Почти цивилизованный Восток (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 59

И только на улице, в экипаже, исчезло.

Что за…

Хрень.

Глава 31 О возвращении домой и воссоединении

Глава 31 О возвращении домой и воссоединении

Возвращаться домой было страшно.

То есть, Эва, конечно, хотела вернуться. Любой нормальный человек хотел бы вернуться домой! А она как раз нормальный человек и… и все равно было страшно.

Что ей скажут?

И она? Что скажет она в свое оправдание? И надо ли вообще что-то говорить? Может, притвориться больной? И в обморок упасть?

Но ведь остаток жизни в обмороке не проведешь.

А эти вот… она искоса глянула на мужчину, который снял маску и оказалось, что Эва его видела. Где-то. А где – не помнит, надо бы спросить, чтобы потом, дома уже, выразить благодарность.

В письме.

В письмах благодарности выражать куда проще. Правда… а вот Эдди устроился в углу экипажа. И мальчишку-сиу рядом с собой усадил. А когда тот попытался отодвинуться, возложил лапищу на плечо и сказал:

- Не дергайся.

И сиу замер.

Будь они одни, Эва бы сказала, что бояться нет нужды. Эдди добрый. И даже благородный. А благородные люди, пусть и не совсем они люди, но слабых не обижают.

- Я спать хочу, - заметила девица в совершенно безумном розовом платье. Безумным оно было и цветом – такой насыщенный оттенок категорически ей не шел – и кроем. Зачем столько кружева? Причем розового… цветное, конечно, вошло в моду, но…

Но и сама девица странная.

Её Эва точно не видела. Иначе запомнила бы. Определенно. Эти резкие черты лица, в которых проглядывало что-то нечеловеческое, сложно не запомнить. И кожу смуглую.

Эва тоже легко загорала.

И матушка вздыхала, сетуя, что даже крема с жемчужной пудрой не спасают. И зонтики… зонтики приходилось носить даже осенью, но почему-то помогали они слабо. И Эва смуглела. Расстраивалась. А вот девица, несмотря на кружево и смуглость, расстроенной не выглядела.

Кто она вообще…

Спросить?

Неудобно. Леди… в подобных обстоятельствах должна быть благодарна, а не совать свой нос в чужую жизнь. Благодарность Эва чувствовала, но справиться с любопытством было сложно.

- Леди, - когда экипаж остановился, человек, её купивший, подал руку. – Пожалуйста, воздержитесь в будущем от… приключений. Не всем они на пользу.

И вздохнул.

И…

И помог выбраться из экипажа. Сперва её, потом той, другой…

- Может… пусть Эдди проводит? – поинтересовалась она, глядя на Эву с сомнением. – А мы домой…

- Боюсь, это будет не совсем вежливо.

- Зато разумно, - она зевнула, пусть и прикрыв рот рукой. Но… но разве так можно?

Или все-таки можно?

Эдди хмыкнул и, склонившись, поинтересовался:

- Сама-то дойдешь, а то ведь босая…

И только теперь Эва поняла, что вправду все это время была босиком. Что… туфли её остались в доме, даже не её, а… чьи-то, чьи ей было позволено носить.

На сцену её выпихнули без них.

И в одной рубашке.

И… и в обморок будет падать матушка. А отец разозлится, правда, ничего не скажет. Никогда он ничего не говорил, но точно разозлится. И тогда всем станет неуютно, а у матушки еще и голова болеть будет три дня.

И…

- Дойду, - решительно сказала Эва.

Ведь не холодно же

Почти.

Там, в доме, было даже тепло. А еще нервы. На нервах не только об отсутствующей обуви забыть можно. Потом ей очень хотелось скорее уехать и… и снова было не важно.

Она решительно сделала шаг, конечно же, наступив на что-то острое. Ойкнула и… снова ойкнула, когда Эдди подхватил её на руки.

…там, в романе, дикий благородный шаман тоже нес графиню на руках. Через пустыню. И это казалось романтичным, а теперь подумалось, что ему, бедному, наверняка тяжело было. Эва ведь не легкая. И не хрупкая, в отличие от графини, которая еще умирать решила. Дура. И так тяжело было, через пустыню волочь, а еще и умирающую. Почему тогда она восхищалась? И куда восхищение подевалось? И что Эве делать-то? Это ко всему неприлично!

Ладно, если бы и вправду через пустыню, но тут же город!

Цивилизация!

Увидит кто.

- Слушай… - окликнула Эдди девица. – А что там тебе напредсказывали…

- Не обращай внимания. Скоро уже все…

Эва кивнула, хотя и сама не отказалась бы узнать, что там ему напредсказывали. Матушка вот как-то обратилась к провидице, и Эву с собой взяла. И та женщина в черных одеждах, строгая и пугающая, лила воск в воду, а потом еще палец Эве пробила иглой.

И предсказала удачное замужество.

Очень выгодную партию.

Мама потом долго и скептически Эву разглядывала, вздыхала и больше к провидице не брала. Да и сама не ездила.

Эва поерзала, но тут же спохватилась и затихла. Еще уронят… а вообще, конечно, так себе способ. Если по дорожке от ворот до дома, то одно, а вот через пустыню так идти… спина же затечет. И ноги.

И…

Дверь открылась.

- Привет, - сказала Эва брату и рукой помахала. – А я вот… вернулась.

Её поставили на ноги, и она с трудом подавила желание вцепиться в Эдди. А еще спрятаться за него. Даже подумалось, что хорошо, что он такой огромный. Прятаться за такого – одно удовольствие.

- Вижу, - сказал Берт и потом сгреб её, сдавил так, что дышать невозможно стало.

Эва только и смогла, что пискнуть.

- Чарльз, я… идем.

Он отстранился.

И потом, спохватившись, сам поднял Эву. Да что за… у нее ноги имеются, между прочим! Пусть даже не слишком чистые, но стоять-то она способна.

И ходить.

- Мелкая, я так… волновался! – Берт сделал два шага и опустил.

Отпустил.

- Жива?

Эва кивнула.

- Цела?

Она опять кивнула. Наверное, надо что-то сказать. Такое. Душевное. Соответствующее моменту. Она же… она пыталась придумать речь. И даже как-то немного сочинила. Но все придуманные слова разом из головы вылетели.

Прав был учитель.

Безголовая она.

И с дырявой памятью. И…

- Теперь все будет хорошо… - он снова обнял. – Я не позволю тебя обидеть. Никому…

И силой потянуло.

Да что с ним такое-то? Берт, конечно, не папа, но раньше никогда себе не позволял подобных… эмоций. Да еще и при посторонних.

- Девочка моя! – матушка выплыла в холл, и желание спрятаться стало почти непреодолимым. – Девочка…

В обморок, что ли упасть.

- Мама! – Эва позволила себя обнять. И сама обняла. И все-таки расплакалась, хотя плакать совершенно не собиралась. Да и слез-то не было. Не было, не было, а потом как взяли и потекли.

Ручьями.

Стыд-то какой!

- Целитель ждет, - матушка приподняла полу плаща и нахмурилась. – Идем. Тебе нужен отдых…

- И ужин! – крикнула та, в платье. – Ужином её тоже покормите, пока совсем не отощала… что? Я не думаю, что её там разносолами пичкали. И вообще…

В животе вдруг заурчало, а Эва подумала, что и вправду не отказалась бы от ужина.

А еще лучше, если будет общий.

И…

И матушка решительно взяла Эву под руку.

- Несомненно, дорогая, но сначала целитель…

Послушать, о чем станут говорить, не получится.

Жаль.

Но… если потом Берта спросить? Или не Берта…

- Мама, - Эва вытянула руку, показав серую полосу браслета, который и не сказать, чтобы мешал, но все же был лишним. – Снять бы…

- Сперва целитель! И умыться… Господи, Эва, на кого ты похожа? Хорошо, что на тебе плащ… и это просто-напросто неприлично!

Эва прикрыла глаза, слушая такое знакомое, такое успокаивающее ворчание матушки.

Она дома.

Она… действительно дома!

Старший Орвуд слушал молча. Внимательно. Иногда кивал, словно соглашаясь то ли с Чарльзом, то ли с какими-то своими мыслями.

За окном забрезжил рассвет. И серые тени метались по ту сторону стекла. Чужая сила давила, пусть даже хозяева и сдерживали её. Но сам этот дом давно и прочно пропитался ею.

- За нами долг, - произнес Орвуд-старший веско. И Бертрам склонил голову, подтверждая, что долг есть. И не будет забыт.