Полковник Магомед Джафаров (СИ) - Коллектив авторов. Страница 34

Так прошла ночь.

Наутро отношение ко мне офицера резко изменилось. Он сказал мне, что сообщил о моём задержании в Губден своему начальнику. В дальнейшем он заявил мне, что всех нас он считает бичераховцами и ведёт борьбу против нас как против гяуров.

На следующий день из штаба в Губдене пришла бумага с приказом освободить меня. Это было около 9-ти утра. Турецкий офицер был очень любезен, объявляя мне об этом, но, видимо, отпускал с сожалением. Меня проводили по дороге и отпустили.

Свою сотню я нашёл в Губдене, не стал ни с кем разговаривать, скомандовал «марш» и поехал в Шуру.

Всё клокотало во мне. Я бы возмущён и оскорблен, как никогда в жизни.

В тот же день часам к 4-м после обеда в Шуру вернулся Нух в обществе нескольких турецких офицеров. Он уже знал о моём аресте и пытался смягчить моё возмущение и мою горечь. Он мне сказал, что он в турецком штабе заявил протест по поводу моего ареста, что штаб тотчас же этого офицера убрал и он будет наказан.

Но я категорически заявил, что больше работать с ним не буду, сдал ему свою должность, и с этого дня в канцелярию больше не приходил и ни во что больше не вмешивался.

В этот же день совершенно неожиданно для всех и для меня бичераховцы ушли из города, забрав с собой весь продовольственный склад.

Юсуф Иззет Паша

Я не пошёл встречать турок. Когда Юсуф Иззет Паша прибыл в Шуру, он сразу спросил про меня. Он знал обо мне и, видимо, был удивлён моим отсутствием на торжествах посвященных его встрече. Ему ответили дипломатически, объяснив моё отсутствие (действительную причину сказать не решались).

Вечером Нух прислал мне записку, что Иззет Паша ждёт меня у него, и очень хотел со мной познакомиться. Я пошел, так как причины отказываться от этого знакомства у меня не было, да и сам Иззет Паша, о котором я много слышал, меня заинтересовал.

Кроме Иззет Паши я застал у Нуха Тапу Чермоева и Доногуева. Иззет Паша сидел, склонившись над картой, и очень внимательно её разбирал. Тапа подошёл ко мне и говорит:

– Вот собираемся брать Петровск.

– Нет, я уже отошел от всего этого, – отмахнулся я от него и подошёл к Доногуеву. – Я вижу, – сказал я ему, – что турки не к нам на помощь пришли, а пришли завоевать Дагестан. Пришли и чудят, разъезд в Чиркей послали, гоняют зря людей, как будто там кого встретить можно. Собираются Петровск брать, как будто это кому-нибудь нужно.

Я говорил по-русски и достаточно громко, совершенно не допуская мысли, что Иззет Паша меня может понять. Иззет Паша, однако, хорошо говорил по-русски, и чтобы доказать мне это, он заговорил тоже по-русски: «А от Темир-Хан-Шуры до Чиркея 25 вёрст». От неожиданности я сильно смешался. Но виду не подал. Посидел ещё немного и ушёл.

Несмотря на этот случай, Иззет Паша предложил мне принять участие в походе на Петровск. Я отказался, считая это предприятие диким и никому не нужным. Вернувшись из Петровска победителем, Иззет Паша гордо проехал мимо меня и бросил на меня уничтожающий взгляд. В городе говорили, что я в этом деле ошибся. Но это неверно, я и сейчас считаю этот поход диким.

Позже, встретив Бичерахова в Баку, я спросил его, почему он отступил, когда вполне мог защитить город. Мне он сказал, что отступление произошло по приказу англичан, который был получен уже во время боя.

Часть вторая

Турки в Дагестане. Турецкие эмиссары

Ещё в 1917 году, в апреле в Дагестан из Турции прибыл Шурки Бей (турецкий офицер, командированный турецким правительством). С ним прибыла целая группа молодых офицеров и инструкторов. Его прямой задачей было установить в Дагестане шариат, поднять Дагестан против русских и добиться организации вольной независимой шариатской монархии в Дагестане или даже на всём Северном Кавказе.

Шурки распределил людей своих по Чечне и всему Нагорному Дагестану, умело поселив их в больших сёлах, имеющих более или менее стратегическое значение. В этих селениях ими были организованы небольшие ячейки пантюркистов, занимающиеся пропагандой идеи священной войны с неверными. Опираясь на эти ячейки, турецкие офицеры и инструктора во многих сёлах приступили к обучению молодёжи турецкому строю и языку.

Руководитель этой группы Шурки бей, очень одаренный и энергичный человек, постоянно разъезжал по своей территории, наблюдая за работой своей организации, поддерживая между ними связь и объединяя их в одну стройную машину. Он часто бывал в Шуре, нередко выступал в Исполкоме, и скоро сделался в Дагестане вполне своим человеком, который всех и всё знал и с которым все считались. Исполком в его большинстве относился к нему с большим уважением и обращался с ним как с официальным представителем Турции в Дагестане, хотя формально он таковым не являлся.

Шурки оказался очень тонким политиком, сумевшим разобраться в очень тонкой политической игре дагестанских общественных группировок. Он рано понял огромную потенциальную силу движения имамистов и, несмотря на то что турки вообще впоследствии были против Нажмуддина, он стремился стать как можно ближе к нему, добиться его доверия. Это ему почти полностью удалось. Он часто бывал с имамом, безусловно держал под контролем всю его работу, искусно направлял этого тщеславного и алчного, но, безусловно, недалёкого человека.

Турецкие эмиссары. (продолжение)

Когда весной 1918 г. из Шуры выехала делегация в Турцию, Махач Дахадаев уехал в Баку, а Джалал Коркмасов – в Кизляр, Исполнительный комитет с нерешительным, беспринципным и слабовольным Тахо-Годи во главе ослабел и быстро терял власть и авторитет. Внезапно имам, до тех пор сидевший довольно спокойно в горах, двинулся вперёд с войском на Шуру с явной целью разогнать Исполком и захватить власть. В Шуре, конечно, узнали об этом намерении имама достаточно рано, чтобы принять необходимые меры обороны. Но Тахо-Годи растерялся, беспокойно метался из стороны в сторону, много говорил, но ничего не делал и упустил время.

Собственно говоря, много самостоятельного, как председатель Исполнительного комитета и от имени комитета, он сделать не мог, даже если бы был способен к действию. Исполнительный комитет в то время был уже активной организацией власти, не имевшей совершенно никакой опоры в массах. Он существовал просто по инерции. Никто его не трогал, ибо он никому не был нужен, но и никому не мешал. В Дагестане в это время существовали две общественные силы, две политические партии: социалистическая и имамская. Но и та, и другая были вне Исполкома и обходились без него. Исполком мог что-либо предпринять, столковавшись с социалистами. Тахо-Годи как человек, близкий к социалистам, столковаться с ними мог бы. Но он на это не решился. Социалисты со своей стороны никаких мер не предприняли против имама. Шура перед угрозой второго нашествия имама оказалась одинокой беззащитной.

В день, когда имам должен был войти в город, Тарковский вызвал меня утром и предложил мне поехать с полком навстречу имаму.

– Как это так? – удивился я. – Ты командир полка, а я с полком поеду. Да и что я с имамом делать буду?

– Нет, – говорит, – ты должен поехать, а не я. Тебя об этом просит Исполком, у тебя хорошие отношения с имамом, поэтому лучше, чтобы ты поехал, а не я. Он тебя послушает, и ты можешь повлиять на него, чтобы он не трогал Исполком и вообще вошёл бы в город мирно.

– Значит, маслаатчиком я должен стать?

– Да.

Весь город был в движении с раннего утра. Каждый по-своему готовился к встрече имама. Всем было уже известно, что сопротивление оказано не будет. Одни исправляли замки у дверей и крючки у окон, другие прятали или перепрятывали свои пожитки, третьи сговаривались о взаимной помощи в случае нужды. В Джамиат уль-исламие готовили торжественные речи. В Исполкоме совещались. Все закупали и заготавливали продовольствие. Я выехал с полком среди этой сутолоки, провожаемый удивлёнными взглядами обывателей.