Противостояние. Армагеддон - Кинг Стивен. Страница 10

Ларри дернулся. Оказывается, он не просто дремал, он уснул. Ему снилась Калифорния. Но вокруг него был серый нью-йоркский денек.

Он осторожно повернул голову и увидел свою мать. Мгновение они просто смотрели друг на друга, и Ларри почувствовал себя голым, словно он был животным, которого разглядывают в зоопарке. Он опустил стекло.

— Мама?

— Я так и знала, что это ты, — произнесла она странно бесстрастным тоном. — Выходи-ка оттуда и покажись мне в полный рост.

Обе ноги его онемели. Тысячи иголок вонзились в его ступни, когда он открыл дверь и вылез из машины. Он никогда не думал, что их встреча пройдет именно так, что он окажется таким неподготовленным и уязвимым. Он почувствовал себя как часовой, уснувший на посту и внезапно приведенный в чувство.

Ему стало не по себе. Когда ему было десять лет, она будила его субботними утрами, постучав одним пальцем по закрытой двери спальни. И точно так же она разбудила его четырнадцать лет спустя.

И вот он стоял перед ней, а иголки продолжали вонзаться в ступни, заставляя его переступать с ноги на ногу. Он вспомнил, что когда он так делал, она всегда спрашивала, не надо ли ему в туалет, и немедленно застыл на месте.

— Привет, ма, — сказал он.

Она посмотрела на него молча, и ужас неожиданно опустился на его сердце, как зловещая птица на старое гнездо. Ужас, что она может отвернуться от него, отвергнуть его, показать ему свою спину в дешевом пальто и просто-напросто уйти за угол в метро, оставив его в одиночестве.

— Привет, Ларри, — сказала она и, поманив его за собой, пошла вверх по лестнице.

— Ма?

Она обернулась к нему, стоя между исчезнувшими каменными собаками, и он обнял ее. В первое мгновение страх слегка исказил черты ее лица, словно она ожидала не объятий, а ударов. Потом выражение страха исчезло, и она ответила на его объятия. На мгновение ему показалось, что сейчас он заплачет, и уж во всяком случае, он был уверен, что она-то заплачет точно. Это был Трогательный Момент. Поверх ее склонившегося плеча ему была видна дохлая кошка, наполовину вывалившаяся из мусорного контейнера. Когда она высвободилась из объятий, глаза ее были сухими.

— Пошли, я приготовлю тебе завтрак. Ты ехал на машине всю ночь?

— Да, — ответил он, и голос его слегка дрожал от избытка чувств.

— Ну что ж, пошли. Не забудь вытереть ноги. Если ты наследишь, мистер Фримен просто убьет меня.

Он прошел за ней мимо уничтоженных каменных собак и немного настороженно посмотрел на то место, где они стояли, просто чтобы убедиться в том, что они действительно исчезли, что его рост не стал меньше на два фута и что десятилетие восьмидесятых не вернулось обратно в область будущего. Она распахнула двери, и они вошли.

После завтрака он стал стряхивать пепел в кофейную чашку, но она выхватила ее и поставила перед ним пепельницу. Чашка была полна гущей, и в нее вполне можно было стряхивать пепел. Пепельница была чистой, без единого пятнышка, и он стряхнул в нее пепел с некоторым угрызением совести. Его мать умела расставлять по всему пути небольшие капканы, так что скоро лодыжки начинали кровоточить, а ум заходил за разум.

— Итак, ты вернулся, — сказала Элис. — Что привело тебя сюда?

— Я скучал по тебе, ма.

Она фыркнула.

— Так вот почему ты писал мне так часто?

— Я не очень-то большой мастер по части писем.

— Но ты по-прежнему внимателен к своей матери. Этого у тебя не отнять.

— Извини, — сказал он. — Как тебе жилось, ма?

— Не так плохо. Спина побаливает, но у меня есть лекарства. Я справлюсь.

— А выглядишь ты по-прежнему, как девушка, — сказал он с оттенком своей прежней добродушной лести. Ей всегда это нравилось, но сейчас лишь тень улыбки тронула ее губы. — Новые мужчины в твоей жизни?

— Несколько, — сказала она. — Ну, а как насчет тебя?

— Нет, — сказал он серьезно. — Никаких новых мужчин. Девушки — да, но никаких новых мужчин.

Он надеялся рассмешить ее, но опять вызвал лишь призрачную улыбку. Мое появление беспокоит ее, — подумал он. Она не знает, зачем я здесь. Не для того она ждала меня три года, чтобы я наконец появился. Ей хотелось бы, чтобы я оставался пропавшим без вести.

— Видишься с кем-нибудь постоянно?

— Живу в свое удовольствие.

— Ты всегда так и поступал. Во всяком случае, ты ни разу не пришел домой сказать мне, что поставил какую-нибудь симпатичную девушку-католичку в интересное положение. В этом тебе надо отдать должное. Ты либо был очень осторожен, либо тебе везло, либо ты был очень вежлив.

Он попытался сохранить бесстрастное лицо. В первый раз за всю жизнь она заговорила с ним о сексе.

— Так или иначе, рано или поздно тебе придется это сделать, — сказала Элис. — Говорят, что холостяки живут прекрасно. Это не так. Ты просто становишься старым и безобразным, полным песка, как мистер Фримен.

Ларри фыркнул.

— Я слышала твою песню по радио. Я говорила всем, что это мой сын. Это Ларри. Большинство мне не верило.

— Ты слышала?

— Ну, конечно. Ее постоянно передают по этой рок-н-рольной радиостанции, которую слушают юные девицы.

— Тебе понравилось?

— Не больше, чем вся музыка этого сорта. — Она посмотрела на него твердо. — Думаю, что какие-то места звучат очень впечатляюще. Похотливо.

Он заметил, что переступает с ноги на ногу, и заставил себя остановиться.

— Мне просто хотелось, чтобы это звучало… страстно, ма. Вот и все.

— Лицо его покраснело. Он никогда не думал, что будет сидеть на кухне у матери, обсуждая страсть.

— Страсти место в спальне, — сказала она отрывисто, прекращая искусствоведческий разговор о его хите. — Кроме того, ты что-то сделал со своим голосом. Он звучит так, словно ты черномазый.

— Сейчас? — спросил он удивленно.

— Нет, по радио.

— Вот так? — спросил Ларри с улыбкой, понизив свой голос до уровня Билла Уиверса.

— Вот-вот, — кивнула она. — Когда я была девушкой, нам казалось, что Фрэнк Синатра — это очень смело. А теперь появился этот рэп. Рэп — так его называют они. Вопли — вот как называю это я. — Она посмотрела на него неодобрительно. — В твоей песне, по крайней мере, нет воплей.

— Мне платят гонорар, — сказал он. — Отчисления с каждой проданной пластинки. В целом это составляет до…

— Ой, прекрати, — сказала она, отмахнувшись от него рукой. — Я всегда заваливала математику. Тебе уже заплатили, или ты купил эту маленькую машину в кредит?

— Мне заплатили не так уж много, — сказал он, совсем близко подойдя к границе лжи, но пока не переступая ее. — Я сделал первый взнос за машину.

— Излишняя уступчивость к тем, кто покупает в кредит, — сказала она зло. — Это и сгубило твоего отца. Доктор сказал, что он умер от сердечного приступа, но дело было не в этом. Его сердце разбилось. Твой отец сошел в могилу, отпуская товары в кредит.

Это была старая песня, и Ларри пропускал ее мимо ушей, кивая в нужных местах. У его отца был галантерейный магазинчик. Неподалеку открылся «Роберт Холл», и через год его дело обанкротилось. За утешением он обратился к еде и потолстел за три года на сто десять фунтов. Когда Ларри было девять, он умер в забегаловке на углу, оставив перед собой на тарелке недоеденный сэндвич с фрикадельками. На поминках, когда ее сестра пыталась утешить женщину, у которой был такой вид, словно она абсолютно не нуждается в утешениях, Элис Андервуд сказала, что дело могло обернуться и хуже. Ведь это мог быть не сэндвич, — сказала она, глядя через плечо сестры прямо на ее мужа, — а бутылка.

После смерти мужа Элис воспитывала Ларри сама, давя на него всем весом своих прописных истин и предрассудков до тех пор, пока он не ушел из дома. Напоследок она сказала ему, когда он и Руди Шварц уезжали на старом форде Руди, что в Калифорнии тоже есть приюты для бедных.

— Ты устал, — сказала она. — Пойди умойся. А я пока уберу коробки из задней комнаты, чтобы ты мог поспать.