Бескрайние земли - Амаду Жоржи. Страница 36
— Так ты ревнуешь свою кошечку? Но почему? Ты ведь хорошо знаешь, что я не обращаю внимания на предложения, которые мне делают. Я похоронила себя здесь ради тебя; зачем же мне тебя обманывать?
Она несколько раз поцеловала его, потом сказала:
— Возьми с собой свою кошечку, мой милый! Клянусь, я не буду выходить из дому… Только с тобой в кабаре. Я не выйду из комнаты, не заговорю ни с одним мужчиной. Когда у тебя не окажется времени, я буду проводить весь день взаперти…
Виржилио почувствовал, что начинает сдаваться. Он переменил тактику:
— Я не понимаю, что ты находишь ужасного в Табокасе? Почему ты не можешь провести здесь дней десять одна?.. Только и думаешь об Ильеусе…
Она поднялась и показала на улицу:
— Это кладбище…
Затем снова заговорила о том, что он совершил ошибку, забравшись сюда, пожертвовав своим будущим и ее жизнью. Виржилио снова пытался объяснить ей положение, но понял, что это бесполезно; ему стало ясно, что связь с Марго подошла к концу. С тех пор как он познакомился с Эстер, ему не хотелось смотреть на других женщин. Даже когда он лежал с Марго в постели, он был уж не тот мужчина, чувственный, влюбленный в ее тело. У него появилось безразличие к ее прелестям: к ее пышным бедрам, к ее упругой груди, к ее неутомимой изобретательности в часы любви. Теперь у него было лишь одно желание: обладать Эстер, обладать ею целиком — ее мыслями, ее сердцем, ее телом. И он так и остался сидеть с полуоткрытым ртом, будто собираясь что-то сказать. Марго ждала. Но он не заговорил, а лишь махнул рукой, как бы в знак того, что считает бессмысленным убеждать ее. Тогда она снова принялась за свое:
— Ты обращаешься со мной, как с рабыней. Едешь в Ильеус, а меня бросаешь здесь. Потом придумываешь разные истории, будто ревнуешь меня. Все это ложь! В общем я была глупа… Но теперь хватит… Когда кто-нибудь придет ко мне и предложит поехать с ним в Ильеус или Баию, я дам себе волю…
Виржилио рассердился:
— Что касается меня, милая, пожалуйста… Думаешь, я без тебя умру?
Она пришла в ярость:
— А я-то была дура… Разве и здесь мало мужчин увивается за мной?.. Вот Жука Бадаро посылает мне любовные записки… Я из-за тебя стала затворницей, а ты только и думаешь, как бы удрать в Ильеус, наверняка вдогонку за дочкой какого-нибудь богатого плантатора, чтобы жениться на ее деньгах…
Виржилио поднялся, глаза его налились кровью:
— Заткни рот!..
— А вот и не заткну. Что, правда? Хочешь обмануть какую-то деревенскую дуру, завладеть ее деньгами…
Виржилио размахнулся и ударил ее по лицу. Из рассеченной губы показалась кровь, Марго испуганно посмотрела на него. Она хотела было дерзко ответить, но только разразилась рыданиями:
— Ты меня больше не любишь… Раньше ты никогда пальцем меня не трогал.
Адвокат тоже разволновался; он был поражен своей грубой вспышкой. Значит, и его засосала царящая в этих краях атмосфера; она изменила и его. Он уже был не тем, каким прибыл несколько месяцев тому назад из Баии: всегда любезным, неспособным даже подумать о том, чтобы ударить женщину. И на него, цивилизованного человека, человека с другой земли, оказывала влияние земля какао. Он пристыжено опустил голову, с грустью посмотрел на руку; подошел к Марго, вытащил платок, вытер капельку крови:
— Прости меня, милая. Я потерял голову, у меня столько дел, о которых приходится думать, что я становлюсь совсем ненормальным… Да ты еще начала разговор об этом Жуке Бадаро, о том, что ты меня бросишь, уйдешь с другим… Я сам не хотел этого.
Она рыдала; он пообещал:
— Я возьму тебя в Ильеус, не плачь…
Марго подняла голову, она уже улыбалась. Решила, что он ударил ее из ревности. Почувствовала еще сильнее, что принадлежит ему, что Виржилио — ее. Прижалась к нему, маленькая и ласковая, спряталась у него на груди. Ею овладело желание, и она увлекла его за собой в комнату.
6
Доктор Жессе дошел уже до угла, когда услышал крики:
— Доктор! Доктор Жессе! Подите сюда!
Четверо портных стояли на пороге лучшей портняжной мастерской Табокаса «Парижские ножницы», принадлежавшей Тонико Боржесу. Сам он в этот момент тоже был здесь; в одной руке он держал штанину, в другой иголку с ниткой. Заведение «Парижские ножницы» было не только лучшей портняжной мастерской Табокаса, но и, по общему признанию, штаб-квартирой местных сплетников. Здесь обсуждались все происшествия, здесь знали о всех событиях, знали даже, что едят в этом частном доме и в том. В этот день в «Парижских ножницах» произошел переполох, вызванный известиями, которые привезли из Феррадаса прибывшие вместе с Орасио люди. Поэтому-то Тонико Боржес и окрикнул доктора Жессе, надеясь получить от него разъяснения. И когда тот подошел, толстый, низенький и суетливый, со шляпой на затылке, с очками на кончике носа, в сапогах, перепачканных грязью, и спросил, что им от него нужно, один из портных вместо ответа принес стул и усадил его.
— Располагайтесь поудобнее, доктор.
Врач уселся, опустил на кафельный пол свой чемодан с инструментами. Чемодан этот был знаменит в поселке, потому что доктор носил в нем самые разнообразные предметы: от хирургического ножа до сухих бобов какао, от ампул для впрыскивания до спелых плодов, от склянок с лекарствами до квитанций на получение квартирной платы с принадлежащих ему домов, которые он сдавал в наем. Тонико Боржес исчез в доме и вскоре вернулся с большим плодом авокадо.
— Я сохранил его для вас, доктор.
Жессе поблагодарил и положил авокадо в чемодан, и без того переполненный разными предметами. Портные окружили врача. Они пододвинули к нему свои стулья. Отсюда вся улица находилась под их наблюдением. Жессе спросил:
— Ну, что нового расскажете?
— Что вы, доктор, это вы можете нам много чего рассказать, — засмеялся Тонико Боржес. — Вам ведь все хорошо известно…
— О чем это?
— Поговаривают, будто отношения между полковником Орасио и полковником Бадаро обострились до крайности… — вставил другой портной.
— Говорят, Жука Бадаро набирает людей… — добавил Тонико.
— Это не новость, я об этом давно знал, — сказал врач.
— Но кое-чего вы наверняка не знаете… Могу поручиться.
— Посмотрим…
— Жука Бадаро уже законтрактовал агронома для обмера лесов Секейро-Гранде…
— Что вы говорите? Откуда вы это знаете?
Тонико сделал таинственный жест:
— Ну, мало ли откуда, доктор… Разве в Табокасе что-нибудь может остаться неизвестным? Если даже не о чем говорить, так здесь придумают все что угодно…
Но Жессе этот ответ не устраивал; он хотел знать точно.
— Нет, серьезно… Кто вам сказал?
Тонико Боржес понизил голос:
— Азеведо, хозяин лавки скобяных товаров. Жука Бадаро составлял у него телеграмму, которой вызвал агронома…
— Это новость… Сегодня же пошлю записку Орасио.
Портные переглянулись. Тонико продолжал:
— Полковник Орасио отправил дону Эстер в Ильеус, чтобы не подвергать ее опасности на фазенде… Говорят, он вступит в лес еще на этой неделе… он уже заключил с Бразом, Фирмо, Жозе да Рибейра и Жарде договор о разделе леса… У него остается половина, а другую половину поделят те, кто ему помогает. Так ведь, доктор?
Врач пытался отрицать:
— Для меня это новость…
— Доктор… — Тонико Боржес закатил глаза. — Но ведь известно даже, что Виржилио составил договор, который сейчас скреплен печатью и всем, чем полагается… Да! Манека Дантас тоже входит в долю… Все уже об этом знают, доктор, это секрет полишинеля…
В конце концов Жессе признался и все рассказал, даже то, что он тоже будет иметь частицу леса. Тонико Боржес пошутил:
— Значит, и вы возьметесь за оружие, доктор, не так ли? Вы уже купили себе кольт-38? Или предпочитаете парабеллум? Если нужно, я могу продать вам… в хорошем состоянии…
Доктор Жессе засмеялся:
— Я уже слишком стар, чтобы начинать карьеру героя…
Все расхохотались; трусость доктора вошла в поговорку. Но он все же оставался уважаемым человеком во всей округе. И это было поразительно, ибо единственное, что могло уронить человека в глазах жителей земли какао от Феррадаса до Ильеуса, — это трусость. Человек, прослывший трусом, не имел будущего на дорогах и в поселках какао. Если от человека и требовалось какое-либо качество для того, чтобы в период завоевания земли добиться успеха в жизни на юге Баии, таким качеством являлось мужество. Как можно отважиться жить среди жагунсо и завоевателей земли, среди беспринципных адвокатов и убийц, не знающих угрызений совести, если не относиться спокойно к жизни и смерти?