Нужные вещи - Кинг Стивен. Страница 25

Он уловил какое-то движение в зеркале позади себя, но прежде чем успел повернуть голову, был уже сграбастан, сбит с ног и повержен на кафельный пол рядом с писсуарами. Голова бумкнулась о стену, фуражка слетела, и вот он уже смотрит в круглую багровую рожу Дэнфорта Китона.

— Что же это ты такое вытворяешь, Риджвик?!

Норрис к этому времени уже начисто забыл о штрафном талоне, который подсунул под дворник на ветровом стекле китонского «каддиллака» прошлым вечером. Но теперь память к нему вернулась.

— Отпусти меня! — он надеялся, что тон будет возмущенный, но вместо него получилось некое испуганное блеяние, и почувствовал, как щекам становится горячо от прилива крови. Сердился он или пугался, — а в данном случае произошло и то, и другое — он всегда безудержно краснел, как девица на выданье.

Китон, ростом выше Норриса на пять дюймов и весом тяжелее на добрых сто фунтов, хорошенько встряхнул полицейского и как ни странно отпустил. Достав из кармана штанов талон, он помахал им под носом у Норриса.

— Если я еще не ослеп, на этой идиотской бумажонке твое имя стоит!

— зарычал он так требовательно, как будто Норрис уже успел отрицать этот факт.

Кому как не Норрису было знать, что на талоне стоит его подпись, отчетливая и заверенная печатью, а сам талон вырван из его книжки?

— Ты припарковался в неположенном месте, — тем не менее сказал он, поднимаясь и потирая ушибленную голову. Будь я трижды проклят, подумал он, если тут не вскочит громадная шишка. Когда первоначальное удивление прошло, Китону все же удалось испортить ангельское состояние дущи Норриса, на смену пришел гнев.

— В каком месте?

— В неположенном, вот в каком! — заорал Риджвик. И более того, это Алан меня заставил пришлепнуть талон, хотел он добавить, но передумал. Зачем доставлять удовольствие этой жирной свинье и демонстрировать свою трусость, прячась за чужой спиной? — Тебя уже неоднократно предупреждали. Ум… Дэнфорт, не впервые слышишь.

— Как ты меня назвал? — зловещим тоном переспросил Дэнфорт Китон. Красные пятна размером с кочан капусты расцвели у него на щеках и скулах.

— Это юридический документ, — гнул свое Норрис, игнорируя последнее замечание. — И я бы советовал тебе заплатить. Считай, что крепко повезет, если я не привлеку тебя к ответственности за оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей.

Дэнфорт расхохотался. Эхо запрыгало по кафельным стенам как мячик.

— Я здесь не вижу никакого полицейского, я вижу лишь небольшую кучку дерьма, упакованную так, чтобы выглядела похожей на бифштекс.

Норрис нагнулся и подобрал фуражку. Тошнота подкатывала к горлу — записывать Дэнфорта Китона во враги не стоило — но его гнев уже перерастал в ярость. Руки дрожали, и все же он не забыл проверить насколько ровно посадил на голову фуражку.

— Если желаешь, можешь разобраться с Аланом…

— Я разбираюсь с тобой!

— … но не думаю, что тебе это поможет. Можешь быть уверен Дэнфорд, что заплатишь штраф в течение тридцати дней, иначе сядешь за решетку. — Норрис вытянулся на всю высоту своих пяти футов шести дюймов и добавил: — Нам известно, где тебя искать.

И пошел к выходу. Китон, лицо которого теперь больше походило на заход солнца в радиактивно-зараженном районе, сделал шаг вперед, чтобы преградить Норрису путь к отступлению. Норрис остановился и выставил вперед указательный палец.

— Если ты до меня дотронешься, Умник, я укатаю тебя за решетку. И будь уверен, я не шучу.

— Ну что ж, очень хорошо, — произнес Китон удивительно невыразительным тоном. — Просто замечательно. Ты уволен. Скидывай форму и начинай подыскивать новую ра…

— Нет, — произнес голос за их спинами, и они оба оглянулись. Алан Пэнгборн стоял на пороге мужского туалета.

Китон так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.

— Не твое собачье дело.

Алан вошел и, не торопясь, прикрыл за собой дверь.

— Мое, — сказал он. — Именно я попросил Норриса выписать тебе штрафной талон. И еще сказал, что готов забыть об этом до собрания городского управления. Ведь это всего лишь штраф на пять долларов, Дэн, что с тобой, какой бес в тебя вселился?

Тон у Алана был удивленный и вполне искренний. Умник никогда не мог похвастать хорошими манерами, но такой взрыв даже от него трудно было ожидать. С самого конца лета он был невероятно раздражен, на грани срыва — до Алана частенько доносились его полуистерические вопли во время собраний членов городского управления — и в глазах у него, казалось, прочно поселилось затравленное выражение. Он временами даже задумывался, не болен ли Китон, но решил повременить с окончательными выводами. И вот теперь предположение вернулось.

— Ничего со мной, — буркнул Китон и пригладил взлохмаченные волосы.

Норрис почувствовал некоторое удовлетворение, заметив, что руки у Китона дрожат.

— Я уже просто до ручки дошел от таких самоуверенных ублюдков, как вот этот… — Он кивнул на Норриса. — Делаю все, что в моих силах для этого города… черт побери, я для этого города уже много сделал… и устал как собака, от бесконечных претензий. — Он замолчал, сглотнув слюну, и огромный кадык забегал челноком на жирной шее. А потом завопил: — Он обозвал меня Умником, а тебе прекрасно, известно, как я к этому отношусь!

— Он извинится, — примирительным тоном произнес Алан. — Правда, Норрис, ты ведь извинишься?

— Не думаю, что должен, — сказал Норрис, чувствуя как неослабевающий гнев вызывает все новые приступы тошноты. — Я знаю, что ему это не понравилось, но он сам меня вынудил. Я спокойно стоял вот тут и смотрел в зеркало, поправляя галстук. как он меня сграбастал и швырнул об стену. Я здорово треснулся головой. Слушай, Алан, в такой ситуации не станешь выбирать выражений.

Алан перевел взгляд на Китона.

— Это правда?

Китон потупился.

— Я был вне себя.

Эти слова, в устах такого человека, как Китон, были почти извинением. Он взглянул на Норриса — понял он это или нет. Похоже было, что понял. Ну и хорошо, сделан первый большой шаг к перемирию Алан слегка расслабился.

— Можно считать инцидент исчерпанным? — спросил он сразу обоих. — Будем считать это несчастным случаем и забудем?

— Что до меня, я согласен, — сказал Норрис, подумав. Алан был тронут. Норрис ершист, в патрульных машинах без конца оставляет банки из-под содовой, пустые и полупустые, рапорты его не выдерживают никакой критики, но сердце у него доброе и отзывчивое. Он сдавался теперь не потому, что боялся Китона, и если Городской Голова так предполагает, то сильно ошибается.

— Прошу прощения, что назвал тебя Умников, — сказал Норрис. На самом деле он нисколько не чувствовал себя виноватым и, главное, ни на секунду не жалел о своем поступке, но считал, что, извинившись, ничего не потеряет. Не развалюсь, так думал Норрис.

Алан перевел взгляд на толстяка в спортивной куртке и футболке.

— Ну, Дэнфорт?

— Ладно, замнем, — в голосе Китона прозвучало знакомая высокомерная пренебрежительность, и Алан вновь почувствовал отвращение и брезгливость по отношению к этому человеку. Внутренний голос, засевший в самых глубинах его сознания и принадлежавший скорее всего какой-нибудь одноклеточной амебе произнес коротко и ясно: «Почему бы тебе не сдохнуть от инфаркта, Умник, сдохнуть и освободить всех нас от своего присутствия?»

— Ну что ж, — сказал Алан вслух. — Вот и замечатель…

— Только если… — Китон поднял вверх указательный палец.

— Если что? — Алан поднял не палец, а брови.

— Если мы договоримся насчет талона. — Он протягивал бумажку, зажав се между пальцев, как какую-нибудь грязную, только что использованную тряпку. Алан вздохнул.

— Заходи ко мне в кабинет, Дэнфорт. Там обо всем поговорим. — Он посмотрел на Норриса. — У тебя, кажется, дежурство?

— Да. — Кишки у Норриса были по-прежнему съежены в тугой комок, настроение, такое прекрасное с утра, безвозвратно испорчено, а Алан собирается снять штраф с этой толстой свиньи, из-за которой все и произошло. Он, конечно, все понимал — политика, но от этого не легче.