Канарейка (СИ) - Страйк Кира. Страница 78

- Так вот я ещё раз спрашиваю, на какую судьбу вы обрекаете сироту? - она вперила в меня немигающий взгляд.

- А вы? - в свою очередь спросила у неё.

Не хуже, чем я несколько минут назад, монахиня удивлённо моргнула.

- Всю жизнь провести взаперти. Не имея надежды уйти, встретить любовь, стать матерью. За вашими воротами не только зло, жестокость и пороки обитают. Я тому прямое подтверждение. Вы спасли маленького человека. Только ваша в том заслуга, никто не берётся оспаривать или недооценивать это великое деяние, но... - мне нужен был такой аргумент, чтобы собеседница поняла, что ей хочу донести. Уверенности никакой не было, однако, я рискнула, - Скажите, только прошу ответить честно... Вы по доброй воле оказались воспитанницей церкви и стали тем, кто есть? Или за вас выбор сделал кто-то другой так же, как сейчас хотите поступить и вы?

Лицо собеседницы свело судорогой, и стало очевидно, что вопрос попал в точку.

- Я приняла его и ни о чём не жалею. - тем не менее ответила она.

- Вы обладаете очень сильным характером и лучшими человеческими качествами, что вызывает у меня глубокое уважение. И всё же, прошу вас ещё раз сказать правдиво, чтего стоило вам, обладая самостоятельной могучей волей, смириться с чужим решением, определившим всю вашу судьбу? Можете не отвечать вслух, но хотя бы себе признайтесь. Неужели никогда-никогда не мечтали о том, какой бы она была, имей вы право сказать собственное слово?

- Стелла - другое. Ей здесь безопасно.

- Совершенно верно. Более того, готова признать, что и я могу ошибаться, предполагая, что жизнь за пределами обители покажется ей лучше. Я только предлагаю дать возможность попробовать и оставить право выбора за ней. И клятвенно обещаю вам две вещи... - приблизившись к настоятельнице, взяла её морщинистую руку в свои и заглянула в лицо, - Не бросить ребёнка на произвол судьбы, обеспечить достойные условия жизни и никому не давать в обиду. И второе - если она захочет вернуться к вам сюда, препятствовать не стану. Это касается всех детей, которых соберу при своей школе.

- Я очень за них боюсь. - губы Рамины дрогнули.

- Вижу, и это справедливо и бесценно. Но, думаю, вы уже тоже понимаете, что я не из тех людей, что безосновательно разбрасываются обещаниями, которые не в состоянии выполнить, а потом не держат данное слово.

- Да уж, характер у вас, что надо. - хоть прозвучала сия оценка с ухмылкой, но в интонациях, наконец, явственно проступило одобрение. - И в словах имеется большая доля истины. В самом деле, все провалы в вере в большой мере случаются из-за того, что к ней иногда приводят насильно.

Скрестив пальцы, ждала её окончательного вердикта. Конечно, теоретически можно было, имея разрешительные бумаги, выданные на самом высоком уровне, просто увезти ребёнка и всё. Но... сами понимаете, что "но". Неправильно это, не по-людски. В свете обнажившихся фактов, всё равно, что у матери насильно отобрать дитё.

- Хорошо. С вами поедут все, кого сочтёте нужным забрать на обучение. Я вам верю. - решилась матушка Рамина, - И благодарна за прямоту и за... за то, что не воспользовались своими полномочиями.

73

На деле Стелле оказалось десять лет. Просто девочка сама по себе была низкого ростика, да ещё не успела как следует наесть после болезни необходимые килограммы, чтобы не выглядеть совсем уж крошкой.

Когда матушка Рамина сама привела её и ещё двоих девчонок и передала нам на попечение, да ещё и с добрыми пожеланиями, вся команда утратила дар речи. Особенно Лисия, которая имела сомнительное удовольствие присутствовать при первой встрече.

- Как тебе удалось изменить отношение настоятельницы? Это чудо какое-то!

- Мы просто поговорили начистоту. - пожала плечами в ответ, - Это очень важно, в любой ситуации стремиться договориться. Проклятий в спину мне и от старухи Тейлы хватило.

Объявив меня великим дипломатом всех времён и народов, ну или что-то такое, тётушка отныне, кроме читаемого расположения и почти родственной любви, прониклась ко мне новой степенью уважения, которое проявляла совершенно открыто.

Две напарницы Стеллы покидали монастырь с нескрываемым энтузиазмом. Эти чувства мы с Авророй понимали, как никто другой. А вот будущая звезда школы вела себя... Нет, она не дичилась, но и не открывалась. Я бы назвала её поведение одним словом - послушная. Стелла делала всё, что говорят, робко, растерянно улыбалась и сама к разговорам не стремилась, просто вежливо отвечая на задаваемые вопросы.

К вечеру я не выдержала. Переглянулась с друзьями, которых тоже тяготило вот это немного замороженное состояние ребёнка, взяла плед (свой любимый дорожный, который хранил память о нашем с Леоном счастливом путешествии) и пошла к костру, где она тихонько наблюдала за языками пламени.

- Красиво, правда? - присев рядом, я тоже остановила взгляд на живом огне.

- Очень. - чуть кивнула светлой головой маленькая собеседница, - Ещё когда мама жива была, я помню, как она затопляла печь, а я потом, пока она не видит, открывала дверцу и смотрела, как пылают ветки.

- А ещё они так уютно потрескивают, правда?

- Правда.

- Ох, и ругалась, наверное, мамка, когда ловила тебя за этим занятием.

- Ещё ка-ак. - вовлекаясь в разговор, Стелла уже более расслабленно тряхнула кудряшками. - Я же тогда совсем мелюзгой была. Могла не уследить, да, чего доброго, дом спалить.

- Верно. - улыбнулась я, представив эту картину. Расправила плед и укрыла девочку со спины, - Знаешь что, к вечеру похолодало, и даже у костра стоит поберечься от простуды. - ответила на её вопросительный взгляд.

- А вы?

- Что я?

- Ну вы ведь тоже можете озябнуть.

- Об этом я как-то не подумала. - сделав озадаченное лицо, повернулась к ней, - Тогда... Может вместе спрячемся от ночной сырости?

- Давайте. - сразу согласилась мелкая, распахивая полы и двигаясь ближе, - Он вон какой большой - всем хватит.

Ну то, что этот ребёнок умеет делиться и заботиться о других, понятно было сразу. И всё равно... Губы сами собой растянулись в улыбке.

Перехватив покрывало, укутала обеих, осторожно обняв малышку. Та притихла, как мышонок, спрятавшись в мягком тепле почти с головой и перестав даже шевелиться. Так и сидели, молча прислушиваясь друг к другу, к стуку сердец. Через несколько минут из укрытия донеслось хлюпанье носом.

- Тоскуешь? - крепче прижимая подрагивающую фигурку, шёпотом спросила я.

Плед колыхнуло коротким кивком.

- Она была самая хорошая на свете. А потом... - худенькие плечи снова вздрогнули.

- Не надо, не вспоминай. - баюкая девочку, приговаривала я.

Слышать детские всхлипы, чувствовать, как капают обжигающие капли горя, было невыносимо. А заставлять возвращать память, его принесшую - бесчеловечно. Она притихла, а потом добавила:

- Если бы не добрые люди и матушка Рамина... Вы не подумайте, - на свет божий вынырнули встревоженные, опухшие, очень серьёзные серые глаза и красный нос, который она тут же утёрла ладошкой, - Она только с виду такая грозная и суровая. А на самом деле добрая. Каждый день ко мне приходила и плакала, пока никто не видит. А я слышала, хоть и спала почти всё время. Доктор отваром поил, чтобы не так больно было.

- Я знаю, мы ведь с ней подружились. - так же серьёзно ответила я, - А в монастыре разве доктор появился?

- Она из города звала самого настоящего. - подумала и добавила, - Хоть и нельзя в монастырь. Сказала, что бОльший грех дитёнка угробить.

- Скучать, наверное, будешь? - чувствуя, как уважение к настоятельнице ещё сильнее крепнет, решилась спросить я.

- Буду. И она тоже будет.

- А почему тогда всё-таки с нами поехала?

- Матушка Рамина сказала, что вы - тоже очень хорошая, а у меня голос, и вся жизнь впереди. Учиться надо и мир посмотреть. Если уж случилась такая возможность. А ещё велела верить.