная, бодрящая вода стекает по моим икрам, щекоча колени сквозь платье. Я выдыхаю, закрываю глаза…

И жду.

* * *

Я просыпаюсь от звука приближающихся ко мне шагов и мужского голоса, зовущего:

— Мисс? Мисс!

Я не открываю глаза, думая: О, Великое и Могущественное Море, если ты планируешь забрать меня, пожалуйста, сделай это сейчас, пока не стало слишком поздно. Это кажется довольно мелодраматичным, но иногда обстоятельства требуют таких мер.

Песок летит мне в лицо, когда мужчина присаживается рядом со мной на корточки. Я крепче зажмуриваю глаза, защищаясь от песчинок. Пальцы перебирают мои волосы, и он кладет мою голову себе на колени. Его руки обвивают мою шею.

Мои глаза распахиваются.

— Что вы делаете?

Мужчина отпрянул назад.

— Я проверял пульс. Я думал, вы ранены.

Я отталкиваюсь от него.

— Я в порядке.

— Почему вы ничего не сказали, когда я позвал?

— Я вас не слышала.

У него такой вид, будто он собирается что-то сказать, но потом наклоняет голову, изучая меня.

— Я знаю вас.

Я удивлённо выгибаю бровь.

— Ваша семья сегодня зарегистрировалась в отеле. Сардженты.

Я прищуриваюсь, всматриваясь в него, лунный свет окантовывает его лицо серебром.

Мои глаза широко распахиваются.

— А вы коридорный, который на самом деле не коридорный.

— К вашим услугам, — говорит он, затаив дыхание.

— У вас привычка приставать к молодым женщинам на пляжах, мистер Петров?

У него отвисает челюсть.

— Я не приставал к вам. Я думал, вы мертвы!

— Если бы, — говорю я, но слова слабые, неосязаемые и заглушаются грохотом прибоя.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает он.

Я снова ложусь на песок и закидываю руки за голову. Мои ноги превратились в сосульки, чулки намокли от прибоя и прилипли к коже, но мне нравится это ощущение. Это оцепенение.

— Думаю, — говорю я.

Проходит мгновение.

— Ты всё ещё хочешь побыть со мной?

Он открывает рот.

Колеблется.

А затем, вздохнув, опускается на песок и ложится рядом со мной.

— Возможно, тебе стоит закатать штаны, — бормочу я, когда волны несутся нам навстречу.

Он садится, едва успевая подтянуть штаны выше колен, прежде чем вода обрушивается на наши ноги.

— Пресвятая Матерь Божья, как холодно!

Я смеюсь и удивляюсь, как получилось, что я уже дважды встречала этого парня, и оба раза он заставлял меня улыбаться, когда мне казалось, что весь мой мир рушится вокруг меня.

— Пожалуйста, простите мою ненормативную лексику, — говорит он сквозь стучащие зубы.

— Мне нравится твоя ненормативная лексика, — говорю я ему. — Если ты спросишь меня, то ни у кого в моей жизни её не хватает.

— Тогда, может быть, вы также простите меня за то, что я говорю, что вы, мисс Сарджент, странная утка?

— Только если вы не имеете в виду это как оскорбление.

— Нет.

— Тогда я не буду воспринимать это как таковое.

Я смотрю на небо, вдыхая ночной воздух.

— Разве они не прекрасны?

— Звёзды?

— Нет, камни, — поддразниваю я. — Да, звёзды.

— Раньше я так думал.

— Больше нет?

Он не отвечает. Волны бьются о наши ноги, на этот раз каскадом поднимаясь выше, облизывая мои бёдра. Затем слова вылетают из его рта, как шершни, быстрые и колючие.

— Мой отец умер несколько месяцев назад. Грипп.

Я закрываю глаза.

— Мне жаль.

Некоторое время мы молчим, тишина нарушается только шумом прибоя и шумом ветра.

Наконец, я говорю:

— Лия.

— Что?

Я наклоняю голову и встречаюсь с ним взглядом.

— Моё имя. Вообще-то меня зовут Аурелия, но я предпочитаю Лия.

— Лия, — говорит он.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, садясь.

— Я должна вернуться, прежде чем родители обнаружат, что я не там, где должна быть.

— Вы хотели бы, чтобы вас сопроводили обратно? — спрашивает он.

— Теперь это вызовет сплетни, — говорю я, вставая, отряхивая песок с платья и пытаясь укротить свои непослушные волосы.

— Верно.

Он встаёт и стряхивает песок со штанов.

— Конечно. Я должен был догадаться.

Я улыбаюсь.

— Спасибо тебе за то, что ты всё ещё со мной.

И с этими словами я разворачиваюсь и наполовину иду, наполовину бегу обратно в «Гранд». Я не знаю, что там найду, но это уже не имеет значения. Я ещё раз проверила свою смертность и обнаружила, что чувствую себя более живой, чем когда-либо.

По крайней мере, в те несколько минут я не была женщиной, попавшей в ловушку. Я была свободной женщиной, и мне понравилась каждая мимолетная секунда этого.

ГЛАВА 10

НЕЛЛ

— ИТАК, Я ДУМАЛА О ТОМ, что ты сказал прошлой ночью, — говорю я, снимая обертку с черничного маффина.