Дебют (СИ) - "Vells". Страница 53

— Что? — моргнула, слегка мотая головой Настя. — Я не понимаю. Что всё это значит?

— Это значит, что я хочу разорвать договор с Решкиным-Флинфхофом. И знаешь Анастасия. Если бы я сейчас могла выбирать, то хотела бы, чтобы ты стала женой Григория, а не этого князька которому придётся утереться.

— Что? — Опешила до этого сидевшая молча Елена. — С чего такая перемена? — Еле сдерживала опять слёзы младшая внучка. — Вы обе хотели его очернить. — Вскочила она с дивана. — И даже думали его убить. А теперь в мужья захотели! А он не лучше вас обеих. Скрывал от меня правду о себе. А я при нём его же грязью с ваших рассказов, поливала. А он мне слова не сказал. Даже не посмотрел ни разу косо, не то, что по-злому.

— Ты чего опять пылишь? — нахмурилась Настя. — Не ты ли его сегодня избить пыталась, да послала, сказав, что видеть его не желаешь больше. Какая теперь тебе разница, что мы там хотели. Тебя вылечили и ладно.

— Да вылечил! А вы сразу стали думать, что с этим делать и как быть дальше. И что вообще значит, что он не простой человек? И почему эта тайна может нас погубить?!

— Елен, — почернев лицом, произнесла Инна Михайловна, а её голос сорвался на хриплый стон. — Пройди, коль ты стоишь до угла, и возьми первую картину от стены. — Словно мёртвым взглядом посмотрела она на внучку.

— Зачем? — Непонимающе произнесла девушка.

— Просто возьми её и посмотри. — Дрожащим и плохо скрываемым взволнованным голосом протянула старая княжна.

Настя непонимающе посмотрела сначала на бабушку, а потом на Елену, которая прошла к углу и, откинув ткань, вытащила указанную картину, после чего вздрогнула всем телом и замерла.

— Что всё это значит? — Не оборачиваясь крепко сжав раму смотря на полотно, произнесла Лена.

— Что там? — Привстала, словно хотя посмотреть на картину через тело сестры Настя.

— Это же не может быть Григорий? — Повернулась со слезами на глазах Елена вполоборота на родственников.

— Это не Григорий, — словно для храбрости сделала большой глоток Инна Михайловна, а её нижняя губа слегка задрожала. — Но от этого не легче. Это Александр Григорьевич Острогов. Князь и полковник кавалерии. Некогда один из самых сильных солдат империи, и отец Григория, которого за его деяния прозвали демоном в чёрной шинели. Тот, кого, и чей полк не могли победить войска Белогорова. И наш самый большой грех. Ведь это наш род обрёк их на смерть. Но знайте. По-другому было нельзя. Иначе все мы и многие другие умерли бы тогда.

Когда вы уезжали в родовое поместье, я встретилась с Григорием, — Тяжело выдохнула Инна Михайловна. — И хотела его убить ради нашего будущего. Ведь думала, что сын Александра мстит нам за то, что мы совершили. Что использует тебя и Анастасию. Но я ошибалась, и проиграла бой. Но он оставил меня в живых, ради вас двоих. Он сказал, что уничтожит наш род, только в одном случае. Если мы впутаем тебя Елен в наши интриги. Свадьба с Настей ему, и моей старой подруги была нужна, чтобы мы не совершили ошибку и нас не поглотил князь Решкин-Флинфхов. Что мы должны жить сами, а не за счёт других.

— Что мы сделали? Что наш род сделал с отцом Григория?! — с текущими беззвучно по лицо слезами дрожащими губами выкрикнула Елена сжимая трясущимися руками картину. С которой на неё смотрел человек, как две капли воды похожей на Гришу.

— Не только с ним, — сжала бокал Инна Михайловна. — И с его матерью Викторией, и с целым полком людей. Их нельзя было просто победить. Нельзя, — словно впадая в транс воспоминаний, тихо, словно оправдываясь, одними губами говорила княжна. Но её было слышно всем — Нас не просто так оставили в покое. — Под треск дров в камине протянула она. — Всему была цена. Цена опальных родов была предательство и раздор. И наша роль в ней была самая ужасающая.

Силы Белогорова штурмовали заставу. Один штурм за ним второй и третий. В любое время дня и ночи. Я даже не знаю, сколько их было на самом деле.

Полк Острогова встал там непреодолимой стеной на самом последнем рубеже. Они несли потери, но Белогоров нос их в десятки раз больше. Это грозило нынешнему императору ужасными потерями и затяжной войной внутри страны, которую он мог и не выиграть. Так как чем дольше шёл конфликт, тем больше были шансы растерять союзников.

Остроговы не знали, что мы уже давно на стороне врага, и ждали от нас подкрепления и провизию с припасами. Тогда-то нам тайно от всех приказали отравить воду ядом, а чтобы это сразу не вскрылось, яд разбавили.

Поймите меня правильно. — Посмотрела на внучек Инна Михайловна. -Мы это сделали во благо нашего рода и других родов.

Полку Острогова дали чуть больше суток передышки, ожидая, когда они все окажутся во власти яда, который постепенно начтёт их убивать. После чего приступили к последнему штурму, в котором целый полк и два батальона Белогорова были уничтожены умирающими от яда прямо вовремя боя солдатами полка Острогова. Остальные бежали для перегруппировки сил. Александр выиграл свою последнюю битву и умер, как и его жена на поле боя со всем своим полком, который так и остался никем не побеждённым на той безымянной заставе.

Григорий.

Ужасные картины и события проходили сейчас вокруг меня. Я видел, как всюду возле меня царствовала сама смерть.

Она забирала всё, до чего мог дотянуться мой взор. Люди то и дело валились землю. Кони, и даже птицы падали замертво, и во всём этом пиршестве смерти, шли военное действие, котором солдаты даже упав лицом вниз, пытались доделать то, на чём их настигла костлявая с косой.

— Нас предали, — сжала рукоять сабли, которая была закреплена в ножнах на поясе молодая женщина, смотря на Александра, чьё лицо было бледное как мел. — Вся вода, что была доставлена нам Полозовыми, отравлена. Они переметнулись к Белогорову. Жалкие ничтожества. Не смогли победить нас силой, решили победить коварством.

— Тебе надо было уезжать, когда только мы прибыли сюда Виктория. Может ещё не поздно. Яд не так быстро берёт права над нашими телами. Ты можешь успеть доскакать до помощи. — Сжал в тонкую линию губы Александр Григорьевич.

Белокурая женщина резко дёрнула за рукав шинели своего мужа и развернула его к себе вполоборота.

— Я тебе уже всё сказала по этому поводу Александр. Только вместе и никак иначе. Я не посрамлю тебя и наш род бегством, и не откажусь от того, чтобы встретить пускай и последний миг нашей жизни вместе. Мы вместе проводим наших врагов в ад. Белогоров не пройдёт и не склонит нас, пока мы стоим на этом рубеже.

— ШТУРМ! — Заорали десятки глоток часовых.

Вместе с криками дозорных послышались выстрелы пушек, а после снаряды стали сотрясать стены заставы и пролетать над нашими головами.

— Да, — поцеловал в губы свою жену, а у меня сами собой потекли скупые слёзы. Словно тело само реагировало на навеянную мне картину происходящего. — Знай. Я всегда любил. Люблю, и даже в аду буду любить тебя. А теперь давай в последний раз устроим им ад. — Отстранился Александр от супруги и заорал в голос, да так, что его голос заглушал пролетающие пушечные снаряды. — Все орудия в боевую готовность! Все кто может держать оружие, стройся! Давайте братцы! Сделаем так, что земля застонет! Последняя атака, а потом мы с вами отдохнём. Враг почти на рубеже!

Боевые крики и рвотный кашель смешались в диком гуле на территории заставы. И все кто, даже умирая, сидел у стен, сжимая как оберег оружие, начали вставать, мотаясь и спотыкаясь, они шли создавать боевые ряды солдат.

Я смотрел на эту картину, и моё сердце замирало от реальности происходящего.

— Триста метров! — Кричал дозорный с наблюдательной вышки.

— Ждём! — заорал Александр, возглавляя с женой боевое построение, — Пусть сами подходят, а то нам тяжело идти к ним самим. — Скривился он, смотря на закрытые ворота заставы. — Две пушки пли! — Отдал он приказ. — Пусть думают, что мы намерены оборонятся. — Закашлялся он в голос.

— Залп! — раздался голос пушкаря и два выстрела огласили заставу. — Заряжай!