Почти цивилизованный Восток (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 30

- Чего? Платье натягивай и не кривись. Хорошее.

Из мягкой ткани, правда, местами слегка потертое и явно перелицовывалось не раз. Но… но ложится прямо поверх рубашки.

- Сисек, конечно, маловато… - сделала вывод Кэти. – Но ничего, сейчас подтянем…

Она сама управилась со шнуровкой, а после и за гребень взялась. Чесала она жестко, с какой-то непонятной злостью. И Эва закусила губу, чтобы не закричать от боли.

И от страха.

Платье… кто носит платья, из-под которых выглядывает отделанный кружевом край рубашки? И сверху, и… и снизу. Подол едва прикрывал колени, отчего Эва ощущала свою наготу.

Беззащитность.

И…

- Вот так, - Кэти отложила гребень. – Рожа, конечно, бледновата, но краситься не след… да, да… они любят свеженьких. Все любят свеженьких. Сволочи.

Она тяжко поднялась.

Оглядела.

- Вздумает лапать – кричи. Ибо за разговоры плачено и только.

Стыдно.

И… и страшно. Просто до немоты в пальцах. До желания закричать и так, чтобы стекла, те самые, темные, грязные, закрытые решетками, разлетелись на осколки.

Чтобы… чтобы Кэти замолчала.

А кто-нибудь там, снаружи, услышал и… спас. В книгах героинь, оказавшихся в затруднительном положении, всегда спасали. Эва чем хуже?

Надо…

Надо сделать хоть что-то. Но она молча встала. И сделала шаг к двери. И еще один – за дверь. И потом тоже просто шла, не способная ни на что.

Разве только…

Если она спрячется, там, на изнанке, как сделала Тори, то… то будет не важно, что происходит здесь, в мире яви. Но это ведь не жизнь там. Что бы Тори ни говорила.

Не жизнь.

Не настоящая, а значит…

Лестница.

Запах… какой-то запах. Резкий. Насыщенный до того, что Эва чихнула. Так могло бы пахнуть в гостиной, в которой разлили ароматное масло, скажем, лавандовое.

Или еще какое.

Темно.

И темнота эта в первое мгновенье кажется плотной, непроницаемой.

- Погодь. Сейчас, - Кэти входит первой и весьма ловко один за другим зажигает газовые рожки. Блеклый свет их кажется таким ненадежным.

Таким…

И Эва жмурится.

Не плакать. Нельзя. Это разозлит Кэти и, как знать, что она придумает. Надо просто… просто успокоиться. Взять себя в руки. Её спасут.

Её уже спасают.

Ищут.

И найдут всенепременно. Именно. По-другому и быть не может. И…

- Иди. Сядь, - Кэти поманила. В полумраке, когда тень скрывала изуродованную часть её лица, Кэти казалась почти красивой. – Вон там сядь и сиди. Жди. Сейчас придет. Будет спрашивать – отвечай, да только сама думай, чего говорить.

- А… - страх толкнул, не иначе. – Ты не боишься, что я… попрошу помощи?

- Чего? – она рассмеялась весело и заливисто. – О помощи…

- Что смешного?

- Да… - Кэти смахнула слезу. – Ничего. Верно. Только, деточка, думаешь, он ничего-то не знает? Этакий весь из себя благородный?

Последнее слово она выдохнула с откровенной ненавистью.

- Да все-то они знают! Каждый из них! Просто одни закрывают глаза, притворяются, что ничего-то не видят, не слышат, не разумеют. А другим изначально насрать. У него есть деньги. И есть… - она щелкнула пальцами. – Хотелки. И ты станешь очередной. Или нет. А помощи… ну, попроси, что ли.

И ушла.

Вот так просто… наверное, будь Эва посмелее, она бы рискнула выглянуть в коридор. Или даже дальше. Пройти на цыпочках до входной двери, а там на улицу… и на помощь позвать! Громко так!

Только…

Она не была смелой. И осталась на месте.

Тихо.

И… темнота отступает. Видны уже не только белесые пятна газовых рожков, но и сама комната. Плотные портьеры, сомкнутые так, что и маленькой щелочки меж складками бархата не видать. Запах… цветочный, лавандовый и резкий до невозможности. Но если дышать ртом, то терпимо.

В дальнем углу комнаты камин, но огня в нем нет, и зев его за решеткою видится темной дырой.

Страшно.

Ковер.

Стол с вазой, в которой тихо увядают лилии. Матушка лилии не любила, все повторяла, что, мол, пахнут слишком уж сильно.

У нее от этого запаха мигрень начиналась. А Эва… Эве они нравились. Крупные яркие цветы, такие вызывающе-белые, с лепестками, будто из фарфора отлитыми.

Но сейчас её замутило.

Она сидела.

И… долго ли? Эва не знала. Просто сидела. Разглядывая резной столик. Кресла, стоящие друг напротив друга. Вазу… ваза была древней, возможно, даже ценной. И лилии.

Дверь отворилась беззвучно.

И Эва оглянулась.

Глава 16 Где некий джентльмен получает приглашение, хотя уже и не надеялся

Чарльза нагнали у самого дома. Мальчишка-оборванец, один из многих, что заполонили улицы, свистнул.

- Эй, миста! Вам тут! – он поднял конверт. – Велели передать!

- Мне? – Чарльз остановился.

Пахло дымом.

И грязью.

Соломой. Конским навозом. Желтым едким смогом, что рождался где-то в недрах фабрик на окраине, а потом, поднимаясь к самым небесам, опускался на город, накрывая весь, не делая разницы между приличными и неприличными районами.

Голова слегка болела.

Да и вообще… настроение было таким, что хотелось кого-нибудь убить. А кого?

- От кого? – хмуро поинтересовался Чарльз.

Возвращался он пешком.

Можно было бы нанять экипаж. Даже стоило бы нанять экипаж, но хотелось пройти. Успокоиться. Подумать. И к разговору подготовиться.

Слишком долго его Чарльз откладывал.

- Так… велено, - мальчишка подпрыгнул. – Надыть?

Чарльз молча протянул монету.

И та быстро исчезла в грязных лохмотьях. А мальчишка приподнял дырявый котелок, явно кому-то подражая.

- Благдарствую! – сказал он важно.

И отдал конверт.

От конверта, что характерно, тоже пахло дымом. Сам конверт был обыкновенным, белым, правда, из хорошей бумаги. Внутри обнаружилась карточка.

Сердце дрогнуло. Неужели…

Черная гладкая поверхность. И аккуратные буквы, выведенные алой краской.

«Закрытое общество… имеем честь… по поручительству доброго брата…»

Байни?

Кого же еще, если разобраться.

Но Байни так и не очнулся. Ни когда целитель завершил свою работу, почти наполовину опустошив резерв Чарльза. Ни позже, когда появился все-таки Эвенвуд, донельзя злой. Правда, весьма скоро злость сменилась страхом.

И…

- Загляните ко мне, - это прозвучало почти приказом. – Нам будет о чем побеседовать.

Байни забрали.

И Нэнси, тихо всхлипнув, все же приняла чек. А презрительного взгляда Эвенвуда будто и не заметила. И потом уже, когда тот убрался, сказала:

- Я теперь свободная женщина… обхожусь недорого.

А Чарльз предпочел не услышать.

И сейчас стало тошно. До того тошно, что он с трудом удержался, чтобы не выбросить карточку.

«…на собрание добрых друзей, с тем, чтобы…»

Провести время в изысканных удовольствиях.

Дерьмо.

Какое же…

«…наличие спутницы приветствуется. Сопровождение по желанию».

Карточку Чарльз убрал в конверт. Поглядел на дом. Вздохнул. Надо сказать Орвудам и… лучше лично. Времени осталось не так и много, и стоит решить, что делать.

Хотя что тут решать-то.

Или…

Чарльз оглянулся.

Улица. Обыкновенная. До дома – сотня шагов, он и виден уже. А еще – огромная телега, запряженная ломовой лошадью. И огромный же мужик, что-то этой лошади на ухо нашептывающий. На телеге высились бочки, одна другой больше.

Полная женщина в темном платье и белом чепце несла корзину. Из корзины выглядывали рыбьи хвосты, а над ними кружилась мошкара.

Нянюшка вывела на прогулку пару детишек, обряженных в одинаковые бархатные костюмчики. За ними в отдалении следовал мрачного вида тип. Кучер? Охранник? Или все да сразу?

Стайка мальчишек крутилась возле лавки. И на Чарльза они не смотрели. Никто не смотрел, но… почему не отпускало чувство, что за ним все же наблюдают. Кто? Для чего?