Дом - Беккер Эмма. Страница 35

После этого у меня пропало всякое желание красить губы да и просто-напросто наносить макияж. Видели бы вы катастрофу, в какую превращается водостойкая тушь, нанесенная в два слоя, после скромненькой фелляции… Но еще более ошеломляющий эффект производит собственное отражение в зеркале, после того как оседлаешь клиента, пусть вы и не целовались вовсе. Будто макияж чувствует, что тут трахаются, и ему этого достаточно, чтобы испортиться.

Когда девушки расходятся по разным залам в ожидании клиентов, Манеж мог бы раздуться от гордости при виде своей пышной команды в полном составе. Правда, от этого учреждение не становится менее пустым по никому не понятным причинам. (Клиент слегка пихает меня локтем в бок:«Что тебя удивляет? Ни ноги моей, ни члена в подобной ночлежке не будет, боже упаси…») И мне действительно сложно сказать, какая из девушек пребывала бы в наименее плохом настроении, если бы у меня вдруг оказались яйца и лишних сто двадцать евро. Пусть я и не мужчина, отчаянно пустой объемный зал подтверждает, что мужчины того же мнения, что и я.

Компания, у которой не хватает клиентов, приступила бы к сокращению персонала. А вот в борделе, где фиксированную плату получают только домоправительницы, в подобном случае нанимают еще больше работниц. Если нормальный бордель стал бы искать настоящих бомб, то Мило принимает на работу Полетт. От такого решения мы все разинули рты. Полетт появилась в конце недели, выдавшейся особенно бедной на посетителей. Пока большая часть нашего стада прихорашивалась, ожидая открытия заведения, на пороге появилась эта высокая, массивная, как статуя, немка. Она была просто огромная! Женщина скромно представилась: «Меня зовут Полетт». Кажется, никто не мог поверить своим глазам. Полетт было, наверное, тридцать пять, и приехала она из Потсдама, хотя можно было бы подумать, что из гораздо более отдаленных земель: из глубинки Шлезвиг-Гольштейна, из какой-то деревни, которую интернет и телефонная связь не почтили своим присутствием. Нужно ли было расценить это как смелый вызов со стороны Мило, уставшего от пятнадцати красоток, слоняющихся, словно зомби, по пустому борделю? Может, он сказал себе, что такое создание, как Полетт, способно привлечь новую клиентуру или, в худшем случае, разбавить остальных и придать в десять раз больше величественности его привычному гарему?

Полетт — этакая башня. При каждом ее шаге я чувствую, как каблуки ее туфель страдальчески воют, а телеса трясутся при малейшем движении. Она высоко собирает свои обесцвеченные волосы. Под хилым шиньоном видна татуировка в виде бабочки во весь затылок, черный цвет рисунка которой уже стал зеленеть. Чулки в сеточку едва доходят до середины ее ляжек и при стягивании образуют смачную, зернистую жировую складку. Только орлиный глаз разглядит у Полетт талию, а она обожает чрезвычайно обтягивающие ткани. Белье редко не оставляет следов на ее внушительной попе. И, в довершении всего, живостью лица Полетт напоминает тюремную надзирательницу: улыбается она нечасто и скованно. И пусть по глазам невозможно догадаться о ее эротических талантах, в них блестит решимость, способная вдохновить немалое количество девушек.

Да, у Полетт есть таланты, которых нет у многих: она добра. Сверх того, по всей видимости, она действительно ждет ответа, когда спрашивает «как дела?». Полетт здесь не за тем, чтобы после потратить все деньги на сумку от Louis Vuitton или на кофточку для своего чихуахуа. Какими бы ни были причины, приведшие ее в Манеж, можно догадаться, что речь шла о борьбе за выживание. И этот самый стимул более выгоден Манежу в финансовом плане, чем внезапное желание роскоши. Несмотря ни на что, я не могу помешать себе задуматься о том, как все это сложилось вместе в черепушке у Мило. Мило не Генри Миллер. Я очень удивлюсь, если окажется, что у него встает от похабной поэтичности бесформенных телес. Или что он приходит в состояние эйфории, когда в темноте не может отличить грудь от ягодицы или складки жира. Немного помозговав над этим на холодную голову, я решила, что Полетт — единственная в этом борделе, кто издалека напоминает обитательниц публичных домов, описанных Мопассаном, где заботились о теле и эротизме, а не об аксессуарах. Конечно, в сексе с ней должно быть что-то катастрофическое. У полиморфного извращенца от такой новизны, несомненно, побежали бы мурашки — если это то, на что надеялся Мило. Но меня бы и это удивило. Мило реагирует на одну только вещь — что-то, что будет раздражать глаза, как вонючий зад: высокие каблуки, лопатой нанесенный макияж, фальшивые сиськи, наращенные аж до середины бедер волосы, золотые кольца в ушах и духи, фруктовые или сладкие, запах от которых надолго задерживается в набитых коридорах. В общем, все, от чего за километры несет самкой. Мило, наверное, сказал себе, что если такую глыбу, как Полетт, обуть в хорошую обувь и достаточно облегающие ткани, то один ее вид будет кричать клиентам, что у нас тут есть женщины, много женщин. Настолько, что мы даже можем позволить себе такую фантазию, как Полетт.

Только время идет, а никто с улицы не в состоянии догадаться об этом изобилии. Ко всему прочему, думаю, сарафанное радио работает более эффективно, чем маркетинговые иллюминации Мило. Результат — нас шестнадцать вместо пятнадцати, и мы считаем ворон в большом зале. Автобусы с туристами, можете подъезжать, мы готовы к наплыву.

«Таких, как Полетт…»

Таких, как Полетт, здесь несколько девушек, чье присутствие вызывает немало вопросов.

Большинство из проституток живут здесь же или снимают квартиру в городе, неподалеку отсюда. В обоих случаях, ясен пень, свою руку к делу приложил Мило. Ну а как, скажите пожалуйста, снять квартиру самостоятельно, когда и десяти слов по-немецки не знаешь, да и в придачу не имеешь справки о заработной плате? Как вывернуться, если не можешь объясниться с бухгалтером? Всегда можно придумать себе профессию для анкеты, на тот случай, если у вас спросят, что подразумевается под «независимой профессией» (ни у кого нет особенного желания сдавать квартиру проститутке — этому человеческому существу с переменчивой профессиональной мотивацией, меняющему адрес проживания столь же эксцентрично, сколь непредсказуемо), только нужно придумать что-то достоверное. Вот почему в Берлине можно встретить немалое количество профессионалок мейкапа, которые были бы не в состоянии изъясниться со своими немецкими клиентками, если бы это потребовалось.

Большинство из этих девушек попали в страну стараниями Мило или его знакомых. Пока они прозябали у себя в восточноевропейских странах, подрабатывая сразу в нескольких непривлекательных местах и получая за это копейки, в том числе ночью за некие услуги в стриптиз-клубах, на пороге появился высокий и улыбчивый господин, наподобие Сандора, и стал рассказывать им о Западе. Берлин, большой и красивый город, полный возможностей и мужиков, готовых щедро заплатить за право на несколько минут приблизиться к этой славянской красоте, высоко котирующейся в мире. Подумай, красавица моя: та же самая работа, что и здесь, практически та же самая, но в таком месте, что с этим и не сравнится. Там к тебе будут относиться как к принцессе и держать в тепле. Ты будешь далеко от мужиков, которые долго и упорно торгуются, а потом с неохотой соглашаются заплатить тебе в два, в три раза меньше того, что ты стоишь. Там мы нанимаем людей, которые будут защищать тебя и прислуживать тебе. Никто не станет лапать тебя в дверном проеме и не сможет воспользоваться тем, что ты работаешь одна, и отказать тебе в заслуженной надбавке. Там ты оговоришь свои собственные критерии, и, поверь, ни один немец не станет воротить нос и отказываться платить сверху за возможность сжать в руках кого-то, кроме своей Гретхен. Город будет между твоих ног, говорю тебе. Это будет та же самая работа, что и тут, хорошо, но взамен ты получишь кучу денег. Их будет столько, что ты даже не будешь знать, что купить, и вернешься домой покрытая золотом. Невозможного для тебя не будет. Все, что от тебя нужно, — это работать, работать усердно и доверять мне. Ну что такого в том, чтобы оставить семью на время, если ты будешь отправлять им деньги да и вернешься в скором времени со средствами? Чтобы они больше ни в чем не нуждались, никогда. Все, что тебе нужно, — это немного храбрости. Ты должна быть умнее, чем те местные голубушки, которые предпочитают убиваться на работе в жутких ресторанах, вместо того чтобы предложить мужчинам настоящий товар — то, что их действительно интересует. Только на это они готовы тратиться, не считая денег. Конечно, ты тоже можешь держаться за свою целомудренность, уже попорченную той полупроституцией, которой ты занимаешься: дрочкой в туалетах и сомнительными сделками на парковке. Можешь остаться здесь и хранить себя для возлюбленного. Только он деревенщина без амбиций, который никогда не подарит тебе жизни, что ты заслуживаешь. Он плохо трахает тебя, не платя ни гроша, и единственный его козырь в том, что он возьмет тебя в жены. Однажды, может быть. И вот это будет конец: ты станешь толстой бабой с животом, подернутым растяжками. Вокруг тебя будут бегать сопляки, выжимающие из тебя все соки, а тебе еще и тридцати не стукнет. Когда твои ноги перестанут влезать в красивые туфельки, лапочка моя, будет слишком поздно: ты никогда не сможешь сбежать из этой дыры. Можешь выбрать этот вариант.