Дольмен - Жамэ Николь. Страница 16
7
Свободный стул излучал энергию пустоты.
Ив Перек, с лентой мэра через плечо, предложил объявить минуту молчания, чтобы почтить память покойного Жильдаса. В зале заседаний муниципального совета царила тяжелая, давящая атмосфера. Все сидевшие за круглым столом согласились. Среди депутатов присутствовали Лойк и Милик Кермеры, с осунувшимися от горя лицами, пышнотелая красавица Гвенаэль Ле Биан, тоже взволнованная. Напротив Гвен расположился Пьер-Мари де Керсен, с низко опущенной головой, словно во власти мрачных раздумий. На самом же деле он пытался соскрести с брюк крохотное пятнышко, которое никак не поддавалось.
Слово взял Ив, объявив, что на повестке дня стоит один вопрос: можно ли считать пригодными для застройки некоторые земельные участки острова, в частности те, на которые претендовали Ле Бианы для расширения фаянсовой фабрики? Гвен, в первую очередь заинтересованная в положительном исходе голосования, быстрее остальных открыла свою депутатскую папку.
Из ее груди вырвался крик.
То, что она там обнаружила, привело Гвен в состояние шока. Достав листок, она громко прочитала:
– «Голосование будет фальсифицировано, мэр подкуплен». – Оглядев присутствующих, она помолчала и дрогнувшим голосом добавила: – Подписано Жильдасом!
Неверие депутатов сменилось изумлением: во всех папках лежало такое же послание. Лица присутствующих невольно обратились в сторону Ива Перека, который задыхался от возмущения.
– Надеюсь, вы не думаете, что я… – с трудом выговорил он, заглядывая в глаза каждому. Мэр всеми силами старался придать голосу твердость. – Мне не в чем себя упрекнуть… Это… дурная шутка!
Пьер-Мари, задетый за живое, подхватил:
– Очень дурная! Это обвинение отвратительно пахнет! Оно, наконец, просто глупо…
– Не так уж и глупо! – резко оборвала Гвен, вперив голубые глаза в своего противника. – Никто не удивится, если вдруг выяснится, что у Переков и Керсенов общая кубышка! Вы готовы на любую пакость, лишь бы не допустить перевеса голосов в нашу пользу. А если фабрику не расширять, производство заглохнет, вы все это отлично знаете!
– Пока хоть один из Керсенов останется в живых, мы сделаем все, чтобы не дать вам изуродовать остров!
– Он признался, вы слышали? Признался!
– Вы с матушкой готовы на любые жертвы ради денег! В вашей семье все либо отъявленные мерзавцы, либо сумасшедшие!
– Дрянь! Хочешь, чтобы я начала вытаскивать скелеты из твоих шкафов?
Сильный удар кулаком по столу положил конец перепалке. Вопреки обыкновению голос повысил Милик:
– Замолчите! Из уважения к покойному, замолчите!
Только тогда депутаты увидели, что на пороге зала стоит Мари Кермер. В наступившей мертвой тишине она подошла к столу, взяла один из листков и с изменившимся лицом прочла послание. Не произнеся ни слова, Кермер-старший покинул зал. Когда он поравнялся с Мари, рука его легла на плечо дочери. За ним последовал Лойк, не удостоив сестру даже взглядом.
Заседание муниципального совета было отложено.
* * *
«Он слишком взвинчен», – подумала Мари.
Ив Перек нервно расхаживал взад-вперед по кабинету. Ему не терпелось немедленно открыть собственное судебное дело, чтобы установить, кем послания были написаны и каким образом оказались в папках депутатов. Мари пришлось буквально силой заставить его остановиться и посмотреть на нее.
– Ответь, Ив, где ты находился в ночь убийства Жильдаса?
– Прекрати, Мари. Говорю как человек, желающий тебе добра. Для твоей же безопасности, прекрати!
– Ты хочешь сказать: «Прекрати искать правду»?
– Поиски могут иметь роковые последствия. Не открывай ящик Пандоры, отступись.
Искренность его тона поразила Мари.
Она хотела возразить, но в двери неожиданно показался Ферсен. Сначала на лице парижанина отразилось удивление, затем досада, когда он увидел Мари в обществе мэра.
– Вы никогда не стучите, прежде чем войти? – ядовито поинтересовалась она.
– Когда рядом вы, такое случается. – Подойдя к Мари, он добавил: – В последний раз предупреждаю, если посмеете мне мешать…
Оборвав его, Мари изобразила оскорбленную невинность:
– Господин мэр должен был проводить брачную церемонию, мы как раз обсуждали, на какой срок ее лучше перенести.
Люка почувствовал, что теряет самообладание, было ясно: над ним издеваются в открытую. Он удовольствовался тем, что резким жестом указал Мари на дверь, и она, притворившись обиженной, удалилась.
Две продырявленные шины… Нет, все четыре.
Автомобиль, на котором приехал Люка, был торпедирован врагом. «Да, чужаков у нас не любят», – сказала себе Мари, и, может быть, впервые за все время, она никого за это не осудила.
Громкий звук хлопнувшей двери заставил ее обернуться. Перек отъехал на полной скорости. К горлу подступил ком: Ферсен не отказал себе в удовольствии сообщить о связи жены Ива с Никола.
Она видела, как парижанин, выйдя из здания мэрии, проследил взглядом за удалявшейся машиной врача. Любопытно, что Ферсен промокал нос платком, и пока он приближался, Мари сообразила, к ее великой радости, что по крайней мере Ив успел слегка отыграться на его физиономии.
Мари ждала Ферсена без боязни, решив не упускать удобного случая и открыть новому следователю глаза на его ущербность: вряд ли он сможет успешно работать в среде, которая скоро станет окончательно ему враждебной.
Демонстрируя полное безразличие к ее присутствию и снисходительной улыбке, Люка небрежным жестом, каким прогоняют надоедливую муху, отодвинул Мари, подошел к автомобилю и… замер, увидев спущенные шины. С непроницаемым лицом он повернулся к ней и произнес:
– Хорошо, что вы остались. Где ваша машина?
Пораженная его бесцеремонностью, она стала протестовать, но тот, не слушая, протянул руку:
– Ключи. Это приказ. В интересах следствия.
По голосу Ферсена она поняла, что выбора нет, хотя внутри у нее все клокотало от ярости. Мари направилась к «мегари», предварительно заявив, что раз уж так, то вести будет она, нравится ему это или нет.
– Помедленнее… Помедленнее! Выполняйте!
Знавшая как свои пять пальцев дороги острова, Мари вихрем мчалась к вилле Переков, находившейся высоко в горах. Люка, пытавшийся разглядеть в переднем зеркале свой нос, никак не мог этого сделать из-за чудовищной тряски. Время от времени он недовольно ворчал:
– Кончится тем, что я упрячу вас за решетку!
– Вряд ли это поможет развязать языки местных жителей. Особенно когда станет известно, что вы прошлись огнем и мечом по семье Перек, не имея ничего, кроме смутных подозрений…
Люка скосил глаза в ее сторону:
– Не таких уж смутных. Я только что говорил по телефону с судмедэкспертом из Бреста, он обнаружил под ногтями Жильдаса Кермера следы крови. Стопроцентная уверенность, что в результате анализов, которые сейчас проводятся, будет идентифицирована кровь Ива Перека.
– Ясновидение?
– Простая логика. Ногти жертвы были тщательно вычищены уже после смерти, однако не настолько, чтобы не оставить никаких следов. Перек – единственный человек, кто мог это сделать в своем кабинете. Царапины же на его шее, по моему мнению, не имеют никакого отношения к зарослям туи.
Заметив, что, слушая, Мари машинально сбавила скорость, Ферсен не преминул ее с этим поздравить. Тогда она достала из кармана анонимное письмо, взятое в мэрии, и протянула ему.
– Без меня вы не продвинетесь ни на йоту.
Бросив взгляд на записку, Люка улыбнулся:
– Предлагаете сотрудничество? Мило с вашей стороны…
– Мне попросту вас жаль. На данный момент, уж точно, только вам неизвестно, что произошло на сегодняшнем заседании муниципального совета.
Ферсен постарался скрыть раздражение, не без скепсиса заметив:
– Отошлю ее в лабораторию, хотя уверен, что они ничего не найдут. Записка не связана ни с убийством, ни с менгиром. Кто-то воспользовался ситуацией, чтобы обделать свои делишки, не более. – И, помедлив, добавил: – Не думайте, что, бросая мне жалкие крохи, вы добьетесь участия в расследовании. Вы упрямая, наглая и, вне всяких сомнений, по самые уши замешаны в этой истории…