Мизери - Кинг Стивен. Страница 25

Точнее, предусмотрительно, подумал он, по крайней мере я на это надеюсь. А кстати, подруга: сына я хотел назвать Шоном, но потом подумал, что слишком уж много придется вписывать этих сволочных «н».

— Тогда извините, я не понимаю…

— Конечно, не понимаете. Я не сказала, что мне не понравилось, я сказала, что это нечестно. Это обман. Вам придется переделать.

Боже, неужели он когда-то принимал ее за идеального читателя? Кретин. Надо отдать тебе должное. Пол, — когда ты ошибаешься, то ошибаешься на всю катушку. Постоянный Читатель превратился в Безжалостного Редактора.

На лице Пола непроизвольно появилось выражение сосредоточенного внимания, как бывало всякий раз, когда он разговаривал с редактором. Он сам называл это выражение «чем могу помочь, мадам?». Дело в том, что большинство его редакторов зачастую уподоблялись тем женщинам, которые, приезжая на автостанцию, говорят механикам, что какая-то непонятная штука стучит под капотом, что-то болтается под приборной доской и все это надо исправить, и чтобы работа, уж будьте любезны, была готова час назад. Выражение сосредоточенного внимания как раз уместно при разговорах с такими дамами, так как оно им льстит, а когда льстишь редактору, есть вероятность, что он не будет очень настаивать на своих завиральных идеях.

— Почему же обман? — спросил он.

— Смотрите. Джеффри поехал за доктором. Это верно. Так и написано в тридцать восьмой главе «Сына Мизери». Но вы же прекрасно знаете, что доктор не приехал, потому что лошадь Джеффри не смогла перескочить через забор вашего вонючего мистера Крэнторпа (я надеюсь, Пол, очень надеюсь, что в «Возвращении Мизери» этот грязный подлюга получит свое), так вот, Джеффри сломал ключицу и несколько ребер и в результате пролежал почти всю ночь под дождем, пока его не нашел проходивший мимо пастух. Так что доктор не приехал. Вы меня понимаете?

— Да.

Он вдруг понял, что просто не в состоянии отвести взгляд от ее лица.

Ему казалось, что она влезла в шкуру редактора — или даже соавтора — и готовится диктовать ему, о чем писать и как. Однако он ошибся. Доказательство тому — мистер Крэнторп. Она надеется, что мистер Крэнторп получит свое, но ничего не требует. Вполне очевидно, что она имеет власть над автором, в то же время она не считает, что ей подвластен сюжет. Но есть невозможные вещи. Наличие или отсутствие творческих способностей не играет роли: пытаться воздействовать на творческий процесс — все равно что отменять декретом закон всемирного тяготения или играть кирпичом в настольный теннис. Энни — Постоянный Читатель, но Постоянный Читатель не означает Постоянный Тупица.

Она не позволит ему убить Мизери… но в то же время не позволит воскресить ее обманом.

Ноже, что же мне делать, в отчаянии подумал он, ведь я УЖЕ убил ее!

— Когда я была маленькой, — сказала она, — в кинотеатрах показывали сериалы. Одну серию в неделю. «Мститель в маске», «Гордон Искра», был даже фильм «Пижон Фрэнк» — это о человеке, который охотился на диких зверей в Африке и мог взглядом заставить львов и тигров подчиняться ему. Помните такие сериалы?

— Я-то помню, но вы, Энни, по возрасту помнить не можете. Наверное, вы их смотрели по телевизору или у вас были старшие братья и сестры, которые вам их пересказывали.

В уголках ее рта появились ямочки, но тут же пропали.

— Эге, да вы обманщик! Старший брат у меня и в самом деле был, мы ходили с ним в кино каждую субботу. Это было в Калифорнии, в Бейкерсфилде, я там выросла. Мне всегда нравились киножурналы, цветные мультики, кинозарисовки, но по-настоящему я всю неделю ждала очередной серии фильма. Время от времени я ловила себя на том, что думаю о следующей серии в будние дни. Я думала о сериалах на скучных уроках в школе или когда мне приходилось сидеть с четырьмя щенками миссис Кренмитц с нижнего этажа. Ох, как я ненавидела эту мелюзгу!

Энни уставилась в угол комнаты и умолкла. Она выключилась — в первый раз за последние дни, и Пол с тревогой подумал, не приближается ли худшая часть ее психического цикла. Если так, ему лучше задраить люки.

Она наконец вышла из ступора, как всегда, с выражением легкого удивления на лице, словно не ожидала, что слова еще не ушли от нее.

— Моим любимым сериалом был «Человек-Ракета». Например, в конце шестой части, которая называлась «Смерть в небе», он лежал без сознания в кабине самолета, который попал в воздушную яму. А в конце девятой части, «Огненная комната», его привязывают к стулу в горящем доме. Еще там были машины с отказавшими тормозами, отравляющий газ, электричество.

Обо всех этих вещах Энни говорила с до смешного простодушным энтузиазмом.

— Теперь такие фильмы называют триллерами. — решился вставить Пол. Она нахмурилась:

— Я знаю, мистер Умник. Послушайте, мне иногда кажется, что вы считаете меня непроходимой дурой.

— Нет, Энни, я вовсе так не считаю.

Она нетерпеливо отмахнулась, и он понял, что лучше всего — по крайней мере сегодня — не прерывать ее.

— А как здорово было ломать голову и пытаться угадать, каким путем он спасется. Иногда я угадывала, иногда нет. Но меня это не беспокоило, если авторы играли честно. — Она пристально посмотрела на него, желая убедиться, что он следит за ее мыслью. Он подумал, что едва ли упустит основную идею. — Возьмем тот случай, когда он лежал без сознания в самолете. Он пришел в себя, а под его сиденьем был парашют. Он надел его и выпрыгнул, и это было честно.

Вот тут, моя дорогая, подумал Пол, с тобой не согласились бы преподаватели английской словесности. То, о чем ты рассказываешь, называется deus ex machina, бог с машины — этот прием впервые был использован в древнегреческой трагедии. Когда автор ставил своего героя в безвыходное положение, сверху на сцену опускалось украшенное цветами кресло. Герой садился в него и возносился ввысь, прочь от враждебных сил. И даже последний кретин понимал намек — героя спасает божество. Но deus ex machina — в технических терминах этот способ спасения можно было бы назвать «парашютом под сиденьем» — вышел из моды около 1700 года. Если, конечно, не считать такой муры, как сериал про Человека-Ракету или книжки Нэнси Дрю. Боюсь, ты отстала от жизни, Энни.

Вслед за этими мыслями пришло страшное мгновение, настолько страшное, что его едва ли когда-нибудь удастся забыть: Полу показалось, что он сейчас хихикнет. Если принять во внимание расположение духа Энни в тот день, едва ли приходилось сомневаться, что в этом случае его ожидало суровое и чувствительное наказание. Он поспешно прикрыл ладонью рот, чтобы она не заметила улыбки, и вымученно закашлялся.

Она хлопнула его по спине — сильно и болезненно:

— Вам лучше?

— Да, спасибо.

— Пол, я могу продолжать или следующим номером вы начнете чихать? Может, принести ведро? Может, вас вот-вот вырвет?

— Нет, Энни. Продолжайте, пожалуйста. То, что вы говорите, очень интересно.

Она как будто бы чуть-чуть смягчилась — не вполне, но чуть-чуть.

— Когда он нашел под сиденьем парашют, игра пошла честно. Может быть, это было не вполне реалистично, но — честно.

Он обдумал ее слова и с удивлением — она иногда бывала на удивление проницательна — обнаружил, что они справедливы. Может статься, что реалистично и честно — синонимы в лучшем из возможных миров, но не в этом мире.

— Но возьмем другой эпизод: в нем совершена в точности та же ошибка, которую вы, Пол, совершили вчера. Вот послушайте.

— Я весь внимание.

Она опять пристально посмотрела на него, чтобы понять, смеется он или нет. Однако его лицо оставалось бледным и серьезным; он был похож на прилежного студента. Сметливость пропала, едва Пол понял, что Энни, вероятно, прекрасно понимает, что такое deus ex machina, хотя и не знает самого термина.

— Хорошо, — сказала она. — Я имею в виду эпизод с машиной без тормозов. Скверные парни посадили Человека-Ракету — только он был тогда инкогнито — в машину, в которой не было тормозов, наглухо заварили двери и пустили авто по горному серпантину. Должна вам сказать, я весь вечер просидела на краешке кресла.