Дольмен - Жамэ Николь. Страница 5

– Мы не знакомы, но Жильдас много о вас рассказывал… Мое имя Патрик Риан. Хочу…

Когда Мари обернулась, слова замерли у него на губах. Потемневший от горя бездонный взгляд зеленых глаз, маленький подбородок, гордо выпяченный и все-таки дрожавший… На долю секунды ему показалось, что он стал жертвой галлюцинации. Писатель тряхнул головой, будто пытаясь прогнать печальное воспоминание, и закончил:

– …выразить вам глубокое соболезнование.

Обычная формула вежливости утратила банальность, потому что он вложил в нее подлинную искренность. Мари едва кивнула, и сердце у него сжалось. Опустив голову, Риан отправился помочь пожарным, которые, привязав труп к носилкам, поднимали его наверх. Из-за крутизны склона требовалась особая осторожность. Снизу подъемом руководил лысоватый человек средних лет.

Поравнявшись с Мари, Стефан не стал произносить слова утешения, а обратил на нее сочувствующий взгляд, который, по его убеждению, лучше мог выразить испытываемые им чувства, и присоединился к мужчинам.

Когда носилки уже находились наверху, внезапно поднялся сильный ветер. Конец брезента, в который было завернуто тело, откинулся, и обнажилось обезображенное лицо убитого. Не выдержав этого зрелища, Стефан Морино едва успел отбежать к машине, его тошнило.

Резиновые перчатки, целлофановые пакеты, моток желтой ленты, знак аварийной остановки… Он вверх дном перевернул багажник, пытаясь найти, чем бы вытереть лицо. Безрезультатно. Несмотря на унизительное состояние, Стефан с благодарностью принял бумажный носовой платок, который ему протянула Мари.

– Впервые вижу труп так близко, – пробормотал он, не задумываясь, что это признание не делает ему чести и свидетельствует о его неопытности. – Сквозь землю готов провалиться…

Мари собралась было его утешить, мол, все это пустяки, но вдруг Морино стал ей рассказывать о произошедшем накануне в кафе.

Она похолодела. Оказывается, вчера брат подрался из-за нее. За нее. За Мари.

– Лучше бы я задержал Жильдаса, чем этого треклятого писателя, лучше… – И он зарыдал в бумажный платок.

Сказать этому недотепе, что он здесь ни при чем и его угрызения совести беспочвенны? Вместо этого Мари, взяв целлофановый пакет, осторожно вложила туда записку, найденную в кулаке Жильдаса. Действовать надо, а не раскисать.

– Снимите копию и подлинник отправьте лейтенанту Карадеку в региональную службу судебной полиции Бреста, – произнесла она, протягивая ему пакет. – Необходимо узнать, остались ли на бумаге другие отпечатки пальцев, кроме моих и Жильдаса. Мои у них есть, а вот отпечатки пальцев брата нужно им переслать.

– Где же я их возьму?

– А как вы думаете?

Стефан чуть не поперхнулся. Мысль о том, что ему предстоит снимать отпечатки пальцев у мертвеца, вызвала у него такой ужас, что он решил пока с этим повременить, и достал записку. Брови у него поползли вверх.

– «Мари»… это вы? О чем здесь говорится? – спросил он извиняющимся тоном. – Я не знаю бретонского.

– О том, что нельзя терять ни минуты! – строго сказала она.

Морино мгновенно поднес палец к козырьку, уже не сомневаясь, что получил приказ от старшего по званию, который он обязан выполнить. Дверь его автомобиля захлопнулась как раз в тот момент, когда в пожарную машину втискивали носилки с трупом Жильдаса.

Мари подошла к лысоватому мужчине, стоявшему теперь без дела. Ив Перек – единственный на острове врач – исполнял обязанности мэра Ланд, унаследовав эту должность от отца, который когда-то тоже получил ее в наследство. От предков Иву достались и прозрачной голубизны глаза – единственная примечательная черта на слегка одутловатом, невыразительном лице. Дорогая, но без малейшей изысканности одежда говорила о его равнодушном отношении к своей внешности. Вчерашняя пьянка явно не добавила ему красноречия.

– Не знаю, что и сказать… Брат… Все… как свиньи! И несчастный случай…

– Это был не несчастный случай.

Ив нахмурился и удивленно посмотрел на Мари, внезапное горе которой никак не отразилось на ее красоте. На память ему пришли картины с Мадонной, оплакивающей Христа. Только в глазах Мадонны не могло быть того особенного блеска, который выдает охотника, преследующего добычу. Неловкость Перека от этого лишь возросла.

– О чем ты говоришь?! Жильдас был мертвецки пьян. Все мы набрались… – Ив расстегнул ворот куртки. – Взгляни!

На шее мэра отчетливо выделялись три глубокие царапины.

– Возвращался домой в час ночи и свалился в заросли туи…

Но Мари его не слушала.

– Пока оставишь тело брата у себя в медицинском кабинете, а я тем временем оформлю документы для доставки его в брестский Институт судебно-медицинской экспертизы.

Перек посмотрел на нее как на умалишенную и, без сомнения, нашел бы, что ей возразить, но Мари уже удалялась.

Оставшись наконец в одиночестве, Мари подошла к самому краю берега, чтобы в последний раз взглянуть на бухту, где волны прилива, то набегая, то отступая, смывали с песка кровь ее брата. Правда ли морская вода была красноватой, или это игра воображения, вызванная недавно пережитым кошмаром? Нет, на пляже не осталось ни малейшего следа от случившейся трагедии. Чего нельзя было сказать о сердце Мари.

* * *

К ней приближался человек, чье лицо, как зеркало, отражало одолевавшие его горестные чувства. К телу он прижимал моток тряпок, бывших скорее всего когда-то белого цвета. Несмотря на его массивность, походка мужчины казалась по-детски неуверенной, порой он делал какие-то странные скачки. Подойдя к Мари, он молча опустил свою лапищу на ее плечо.

Сорокадвухлетний Пьеррик Ле Биан из-за врожденного дефекта бедра был обречен на пожизненную хромоту. Мальчику не исполнилось и шести лет, когда однажды его нашли, промерзшего до костей и сильно чем-то напуганного, неподалеку от Ти Керна, как раз в ночь страшной бури, о которой жители острова помнили до сих пор. Тогда-то Пьеррик и утратил дар речи, остановившись в развитии на уровне шестилетнего ребенка. Злые языки, правда, утверждали обратное: он, дескать, уже родился идиотом, что было неудивительно при таком отце. Ведь Эрве Легелек, которого в детстве воспитывали всем островом, был форменным деревенским дурачком. Тем не менее все сходились во мнении, что с Пьерриком дела куда лучше. Главное, он не унаследовал буйного нрава своего папаши, во всяком случае, до сей поры никак его не проявлял.

Когда тяжелая ручища Пьеррика легла ей на плечо, Мари покачнулась и чуть не закричала. Но вместо того чтобы столкнуть вниз, рука потянула ее назад, будто хотела уберечь от падения. Ее черты лица мгновенно разгладились, когда Мари узнала Пьеррика, и она ласково попросила отпустить ее. Однако тот сильнее прежнего вцепился в нее, почти отрывая от земли, на его физиономии появилось выражение ужаса, и тогда Мари поняла, что, должно быть, немой увидел труп и до сих пор не может прийти в себя.

– Знаю, Пьеррик, знаю. Большое горе… Но тебе пора домой – Гвен будет волноваться.

Тот яростно затряс головой, раскачиваясь из стороны в сторону. Из его рта вырывались нечленораздельные звуки. Пьеррик хотел ее о чем-то предупредить, только о чем? У Мари не было ни времени, ни желания отгадывать загадки. Она взяла его за руку.

– Пошли, проводишь меня.

Первые лучи солнца заскользили по менгирам, обращенным на восток. По серой каменной поверхности одного из них сбегали два красных ручейка.

Кровь!

Затаив дыхание, Мари посмотрела вверх. Кровь сочилась из самой середины глубоко вырезанного на камне символа. «Из каменного сердца брызнет кровь…»

Знак напоминал букву «V». Расправленные крылья. Птица. Чайка. Окровавленная чайка в ее фате. Чайки, терзавшие тело Жильдаса.

У нее все поплыло перед глазами. Словно молния высветила то, что произошло накануне. Ей вспомнилось побелевшее лицо Жильдаса, когда он увидел мертвую чайку в свадебной фате.

Кристиан назвал это случайностью. Дескать, мальчишки подбили птицу из рогатки. Фата сушилась возле окна. Несчастная чайка нашла в ней свою смерть. Ничего другого. Мать поспешила унести фату, чтобы поскорее ее выстирать, со словами: «Завтра и следа не останется!»