Термитник. Энтомологический детектив - Юшко Петр. Страница 22

– Да, – наконец-то произнес доктор Колорадский звонким голосом и положил трубку.

Тёма с облегчением вздохнул и отлепился от косяка. Он вытащил свой блокнот и щелкнул шариковой ручкой. Обычно он предпочитал карандаш, а точнее огрызок карандаша. Но когда дело касалось официальных мероприятий или важных встреч, то на свет извлекалась его «счастливая» ручка, некогда принадлежавшая его отцу или маме. Кому именно Тёма не знал, так как она просто лежала в коробке с вещами пропавших родителей.

Колорадский стукнул себя ладошками по коленкам и спрыгнул со стола на пол. Тёма только сейчас понял, что коротенький доктор не доставал ногами до пола, сидя на столе.

– Ну-с, дружище, – почти закричал Колорадский совершено не тем голосом, которого от него ожидал муравей, – какие такие медицинские вопросы тебя беспокоят?

Алексей Иванович сделал два быстрых шага и протянул Тёме руку. Муравей, помня прошлый опыт рукопожатия с этим должником Лизы, напряг мускулы и решил не ударить в грязь лицом. Он изо всех сил ухватился своими пальцами за крохотную мягкую с виду ладошку и крепко сжал ее. Колорадский в ответ надавил с такой силой, что Тёма чуть не вскрикнул от боли.

– Ха, – воскликнул доктор и совершенно по-дружески стукнул рукой Тёму по плечу, – крепкое рукопожатие – это признак сильной воли! Значит, будем знакомы. Для своих я Лёша или Лёшик, это как кому удобно. Когда я на работе и рядом есть коллеги, то попрошу официала – в таких случаях я Алексей Иванович или просто Доктор. Это знаешь ли – авторитет нужно поддерживать. А теперь давай вываливай. Тебе это все нужно, чтобы отмазаться от работы или наоборот? Для, так сказать, повышения квалификации?

– Для повышения, так сказать, – сказал оторопевший журналист, – то есть для статьи. То есть, ну, мне очень важно написать хорошую статью.

– Не тушуйся, братан нашей красотки, – весело крикнул Колорадский, одевая халат, – счас все тебе расскажем и покажем. Пропуск взял? Отлично! Проведу тебя по всем отделениям! Помоги, рукав запутался. Отлично, спасибо.

Доктор Колорадский подошел к умывальнику и побрызгал на руки какой-то вонючей дрянью из большой белой бутылки прикрепленной к стене. Вытерев насухо руки салфеткой, он посмотрелся в зеркало и поправил галстук.

– Давай, Тёман, вымой руки и начинай грузить меня вопросами. Я уже составил нам ознакомительный маршрут, – Колорадский внимательно следил, как Тёма втирает вонючий дезинфектант в ладони и вытирает руки, – у меня всего два с половиной часа и нужно что бы ты был удовлетворен моей работой. Готов? Пошли.

Колорадский одернул халат и, открыв дверь кабинета, выскочил в коридор. Тёма поспешил за ним, искренне удивляясь новому знакомому.

– Итак, слушай и записывай. Начнем с важного, перейдем к интересному, закончим занимательным. Веселое, к сожалению, здесь бывает только в морге. Ха! Итак. Какова задача врача? Лечить болезни? Нет, совсем нет. Почти половину известных заболеваний мы не в состоянии даже диагностировать. Главная задача абсолютно любого врача, любой специализации – это проявлять сочувствие и сопереживание. Каждый страдающий больной должен в лице своего врача видеть, что он не один чувствует свою боль. Он не один на один со своей болезнью или недугом. Что есть рядом еще как минимум одно существо, которое понимает его боль, чувствует его страдания, и пытается их облегчить. Это, брат, психология. А психология для врача, это первая и самая важная наука. Только научившись разбираться в мыслях и чувствах пациентов, врач может стать по-настоящему хорошим доктором. Доктором, который если и не может облегчить физические страдания своего пациента, то может помочь справится с душевными страданиями. Впереди нас ждет кардиологическое отделение. Болезни сердца, если тебе интересно, составляют примерно двадцать процентов всех заболеваний Округи. Сидячий образ жизни, общее ожирение из-за фастфуда, отупляющее телевидение, постоянный стресс, все это приводит к заболеваниям сердца. А здесь у нас кардиохирургия, где делают операции на сердечной мышце. Одевай вот этот халат, бахилы и маску с шапкой. По-другому здесь нельзя.

Перед матовыми стеклянными дверьми в кардиохирургию Лёшик взял с вешалки шапочку, на которой было вышито синими буквами «Д-р Колорадский», нацепил маску и дождался, когда Тёма справится со своим нарядом. Двери операционной открылись, и перед муравьем предстал просторный зал с двумя столами, освещенными яркими лампами. Кругом сверкал хром и никель, блистала абсолютная чистота. В этот момент проходила операция на одном из столов. Два хирурга и три медсестры склонились над пациентом. Слышались короткие фразы одного из врачей, приглушенные маской. Колорадский позволил Тёме подойти шага на три к столу и сделать зарисовку. Шепотом, стараясь не отвлекать внимание бригады врачей, Алексей Иванович объяснял ему, что именно происходит на столе. Приборы моргали и попискивали. Какая-то штуковина шевелилась в стеклянной банке. Тёма сделал быстрый набросок несколькими выразительными линиями, стараясь запомнить обстановку до мелочей и перелистнул страницу. Колорадский положил ему ладонь на плечо и вывел его из операционной.

– Маску можешь снять, дружище, – сказал он, – классно ты рисуешь, надо заметить. Буду иметь в виду. А теперь одно из самых важных отделений – реанимация. Пошли.

Они миновали длинный коридор с палатами для больных по обе стороны и вошли в реанимационное отделение. Экскурсия продолжалась. Лучшего экскурсовода действительно было не найти. Лёшик Колорадский оказался веселым, умным собеседником, совершенно без каких-либо признаков высокомерия. Рассказывал четко, кратко, выделяя только самое важное. Без снисхождения выслушивал наивный вопрос и старался ответить доходчиво, не перегружая речь терминами на латыни. После реанимации перешли в инфекционное отделение.

– Одна из самых больших проблем на сегодняшний день, – говорил доктор Колорадский, двигаясь быстрым шагом по коридору, окруженному стеклянными стенами и герметичными дверьми, – это потеря нашей лаборатории. Сейчас весь объем клинических исследований перевалился на хрупкие плечи больничной лаборатории. А раньше она обрабатывала только срочные анализы поступивших больных. О научных изысканиях мы вообще позабыли как минимум на полгода, а то и год.

– Это вы про сгоревший позавчера корпус биологической лаборатории? – проявил осведомленность в вопросе журналист, поднимая ручку вверх.

– Точно так, – ответил скороговоркой доктор, – пожар стал для нас настоящим шоком. Как и смерть Трипса Геера.

– Трипс умер? – Воскликнул Тёма, останавливаясь, – как умер? Когда? Где?

– Так на пожаре и умер, – сказал Колорадский, и тоже воззрился на журналиста, – он погиб во время пожара. Уж я думал, что кто-кто, а журналисты точно про это знают. Я его видел буквально за несколько минут до того, как в его кабинете жахнуло, и стены начали плавиться от огня. Все успели повыскакивать, кто в окна, кто в двери, а он остался у себя в кабинете. Давай об этом чуть позже поговорим. Мы сейчас входим в психоневрологическое и наркологические отделения. Тут как раз есть интересные случаи.

Тёма еще некоторое время шел за доктором, двигаясь как в каком-то тумане. Ему стало казаться, что перед ним огромная картина, состоящая из гигантских пазлов, но смотрит он на нее с очень маленького расстояния. От этого перед взором только несколько фрагментов, и ты не можешь охватить всю картину целиком. Понять смысл, сюжет, определить какая есть связь между этими пазлами он пока не мог. Муравей некоторое время автоматически писал в блокнот все, что говорил Колорадский. Вскоре он отвлекся от тяжелых мыслей.

– Вот, обрати внимание на эти интересные случаи, – рассказывал тем временем доктор, – вот в той палате у нас случай эритризма 47 у короткокрылого конька. Парень тронулся умом, когда, проснувшись утром и глянув в зеркало, увидел, что внезапно стал ярко-розовым. Бедолага. Больше года находится в стационаре под наблюдением и мы, к сожалению, ничего с этим пока поделать не можем. Пичкаем его антидепрессантами и седативными препаратами. А жаль. Мог бы стать вполне приличным музыкантом. Талант, говорят, у него. Может даже гений.