Too expensive for you (СИ) - "ToBeContinued...". Страница 35

– Нет, – резко обернувшись, выпалил Йен, делая шаг навстречу брюнету. – Я никогда не вернусь к этому извращенцу, – проговорил он, забыв учесть один очень важный нюанс – Милкович не знал всех деталей.

– Почему? – ухватившись за фразу, неосторожно произнесенную рыжим, тут же спросил он, подходя ближе.

– Я не могу, – выдохнул Йен, осознавая, что только что ляпнул, и отводя взгляд, тут же переводя его на настенные часы, большая стрелка которых замерла на цифре шесть, сообщая парню о том, что он окончательно опоздал.

– Почему, блять? – продолжал настаивать Милкович, в несколько шагов преодолевая разделяющее их расстояние, хватая Галлагера за руку. – Из-за этого? – поднимая ладонь рыжего к лицу, спросил он, пальцами другой руки дотрагиваясь до тонкого шрама на запястье.

Подозрения, возникшие в голове Микки после разговора с бывшим галлагеровским ебырем, приобретали четкие формы, явственно вырисовывающиеся теперь в голове зеленоватыми линиями, так походившими своим оттенком на цвет радужки глаз стоявшего напротив парня. Резко потухший взгляд рыжего, мимолетно скользнувший по шраму лишь уверил Милковича в его правоте.

– Из-за этого? – повторил он свой вопрос, чуть тряхнув руку Галлагера.

– Да, – кивнул Йен, даже не попытавшись вырваться, как он делал это ранее. – И из-за этого, – проговорил он, пальцами другой руки ослабив черный галстук и расстегнув ворот белоснежной рубашки, чтобы отодвинуть его, предоставляя взору брюнета еще одну белую полоску, уже на шее.

– Блять, – выдохнул Микки, поднимая взгляд на бледную кожу, украшенную еще одним шрамом. – Что это за хуйня? – спросил он, поднимая ладонь и останавливая ее буквально в нескольких миллиметрах от шеи рыжего, будто боясь дотронуться.

– Напоминание, – прошептал Йен, отпуская ворот. – Есть еще несколько, если тебе интересно, – безэмоционально проговорил Галлагер, высвобождая руку из захвата брюнета и начиная расстегивать рубашку.

– Что, блять? – не имея сил оторвать взгляд от тонких пальцев, одну за одной вынимающих круглые белые пуговки из петель, спросил Милкович, сглатывая так некстати и несвоевременно наполнившие рот слюни.

Йен не мог понять, почему именно сейчас и именно ему он решил рассказать правду, но что-то внутри него упорно заставляло парня сделать это, открыться, наконец, довериться.

– А ведь он обещал, что шрамов не останется… – едва слышно произнес рыжий, вытаскивая полы рубашки из брюк и распахивая ее, – наверное, не стоило сразу бинты снимать, – сам себе сделал он замечание, опуская веки, чтобы не видеть этого странного блеска в голубых глазах брюнета, мечущегося взглядом по его обнаженной груди, испещренной маленькими, едва заметными отметинами.

– Сука, – прорычал Милкович, переводя взгляд от одного шрама к другому, успев насчитать уже с десяток белых полосок на бледной коже.

Как он мог их не заметить тогда?

Обнаженного Галлагера он видел лишь раз, но образ влажного тела, покрытого прозрачными капельками четко отпечатался в его сознании, ежевечерне всплывая перед глазами, стоило только брюнету подумать о зеленоглазом. Но «украшения» парня остались тогда вне поля его внимания, сосредоточенного на темно-рыжих волосках, уходящих от пупка к ногам.

– Этот мудак… – прохрипел Микки, дотрагиваясь сразу до нескольких шрамов, заставляя Галлагера вздрогнуть от ощущения холодных пальцев на своей груди и столь непривычной нежности в этих прикосновениях.

– Он был хирургом раньше, – ответил рыжий, распахнув глаза, наблюдая за эмоциями на лице Милковича, отчетливо улавливая на нем сразу несколько: понимание, жалость и злость.

– Сука, – выплюнул брюнет, отстраняя руку, тут же крепко сжав ее в кулак. – И после этого ты продолжаешь заниматься этим дерьмом? – выдал он первый пришедший в голову вопрос. – Ты трахаешься хуй пойми с кем за бабки, после того, как какой-то ублюдок сделал ЭТО? – повышая голос, злобно прорычал он, указывая пальцем на грудь парня.

Йен не ответил.

Продолжая стоять на месте с лицом, не выражающем ни единой эмоции, он слушал брюнета, постепенно переходившего на крик:

– Блять, Галлагер, ты или совсем ебанутый, или… нет, ты точно ебанутый! – орал Микки.

И теперь было уже сложно сказать, что бесило его больше: осознание того, что именно рыжий скрывал от него; его дикое желание найти ублюдка, сделавшего это с Йеном; или непроходимая тупость последнего, решившего вновь попытать удачу с каким-то очередным извращенцем, любившим молоденьких мальчиков.

– Какого хуя? – вслух подытожил свои размышления брюнет.

– Мне было все равно, – услышал Милкович хрипловатый голос рыжего в ответ. – Это всегда был всего лишь секс. И неплохие деньги, – добавил он через мгновение. – Раньше.

– Конечно, сегодня ведь уже не так много предлагают? – слова Галлагера, с такой легкостью говорившего сейчас ему о своей «работе», по каким-то непонятным ему причинам окончательно вывели Микки из себя, заставляя произнести ядовитую фразу. – Четыреста баксов? Что-то слишком дешево ты свою жопу оценил, – выплюнул он, прожигая бледное лицо злобным взглядом, игнорируя навязчивые мысли о том, что орать и оскорблять Галлагера, только что открывшегося ему и рассказавшего об изнасиловании, а сейчас Микки был полностью уверен в том, что именно это произошло с парнем – не самая лучшая идея.

«Всего лишь секс», «неплохие деньги», «все равно» гремело в голове, заглушая любые другие мысли, тупой болью отдаваясь где-то в груди, сбивая с привычного ритма мышцу, гоняющую кровь по венам, кусок блядской плоти, в который так бесцеремонно, без ведома его обладателя вторгся зеленоглазый, обустроив себе теплое местечко.

– Тебя это не касается, – вмиг ощетинился рыжий, вновь возвращаясь в своеобразный панцирь, в который забился он почти год назад, не позволяя никому проникать внутрь твердой оболочки, неосмотрительно впустив туда лишь одного человека. – С чего вдруг тебя так волнует цена моей задницы? – проговорил он намного громче, в очередной раз разочарованно отмечая отношение к нему Милковича, возможно, единственного человека, слова и действия которого могли вызвать хоть какие-то эмоции в сломленном парне, позабывшем вкус реальных чувств. – Все равно ТЕБЕ денег не хватит, – выкрикнул он, крепко сжав кулаки.

Что-то внутри, какая-то обида и боль, причиненная словами брюнета, заставили Галлагера произнести фразу, за которой, по представлениям рыжего, обязательно должен был последовать удар в челюсть.

Чуть повернув голову и зажмурив глаза, Йен ожидал кулак Микки на своем лице, но тот почему-то медлил.

– Сука, – прорычал Милкович, чувствуя дикое желание въебать по конопатой физиономии, мысли о которой всплывали в голове против воли, кажется, слишком часто, и еще одно, значительно превышающее в своих размерах первое. – Как ты это делаешь, блять? – не имея сил сопротивляться, спросил он, перед тем, как прижаться губами к губам рыжего, раздвигая их языком, чтобы проникнуть внутрь.

«Хочу Тебя» пронеслась в голове последняя мысль, прежде чем Микки полностью утонул в этом странном незапланированном поцелуе.

Что происходит, блять?

С каких пор, Микки Милкович решает споры поцелуями?

Какого хера вместо того, чтобы наорать или оскорбить в ответ рыжее недоразумение, опрометчиво ткнувшего его носом в дерьмо, он вгрызается в его рот, вылизывая его изнутри?

Какого хуя его руки цепляются и мнут пиджак Галлагера, пытаясь стянуть его вместе с пальто с худощавого тела, а не разбивают костяшки об острые скулы?

Как этому рыжему удается делать с ним ТАКОЕ?

– Сука, – прохрипел Милкович в рот парня, не разрывая поцелуя, чувствуя на своем затылке холодные пальцы Йена, притягивающие его голову ближе, заставляя углубить поцелуй, не обращая внимания на удары зубов друг от друга и легкое жжение в искусанной в кровь губе. – Шлюха рыжая, – прорычал он, отстраняясь на мгновение, чтобы глотнуть воздуха, и вновь возвращая свои губы к губам Галлагера, громко простонавшего в момент разрыва контакта.