Я — следователь - Москвитин Валерий Андреевич. Страница 14
— Идея, — одобрил я.
Но нашим планам сбыться не удалось. «Пират», как назвал его Костовский, неожиданно вышел на дорогу и остановил такси. Я быстро приблизился к машине и услышал то, что нам было нужно.
— Едем на вокзал, — сказал я Юрию.
Когда трамвай остановился напротив старинного здания вокзала, я сразу направился в помещение билетных касс, а Юрий — в зал ожидания. Но «пирата» мы нашли лишь в ресторане. Обставившись закусками, среди которых возвышался графинчик с водкой, он беззаботно восседал в уютном кресле.
— Кейфует, гаденыш, — беззлобно ругнулся Костовский, когда я сообщил ему об этом.
— Может, двинем по домам? — предложил я.
— Водки он взял много? — вместо ответа спросил Юрий.
— Граммов двести.
— Тогда ждем до победного конца.
— А может, он только раз в неделю и залезает в чужой карман, — пошутил я, — что, всю неделю будем за ним ходить? С голоду подохнем. Вон у меня только десятка осталась да мелочь кое-какая.
— Тогда не пропадем, — бодро заметил Юрий. — Давай за пирожками, а я за входом в ресторан понаблюдаю.
Пожевав всухомятку пирожков, мы с Костовским решили разделиться: он остался у парадного входа в ресторан, а я на всякий случай прошел к служебному.
Есть такая шутливая поговорка: ждать и догонять — самое муторное дело. Ну а если на самом деле кому-нибудь приходилось ожидать кого-то или чего-то, тот поймет и узнает всю серьезность этой поговорки.
Иногда каждая минута кажется часом, а час — сутками. Так было и в этот раз, когда я пять с лишним часов то двигался как маятник, то топтался на месте, не выпуская из виду входные двери ресторана. Недавно я прочитал, как засыпало одного шахтера в результате обвала на угольной шахте. Его товарищи в течение семи суток добирались к нему, а когда пробились сквозь завал, то спросили, сколько суток он здесь сидит. Он ответил — суток четверо. У этого парня были наверняка стальные канаты вместо нервов. Мне же пять часов показались пятью днями.
Наконец в первом часу ночи начали расходиться официантки, и только тогда рядом со мной появился Костовский.
— И ты знаешь, где этот тип?
— Черт бы его побрал, — выругался я и хотел добавить кое-что покрепче.
— Не злись, не злись, — успокоил меня Юра, — мы же с тобой решили: до победы!
— Ну и где он? — спросил я, немного успокоившись.
— Дремлет на скамейке в зале ожидания.
— Вот деятель!
— Давай обменяемся пиджаками и будем попеременно дремать на скамейках поблизости.
— Придется, — не особенно весело согласился я.
Под утро незнакомец зашевелился, потянулся, посмотрел на часы и, позевывая, отряхнул с себя остатки сна. Он сразу уверенно направился к платформам пригородных поездов.
— В шесть двадцать идет электричка на Ангарск, в восемь будем там. Садимся в разные вагоны, один с «пиратом», другой в следующий, — бросил мне на ходу Костовский.
Примерно на половине пути до Ангарска мы с Юрой поменялись местами, и я смог хорошо рассмотреть незнакомца. Смуглая кожа, правильные строгие черты слегка удлиненного лица, не лишенного привлекательности, темные гладкие волосы, уверенный и спокойный взгляд, прямой нос и по-волевому сжатые узкие губы. Возраст — за тридцать. Обращали на себя внимание маленькие, холеные, но, по всей видимости, сильные руки с длинными тонкими пальцами. «Как щупальца», — подумал я, пройдя по вагону и бросив осторожный взгляд на «пирата».
Вероятно, наш подопечный не заметил за собой наблюдения. Сойдя с электрички, он сразу же зашел в пристанционный буфет. Завтрак был у него плотным: кусок жареной курятины, колбаса, яичница из трех яиц и два кофе.
— Заправляется на весь день, — сказал я Костовскому на улице.
Мы же пока глотали слюнки. Во-первых, в буфете мы находиться не могли, чтобы не мелькать на глазах у карманника; во-вторых, наши студенческие средства не позволяли сотворить такой роскошный завтрак. Оставалась надежда, что где-то на ходу нам удастся опять полакомиться пирожками.
— Сегодня же понедельник, магазины не работают, — неожиданно спохватился я.
— Не бойсь, — успокоил меня Костовский, — сегодня не только понедельник, но и последний день месяца. Работают как миленькие.
Юрий не ошибся. Когда мы вслед за «пиратом» оказались в центре города, магазины буквально кишели покупателями. Когда не выполняется план товарооборота, в ход идет дефицит. Но наш подопечный не изменил тактику. Он продолжал только приглядываться. Мы понимали, что он будет действовать наверняка и клюнет лишь на крупную сумму.
К обеду мы оказались в комиссионном магазине. Толкучка в тесном торговом зале и духота не вызывали желания переступать порог этого торгового заведения. Но пришлось. Незнакомец остановился недалеко от пожилой четы, которая оживленно обсуждала качество коричневого кожаного пальто.
— Афанасий, это то, что тебе нужно, — настаивала полная крашеная шатенка. — Посмотри, какой цвет, какая шлифовка, а застежки? До чего элегантно! А фасон? Экстравагантный!.. Кожа просто шелковистая. Наверняка импортное, — беспрерывно тараторила она, пока продавец с помощью длинной палки снимал пальто с высокой, находящейся под потолком, вешалки. Пальто оказалось отечественным, что слегка охладило пыл покупательницы.
Афанасий, длинный, тощий, неуклюжий, напоминающий чем-то старого важного индюка, равнодушно влез в кожан, а шатенка хлопотала вокруг него словно наседка. Что она там говорила, я уже не слушал. Все внимание мое сосредоточилось на нашем подопечном. Он как-то весь напружинился и незаметно передвинулся в сторону шатенки. Сбоку я видел, что его левая рука мягко, по-кошачьи, скользнула в уже раскрытый серый ридикюль и вынырнула оттуда с пачкой красных тридцаток. Мы с Костовским одновременно схватили вора с обеих сторон, но он успел взмахнуть рукой, и купюры, как крупные лепестки роз, посыпались вокруг нас, запорхали, как рыжие голуби. Незнакомец рванулся в сторону, но мы с Юрой повисли на нем, и Костовский ловко взял его на прием: загиб руки за спину.
Поднялся невообразимый шум, но все голоса перекрывал визг шатенки: ее голос звенел как перетянутая струна и больно резал уши.
— Афанасий! — вопила она. — Собирай немедленно! Никому не прикасаться, здесь больше трех тысяч! Афанасий! Что же ты стоишь?
Афанасий в кожаном пальто, которое болталось на нем как на вешалке, недоуменно хлопал глазами и вертел длинной шеей, не понимая, что произошло.
«Пират» сопротивлялся недолго. Костовский держал в прочном захвате его правую руку, а я не давал ему размахивать левой.
— Все, сдаюсь, — прохрипел он, и Костовский позволил ему выпрямиться, но от захвата не освободил. Смуглое лицо задержанного отливало синюшным оттенком. Дышал он тяжело, с присвистом.
С помощью покупателей потерпевшая и ее муж собрали наконец разбросанные деньги, и мы в окружении небольшой кучки любопытных и свидетелей двинулись в сторону отделения милиции.
«Гастроли» рецидивиста Виктора Майзебура заканчивались надлежащим финалом. Но он еще раз показал свои когти.
Когда мы вошли в помещение милиции, то сразу же отпустили карманника, и он неуловимым резким движением ударил меня ребром правой ладони по шее. Отлетев к стене, я начал медленно оседать на пол, но успел отметить, как «пират», согнувшись дугой, со стоном падает лицом вперед
В чувство я пришел быстро, без посторонней помощи, но шею ломило нестерпимо, а временами покалывало, как иголками. Костовский совместно с дежурным, старшим лейтенантом, приводили в чувство Майзебура. Оказывается, сбив меня с ног, он бросился на Юрку, но тот опередил его боксерским ударом в солнечное сплетение.
...Шея болела, и голова ворочалась с трудом. Второй день я не выходил на улицу. Лежал в общежитии. Вечером в нашу комнату заглянул дядя Миша. В руках у него был пакет, в комнате запахло апельсинами.
— Что вы, что вы! — замахал я руками. — Я же не маленький.
— Ясно. Не маленький. Но раненый, — пошутил Фомин.
— Ну уж и раненый, — завозражал я.