Кросс по грозовым тучам (СИ) - Кибальчич Сима. Страница 13

Тим шагнул в полукруг просторного подъемника. На вершине красно-белых башен скорой помощи находились парковочные площадки. Сюда опускались реанимационные транспортировщики и здесь цеплялись машины пациентов. Реанимационный модуль, откуда он поднялся, был устроен на верхнем уровне сразу под парковкой. Первый уровень башни обычно занимали силовые и энергетические установки, второй — материалы для синтезирования, протолекарства, заготовки тканей. Третий — рекреация.

Вся медицинская белиберда далека от его интересов. Но за время однообразной жизни на Гамме 67 пришлось слышать много пространных рассуждений Кэмпбелла о правильно организованном лечении. И какими значками настоящие медики, а не всякие шарлатаны, размечают медицинское оборудование. Теперь эти бессвязные сведения всплывали пятнами, как клочки серых мхов на скалах Орфорта.

На залитой солнцем площадке его ждали. Тот самый лысый парень с экскурсионной платформы. Стоял, привалившись к прозрачному кокпиту скутера, и смотрел прямо и вопросительно. Граув остановился. Опустил глаза и уперся взглядом в уродливое темно-красное пятно на носке собственного. Да пошло оно все!

— Извини, я сожалею.

Рука опустилась в карман, но ножа там не было. Странно, куда он мог деться? Невыносимо хотелось сжать рукоять.

— О чем именно сожалеешь?

Парень оттолкнулся от раскорячившейся у края башни машины, сделал несколько шагов навстречу. Его руки тоже лежали в карманах. Плечи, затянутые в черное, чуть сутулились, а на груди в водолазке зияли прорехи. Проглядывала пронзительно белая кожа. Хорошее место для удара. Даже сейчас.

Тим неопределенно пожал плечами, ответить нечего: сожалел он о многом.

— Понятно, — кивнул тот. — Твоя авиетка приписана к кораблю?

Вдоль ее борта переливалось имя оставленного в порту транспортника. Три года назад сука Алекс сказал, что для разжалованного друга у него есть одна неплохая посудина под названием «Прыжок мужества». Тим наотрез отказался. Даже проверять не стал, существует ли эта посудина на самом деле или над ним издеваются. А вот имя «Маленькие радости», хоть и звучало не менее издевательски, его вполне устроило. Этот корабль заполнил в остальном пустую жизнь.

— Ты недавно из космоса?

Голос пробился сквозь смуту образов, крутящихся в голове.

— Да.

Остро хотелось оглянуться и проверить, нет ли кого за спиной.

— Меня зовут Тимоти Граув.

Парень помолчал, словно надеясь на еще какие-то разъяснения. Давать их не хотелось.

— Я — Майкл Стэнли.

Лысый протянул руку с интеркомом на запястье, чтобы обменяться контактами, установить связь. Тим пожал плечами, его интерком остался на "Маленьких радостях".

— Ладно, — тряхнул головой Стэнли и развернулся к скутеру.

Прозрачный верх крошки отполз назад, Стэнли наклонился, чтобы забраться в кабину, но в последний момент снова посмотрел на Тима.

— Впрочем, можешь и так меня найти, если захочешь пырнуть кого-нибудь.

— Кого-нибудь или тебя? — искривил губы Тим.

— Ну да, — кивнул парень невпопад и вдруг широко улыбнулся. — Стэнли из Братства запредельщиков.

Коробочка скутера, похожая на лягушку, неуклюже перевалилась через край и взмыла вверх. Тим остался один на пустой площадке. Он, авиетка и город внизу.

Город разворачивался зеленью, синим небом, разноцветными небоскребами, призрачно мерцающими вдалеке флоотирами, куполами приземистых частных строений и монорельсой, без начала и конца петляющей между зданиями. Красиво. Вот только здесь не место для него.

Тело разом заныло, требуя жалящих прикосновений. Словно червь в мозгу, закрутилась мысль, что можно оказаться у Ирта всего через несколько, пусть и очень длинных минут. Граув заставил себя думать о «Маленьких радостях» и ждущих его Дальних пределах.

Единственно правильный выбор — лететь к Алексею и уговорить снова помочь. Авиетка довезет быстро, а неприятный разговор хотелось отложить. Нельзя. Через силу он проковылял к машине.

— В Дублин.

Направление Тим выдавил с трудом, мыслеприказам уже не доверял. Крутившееся в голове имя личного монстра могло отправить машину совсем в другую сторону.

Когда ремни застегнулись, Граува затрясло. Ломка. Она скоро пройдет, а потом снова вернется и снова. Он опять подсел на изоморфа. Алекс пошлет его куда подальше и будет прав.

— Чага…

Самое страшно, что Тим терялся в ощущениях, произнося это слово. Внутри сплетались отвращение или желание. В имени Чага скрывалось много свободы от самого себя. Окончательной свободы. Когда все в жизни безвозвратно и безнадежно слито в черную дыру, и можно ничего не решать. А тот, кто решит, даст много сладкой боли в награду.

Скорость стала снижаться, Тим закрыл рукой рот, пытаясь сдержать рвотный позыв. Ремни расстегнулись, и он перевалился через кресло, выплескивая желчью страх и отчаяние. То, что после реабилитации и психотерапии превратилось в поблекшие истории почти чужой, далекой жизни, в серые контуры прошлого, снова хлынуло режущими образами и чувствами. Словно Орфорт — вчерашний день, а Дальние Пределы — сон.

Он схватился за поручень кресла и с трудом поднялся. В узком отсеке выбросил в аннигилятор одежду и встал под душ. На станции скорой помощи его должны были дезинфицировать, но душ, пусть даже ионный — другое дело. Сосредоточился на здесь и сейчас. На не замутненном эмоциями процессе. Вот заряженные частицы длинных молекул разрушили мертвые, не имеющие заряда ткани. Вот поток воздуха сдул это прочь. Вычищенное до обезжиренных атомов тело казалось сухим, скрипучим. Хотелось под воду, но в служебной авиетке водные процедуры не предусмотрены. Тим рассматривал себя в боковой отражающей переборке — стройного, подтянутого, пропорционально сложенного, с гладкой кожей. Но отражение казалось фальшивкой.

Прошелся пальцами по мягко светящемуся экрану душевого отсека и почувствовал со всех сторон потоки воздуха. Тело от горла до ступней покрылось слоем влажной, липкой суспензии. Воздушный поток стал на несколько секунд жарче, а потом отключился. Одноразовое покрытие, или слайс, было вполне удобной одеждой. Химический раствор в секунды превращался в дышащую и хорошо тянущуюся ткань. Она мягко облегала тело, оставляя голой шею, кисти рук и ступни.

На улицах городов нередко встречались фрики или погруженные в великие думы ученые, которые не заморачивались и расхаживали в слайсах. Тим надеялся сойти за ученого. Если нахмурит лоб и раздобудет где-нибудь планшет.

Из рубки управления раздался предупреждающий сигнал — авиетка приблизилась к Дублину. Тим выбрался из отсека и сунул ноги в мягкие, бесформенные кроссовки. Как только они стянулись на ступнях и приобрели стандартный вид, Граув тяжело вздохнул.

Честнее быть фриком и выпить жбан пива, после того как Алекс его поимеет.

Когда-то очень давно Тим любил Дублин. Как и все курсанты училища. Они частенько прилетали сюда на скутерах, чтобы прошвырнуться по плавающим в воздухе мостовым, забраться на голову Шахтера, застывшего у индустриальной воронки. И устроить на ней пикник, поливая пивом гигантскую каску.

Дублин прекрасен, особенно издалека. Похож на взрыв, остановленный в тот момент, когда фрагменты строений уже разлетаются вверх и в стороны. Еще секунда — и начнут падать, превращаясь в уродливый хлам. Но в миг замирают фейерверком из кварталов, дорог, домов и растений. Тянутся не строго вверх, а скорее на восток, к восходящему солнцу. А на западе уходят под землю километрами заводов. Все они работают под гигантской индустриальной воронкой. Там грузятся массивные промышленные платформы, и там же торчит тридцатиметровая фигура Шахтера — работника подземелий давних времен.

На первом курсе Тим мог часами наблюдать, как пристыковываются платформы, ощетинившиеся силовыми установками. Как в них загружают огромные куски отливочного камня, сплавов, километры сложной композитной керамики для космических крейсеров. Он обожал гулять по висящим прямо в воздухе тротуарам. Бродить во дворах галерейных домов, рассматривать цветочный орнамент витражей. А лучше затеряться до самого утра. Над головой Шахтера вверх спиралью уходила квадратная труба с выступающими прозрачными ребрами. В ней теснились развлечения на любой вкус: концертхоллы, рестораны, рекреационные салоны, музеи и казино.