Побег из Шоушенка - Кинг Стивен. Страница 19

Но ночью в камере я вновь стал заключенным. Идея была совершенно абсурдной, но она зацепила мое воображение, как крючок. Видение голубой воды и белого песчаного пляжа теперь было скорее жестоким, чем идиотским. Я не умел носить тот невидимый пиджак, что отличал Энди от всех нас. Я провалился в мучительный скверный сон. Я видел огромный черный камень в форме гигантской наковальни посреди луга. Я пытался поднять его, чтобы вытащить ключ, но чертов валун был необыкновенно тяжел, и я даже не сдвинул его с места. И где-то вдали слышался лай ищеек…

Теперь, думаю, стоит немного рассказать о побегах. Конечно, они случаются время от времени в нашей милой семейке. Через стену, конечно, вы не перепрыгнете при всем своем старании. Прожектора освещают пространство всю ночь, протягивая длинные белые пальцы через поля, которые окружают тюрьму с трех сторон, и зловонное болото с четвертой стороны. Заключенные иногда перебираются через стену и всегда попадают под луч прожектора. Даже если этого не происходит, копы подбирают беднягу, пытающегося голосовать на шестой или девятой магистрали. Если они пытаются пробираться сквозь фермерские угодья, кто-нибудь непременно позвонит в тюрьму и сообщит местонахождение беглеца. Те ребята, которые пытаются бежать через стены, просто кретины. В сельской местности человек, бегущий по полям в сером тюремном костюме, находится в худшем положении, чем таракан, забравшийся на блюдо с пирогом посреди стола.

Ребята, которые действуют оптимально, всегда согласуются с требованиями момента. Они просто ловят счастливый случай и применяют всю свою сообразительность, чтобы его не упустить. Многие бежали в грудах белья из прачечной, что машина вывозит за ворота тюрьмы. Когда я еще только попал в Шоушенк, таких случаев было много, и поэтому теперь администрация стала более бдительно следить за этой лазейкой.

Знаменитая программа Нортона «Путь к искуплению» породила новые варианты побега. Нет ничего проще, чем аккуратно прихватить грабли и пойти прогуляться в кустах, пока охранник отходит за стаканчиком воды или двое охранников увлечены перебранкой так, что мало что вокруг себя замечают.

В тысяча девятьсот шестьдесят девятом заключенных отправили на картошку. Было уже третье ноября, и вся работа была выполнена почти до конца. Один из охранников по имени Генрих Пух – теперь он уже выбыл из нашей счастливой семейки – сидел на бампере комбайна и спокойно завтракал, положив карабин на колени. И тут из осеннего легкого тумана реализовалась десятидолларовая купюра. Она медленно кружилась в морозном воздухе, и Пух решил, что в его бумажнике эта штука будет смотреться куда лучше. Пока он сосредоточил свое внимание на том, чтобы поймать бумажку, улетающую от него в слабом осеннем ветерке, трое заключенных тихо смылись. Двоих из них вернули. Третий не найден по сей день.

Но самый знаменитый случай, наверное, это побег, который совершил Сид Недью. Дело было в 1958 году. Сид линовал бейсбольное поле для предстоящего в субботу матча, когда послышался свисток, извещающих охрану о том, что уже три часа и пришла новая смена. Когда ворота открылись, отдежуривший патруль направился к выходу, а охранники, заступающие на смену, пошли на тюремный двор. Как всегда, смена охраны сопровождалась громкими приветствиями, похлопываниями по спине, бородатыми шутками… Сид просто развернул линовочную машину в направлении ворот и поехал, оставляя за собой белую полосу на протяжении всего пути до ямы, находящейся уже далеко за пределами тюремной территории, где перевернутая машина была обнаружена в груде известки. Понятия не имею, как ему это удалось. Он просто ехал на этой штуковине, оставляя за собой клубы известковой пыли. Был ясный денек, охранники, покидающие тюрьму, были рады наконец уйти, а их сменщики были слишком огорчены тем, что заступают на работу, и никто из них не дернулся вовремя, чтобы остановить линовочную машину, к тому же совершенно невидную в клубах пыли. И пока все эти парни отряхивались и чихали, Сида и след простыл.

Насколько мне известно, он и теперь на свободе. Мы с Энди часто смеялись на тему этого грандиозного побега, и когда услышали об угоне аэроплана, из которого один парень ухитрился выпрыгнуть с парашютом, Энди готов был биться об заклад, что настоящее имя этого малого – Сид Недью.

– И наверняка он прихватил с собой пригоршню известковой пыли на счастье, – говорил Энди. – Везучий сукин сын!

Но вы понимаете, что такие случаи, как Сид Недью с тем приятелем, который спокойно ушел с картофельного поля, очень редки. Столько счастливых совпадений должны предшествовать такой удачной попытке, а такой человек, как Энди, не может ждать десятки лет, пока предоставится шанс.

Возможно, вы помните, я упоминал парня по имени Хенлей Бакус, бригадира в прачечной. Он пришел в Шоушенк в 1922 году и умер в тюремном лазарете тридцать один год спустя. Побеги и попытки к побегу были его хобби. Возможно потому, что он никогда не пытался проделать этого сам. Он вывалит перед вами сотню различных схем, все совершенно сумасшедшие, и все рано или поздно были кем-то испробованы в Шоушенке. Мне больше всего нравилась байка о Бивере Моррисоне, который в подвале фабрики попробовал из каких-то отходов смастерить глайдер. Эта штука действительно должна была летать: он пользовался чертежами из старой книжки под названием «Занимательные технические опыты для юношества». В соответствии с рассказом, Морисон построил глайдер, и его не обнаружили. Только он, к сожалению, обнаружил, что в подвале нет дверей таких размеров, через которые можно вывести проклятую штуковину наружу.

И таких историй Хенлей знал две дюжины, не меньше. Однажды он говорил мне, что за время его пребывания в Шоушенке он слышал более чем о четырехстах попытках бежать из тюрьмы. Только подумайте об этой цифре – четыреста попыток! Это выходит по двенадцать целых девять десятых на каждый год, который провел в нашей тюрьме Хендлей Бакус. Можно основывать клуб «лучший побег месяца». Конечно, большинство из них были совершенно непродуманными и идиотскими и заканчивались примерно так: охранник хватает за руку какого-нибудь беднягу и вопрошает: «Куда это ты собрался, кретин, мать твою так?!»

Хендлей сказал, что классифицирует как серьезные чуть более шестидесяти попыток. И он включает сюда знаменитое дело тридцать седьмого года, когда строился новый административный корпус, и четырнадцать заключенных сбежали, воспользовавшись плохо запертым оборудованием. Весь южный Майн впал в панику по поводу четырнадцати «жутких уголовников», большинство из которых были до смерти напуганы и имели какие-то соображения, куда им теперь податься, не более чем кролик, выскочивший вдруг на оживленную трассу под свет фар бешено несущихся машин. Никто из четырнадцати не смог уйти. Двое были застрелены – жителями, а не полицией и не персоналом тюрьмы – и ни один не ушел.

Сколько побегов происходило между 1937 годом, когда я попал в Шоушенк, и тем октябрьским днем, когда мы говорили о Зихуантанезо? Складывая свою информацию с информацией Хендлея, я полагаю, что десять. Десять вполне успешных. Но я предполагаю, что не меньше половины из этих десяти теперь сидят в других заведениях типа Шоушенка. Потому что к неволе привыкаешь. Когда у человека отнимают свободу и приучают его жить в клетке, он теряет способность мыслить как прежде.» Он как тот самый кролик, испуганно вжимающийся в асфальт, по которому несутся машины. Чаще всего эти ребята заваливаются на каком-нибудь небрежно сработанном деле, у которого не было ни шанса на успех… И все почему?

Потому, что они просто хотят за решетку, туда, где надежнее и спокойнее.

Энди таким не был, а вот я был. Идея увидеть Тихий океан звучала прекрасно, но действительно оказаться там… Эта мысль меня до смерти пугала.

В любом случае, в день того разговора о Мехико и Питере Стивенсе я поверил, что у Энди есть план побега. Я молил Бога, чтобы он был осторожен, если это так. И все равно я не стал бы биться об заклад, что у него большие шансы на успех. Нортон пристально следил за Энди, не спуская с него глаз. Энди для него не был обыкновенным двуногим существом с номером на спине, как другие заключенные. У Энди были мозги, которые Нортон хотел использовать, и дух, который он хотел сломить.