Нужные вещи - Кинг Стивен. Страница 147

— Ну что ж, тогда слушай внимательно, Дэн. — И пока мистер Гонт говорил, а Умник слушал, постепенно погружаясь в полугипнотическое состояние, навязываемое ему чужой волей, в воздухе за окном сгущались тучи и приближалась гроза.

Пять минут спустя Умник вышел из дома. Поверх футболки он надел легкую куртку и руку с наручником засунул глубоко в карман. Не пройдя и полквартала, он увидел фургон, припаркованный к обочине именно в том месте, которое указал мистер Гонт. Машина была канареечно-желтого цвета — гарантия того, что случайный прохожий обратит внимание скорее на необычную раскраску, чем на водителя. Окон в машине было всего два, а весь кузов расписан рекламой телестудии Портленда.

Умник быстро оглянулся по сторонам и, забравшись в машину, сел за руль. Мистер Гонт предупредил, что ключи будут под сидением. Так и случилось. На соседнем сидении лежал бумажный пакет из тех, в которые в магазине укладывают продукты. Там Умник обнаружил блондинистый парик, хипповые очки в металлической оправе и небольшой стеклянный пузырек.

Умник нацепил парик с длинными, неопрятными, немытыми прядями и сразу стал похож на безвременно ушедшего из жизни от излишеств рок-певца, но взглянув в зеркало заднего вида, очень сам себе понравился. Он стал моложе. Гораздо моложе. Стекла очков, простые, без диоптрий, тоже меняли внешность Умника даже больше, чем парик (во всяком случае, так он думал). Он казался себе похожим на Гаррисона Форда в фильме «Берег Москитов». Умник смотрел на себя с восторгом. В мгновение ока он из пятидесятидвухлетнего мужчины превратился в человека не старше тридцати лет, вполне годного по возрасту и вышнему облику для работы на телевидении. И не корреспондентишкой каким— нибудь вшивым, а оператором или, может быть, даже режиссером.

Он свернул крышку пузырька и сморщился — содержимое источало запах расплавленного тракторного аккумулятора. Из горлышка пузырька поднималась тонкая струйка пара. «Берегись, — думал Умник, — гляди в оба».

Он подложил свободный наручник под правую ляжку и с силой натянул цепочку. Затем вылил немного отвратительной темной жидкости на звено цепочки под самым запястьем, следя за тем, чтобы ни одна капля не попала на кожу. Сталь немедленно задымилась и запузырилась. Несколько капель пролилось на коврик на полу, и он тоже пошел пузырями, подняв облако дыма и запах паленой резины. Умник достал из-под ляжки второй наручник, потянул за цепочку и, к его неописуемому восторгу, она отделилась без всякого усилия с его стороны, разорвалась, словно бумага, и Умник швырнул ее на пол. Браслет, правда, оставался на запястье, но с им можно было жить; больше всего неприятностей доставляли второй наручник и цепочка. Он вставил ключ в замок зажигания, повернул его и уехал.

Не более чем через три минуты автомобиль шерифа округа Касл подъехал к дому Китона, из него вышел Сит Томас и обнаружил Миртл Китон, перегородившую своим мертвым телом дорогу из кухни в гараж. Еще некоторое время спустя туда же подъехали четыре машины полиции штата. Полицейские обшарили весь дом снизу до верху в надежде найти самого Дэнфорта или хоть какие-то следы его исчезновения. Никто не обратил внимания на коробку с игрушечным ипподромом, лежавшую на столе в кабинете. Она была старая, грязная и, вероятнее всего, сломанная. Казалось, она принадлежала когда-то небогатому семейству и вылезла на свет Божий с чердака, пропылившись там предварительно многие десятилетия.

Эдди Уорбертон, дворник при муниципалитете, на дух не выносил Сонни Джекета, но за последние пару дней злость переросла в ярость.

Когда летом 1989 года полетела коробка передач его маленькой аккуратной «хонды», Эдди не решился везти машину в ремонт на станцию обслуживания именно этих машин — встало бы недешево. К тому же недели через три отказал еще и передний привод. Поэтому Эдди отправился к Сонни и спросил, есть ли у того опыт работы с иностранными марками. Сонни сказал:

— Конечно, как не быть!

Он вел беседу в таком нарочито снисходительном тоне, в каком с Эдди разговаривало большинство жителей здешних мест. «Мы не грешим предрассудками, парень, — говорил этот тон. — Тут ведь север, сам знаешь, и мы никакого отношения не имеем к южным безобразиям. Конечно, ты негр, это видно невооруженным взглядом, но нам до этого нет никакого дела. Белый, черный, красный, зеленый — все едино».

— Так что тащи сюда свою колымагу, — сказал Сонни. Коробку передач Сонни починил, но счет представил на сто долларов больше, чем обещал, и по этому поводу у них с Эдди чуть до драки не дошло в Мудром Тигре. Затем адвокат Сонни позвонил Эдди (Уорбертон был убежден, что все янки рождаются сразу на пару с адвокатами) и предупредил, что Сонни собирается возбудить против Эдди судебное дело. В результате всех этих треволнений Эдди пришлось доплатить пятьдесят долларов, а пять месяцев спустя в «хонде» загорелась электропроводка. Машина в это время стояла на автостоянке у здания муниципалитета. Кто-то позвал Эдди, но к тому времени, когда он выскочил на улицу с пожарным баллоном в руках, в салоне «хонды» бушевало пламя. Все было кончено.

Он частенько задумывался, не Сонни ли Джекет весь этот фейерверк устроил. Страховой агент составил акт о несчастном случае в результате короткого замыкания… такое сплошь и рядом случается. Но что может знать страховой агент? Ровным счетом ничего, кроме того, это не его деньги. Страховки никак не хватало, чтобы покрыть расходы Эдди. А теперь он знал. Знал достоверно.

Сегодня ближе к полудню он получил по почте небольшую посылку. Предметы, вложенные туда, говорили сами за себя: почерневшие кусачки, старая, загнутая по углам фотография и записка.

Кусачки были именно такие, какими при желании можно устроить электрическое возгорание. Раскрути изоляцию, отсоедини концы проводов, замкни их кусачками — и нате вам.

На фотографии был изображен Сонни Джекет в компании со своими белокожими приятелями, которые всегда, как ни зайдешь в контору бензозаправочной станции, раскачивались там на стульях и точили лясы. Правда, снимок был сделан не на станции Сонни Саноко; действие происходило на свалке Робишо на шоссе N5. Придурки стояли вокруг сгоревшей «хонды» Эдди, вливали в себя пиво, гоготали, как жеребцы, и жрали арбуз.

Текст записки был краток и ясен. «Глубокоуважаемый Чернозадый! Играть со мной в салочки была идея не из лучших».

Поначалу Эдди удивился, получив от Сонни записку, начисто забыв о том, что сам по просьбе мистера Гонта отправлял послание Полли Чалмерс. Он решил, что просто Сонни такой дурак, которого уже только могила исправит. И все же, если происшествие с «хондой» его серьезно задело, почему он так долго ждал, чтобы отомстить? Но чем больше он об этом думал (Глубокоуважаемый Чернозадый!), тем меньше его трогала причина. Зато все большее значение приобретали плоскогубцы и старая фотография. Они и в самом деле жужжали у него в голове, словно целая стая комаров.

Незадолго до этого он купил у мистера Гонта пистолет. Неоновая реклама станции Сонни Саноко отбрасывала яркое пятно на мощеную площадку автостоянки. Там Эдди и пристроил свой подержанный «олдс», заменивший великолепный «сивик». Он вышел из машины, держа руку в кармане и сжимая рукоятку пистолета.

Задержавшись на пороге конторы, он заглянул внутрь. Сонни сидел за прилавком с кассовым аппаратом, раскачиваясь на пластмассовом стуле. Эдди был виден козырек неизменного кепи Сонни, выглядывающий из-за развернутой газеты. Читатель, мать твою! У белых всегда за спиной торчит адвокат, а поиздевавшись вдоволь над чернокожими, такими как Эдди, они усаживались в своих конторах в кресла, удобно откидывались на спинки и погружались в чтение газет.

Пропади пропадом все белые, пропади пропадом их адвокаты и пропади пропадом их газеты.

Эдди вытащил из кармана пистолет и вошел в контору. Та часть его сознания, которая до сих пор пребывала в полусне, внезапно пробудилась и закричала что было сил: «Не делай этого, Эдди, нельзя этого делать, ты пожалеешь!» Но он не обратил внимания на призыв. Не обратил, так как обнаружил, что больше не принадлежит самому себе, каким бы странным это не показалось. Он превратился в привидение, выглядывающее из-за собственного плеча с любопытством, — что же будет? Грех взял верх над добродетелью, зло победило добро.