Любаша (СИ) - Алексахина Лира. Страница 3

Люба тихо обливалась слезами. Двор застыл в преддверии бури. Старушки сверлили презрительными взглядами Василия, от чего тот сатанел еще больше. Дедули сохраняли мужскую солидарность.

Скандал из сто пятьдесят девятой был хорошо слышен в тиши ночного двора. Тем, кто все проспал, милостиво рассказали утром.

На третий день изматывающего молчания Люба вскочила, как только хлопнула входная дверь с утра. Решительно побросала вещи в дорожную сумку, села на автобус и поехала на поклон к свекрови. Ей нужен был союзник, дабы совместно склонить барана к нужному решению.

Старенький автобус плавно катился по ровному асфальту дорог. За окном пестрые поля сменялись зеленой лесополосой, щедро залитой солнечным светом. Немногочисленные соседи мирно сопели, досматривая красочные сны.

Люба улыбалась и наслаждалась природой. Ее душа пела. Вот сейчас приедет, и как обрадует свекровь! Взятка в виде любимых пирогов была приготовлена заранее и заботливо обернута промасленной бумагой.

Окрыленная предвкушением быстрой победы, женщина козочкой пробежала по виляющей заросшей тропинке к нужному участку. Лихо дернув свободной рукой дверцу калитки, Люба с грохотом уронила челюсть, встав как вкопанная.

***

Свекровь бегала по траве с незнакомым ребенком лет четырёх-пяти. Подозрительно счастливая. Мальчик первым увидел застывшую незнакомку, вскрикнул и убежал в дом. Мать Василия обернулась, улыбка стекла с ее лица. Хмурая складка меж бровей росла по мере приближения к незваной гостье.

— Что случилось? — спросила Аглая Ивановна, хватаясь за сердце.

— Ннничего, — не могла отойти от увиденного Любаша. — Пироги вот привезла, — сунула в руки подарок. Собралась. — Нужна ваша помощь, — решительно выдохнула. — Я хочу детей. Василий сопротивляется. Помогите.

Аглая Ивановна странно посмотрела и торопливо выдала:

— Не могу, Любаша, — отступила назад, увеличивая расстояние. Еще шажок. — Соседка приболела сильно, попросила за внуком присмотреть. Родители его в командировке. Ты уж сама, как-нибудь, — пожала плечами, продолжая пятиться и оглядываться. — Все, езжай обратно! Он болеет, как бы не заразилась от нас! Васечке привееет! — хлопок закрывшейся двери.

— Она что, сбежала?

Конечно, никто не ответил. Немного постояла, переваривая, развернулась и задумчиво побрела обратно. Где-то на середине пути положила сумку на траву и села, невидяще уставившись на горизонт.

С первых дней Аглая Ивановна требовала внуков, выедая мозг по чайной ложечке. Из глубин памяти всплыли причитания.

— Пока молодые и здоровые!…Не затягивайте! … Будет поздно!… Еле выносила Васеньку!… В роду тяжко с детьми! Были летальные случаи!… Слабоумие, болезни!…

Люба нахмурилась, вспоминая, когда свекровь успокоилась? Мысленные подсчёты не понравились. Следовало проверить еще раз. Женщина встала, кинула вещи в кусты и окольными путями полезла на разведку, попутно расцарапав голые плечи в летнем сарафане. Кого это сейчас волнует…

— Лови, лови, солнышко! — щебетала Аглая Ивановна, кидая разноцветный мяч.

Ей вторил заливистый детский смех. Любаша мрачно отметила, что они выглядят до безобразия здоровыми. Противоречивые чувства разрывали изнутри. Тихонько шагнув назад, она скрылась за деревьями. Не чувствуя жалящей крапивы, Любаша перла сквозь заросли обратно. Попеременно вздыхая и отгоняя зарождающуюся лавину в душе.

Может, правда, соседский?

Мальчик…

Отбросив переживания на потом, Люба встряхнулась, расправила плечи и побежала, не желая опаздывать на пригородный рейс. Окружающий пейзаж утратил свое очарование. Зеленая листва более не притягивала взгляд, аромат цветов душил, а высокая трава мешала идти.

Стоя на остановке с зажатым билетом в протянутой вперед руке, она поняла, что очень устала. Руки и ноги были щедро усыпаны красными пятнами. Всё это нещадно зудело, но не шло в сравнение с муками сердца.

— Отставить панику, — строго сказала сама себе.

Пустая остановка радовала отсутствием людей, не нужно было держать лицо. Во всем мире был только один человек, который мог выслушать и помочь.

***

— Рассказывай, — кивнула бабушка вместо приветствия.

Все такая же боевая, но, к сожалению, сильно постаревшая, старушка гордо восседала в любимом кресле у окна. В комнате не было вязания, шитья или прочей ереси милой сердцу далеко за шестьдесят, зато в изобилии наблюдались книги, газеты и кроссворды. Особенно в почёте были судоку. Выключив криминальную сводку, дождалась, пока внучка плюхнется в соседнее кресло и зычно крикнула:

— Светлана, чаю!

— Слушаюсь, Мария Вениаминовна! — мгновенно отозвалась молодая девушка азиатской внешности, появляясь в дверном проеме. — Что-то ещё?

— Конфеты. В красной коробке. Ступай.

Длинные косы взметнулись и пропали.

— Светлана, — уточнила Любаша, склонив голову на бок.

— Да хоть Ахмет, — пожала плечами Бабуля. — Быстрая, умная и молчаливая. Матери твоей не стучит… Да на отдыхе они, в санатории, — верно поняла немой вопрос. — Третья смена подряд, — тонко усмехнулась Мария Вениаминовна. — Кто еще от кого отдыхает…

Чуть звякнули чашки с ароматным чаем об стол. В нос ударил приятный запах свежих шоколадных конфет.

— Спасибо, Светлана. Отдохни.

— Хорошо, Мария Вениаминовна.

Плотно прикрылась дверь и через пять секунд в соседней комнате включили телевизор. Очень громко.

— Действительно, — искренне поразилась Любаша.

— С чем пришла? — проницательный взгляд из-под ресниц, выглядывающий поверх чашки не хуже прожектора в темную ночь.

— Тут такое дело, ба…, - глубокий вздох.

Конфеты так и остались призывно блестеть в ярких бумажках. Сжатый рассказ строго по делу превратился в сопливые подвывания. При своих не малых габаритах пятьдесят второго размера, Люба незаметно оказалась сидящей на подлокотнике кресла, ухитрившись изогнуться и пристроить голову на плечо бабули, которая молча гладила по макушке, словно маленькую девочку, изредка вздыхая и целуя в густые волосы.

Когда поток слов и слез схлынул, дышать стало чуть легче. Озвучивать страхи вслух дело трудное. Люба была доброй, сильной, сентиментальной, но никак не дурой. Свекровь врала. И лучше бы о состоянии здоровья. Но поразительное сходство мальчика с ее мужем сводило все надежды на нет. Тягучее молчание было прервано словами:

— Сервант, третья полка томик Ожегова. Дай пожалуйста, — посоветовала бабушка.

Не понимая, на кой им сейчас толковый словарь, женщина послушно исполнила просьбу.

— Открой.

— Б**ть, — пораженно выдохнула Люба, увидев содержимое.

Надо сказать в семье вот уже семь, а то и больше поколений, рождались только девочки. Есть такое понятие — память рода. Так вот, превалирующей профессией было учительство. Как на ветках бывают не только листья, так и плоды, на семейном древе встречались и другие виды деятельности.

Мария Вениаминовна, бабушка Любы, была судьей. Исключительно по велению своего сердца, что доставило не мало проблем в юности, как ей, так и ее консервативным родителям. Многие сходились в том, что Люба — копия бабушки, не внешностью, но внутренней начинкой точно.

Есть такие профессии, которые не оставишь за порогом, приходя домой. Деятельность накладывает отпечаток на все сферы. Мария Вениаминовна, даже уйдя на покой, не забывала приглядывать за своим семейством и поддерживать связь с друзьями, полезными в том числе. Что и демонстрировали фотографии частного детектива, безжалостно запечатлевшего тайны Василия.

Страницы Ожегова были аккуратно вырезаны внутри. Словарь был не чем иным, как хранилищем.

— Как давно ты … знаешь?

— Не давно, как хотелось бы. Внешне было все пристойно, я и подумать не могла.

Дрожащие пальцы перебирали влажный компромат. Люба плакала. В ушах стоял невыносимый звук лопающегося стекла — розовые очки ломались под натиском действительности.

Фотографии уголок к уголку сложила ровной стопочкой на место и захлопнула переплет, словно крышку гроба, отрезавшую от прошлой жизни.