Спорим, она будет моей? (СИ) - Перевязко Мария. Страница 6
Но уже поздно. Когда я разворачиваюсь, замечаю, что Плакса уже взобралась на плато. На ней нет обуви, и я содрогаюсь при мысли, что она лезла сюда босиком. Наверняка, изодрала все ступни.
Она замирает и округляет глаза.
— Это… Это потрясающе.
Хмыкаю и слежу за ее взглядом. Она говорит о закате. Нигде в городе нельзя рассмотреть его так, как здесь. Это плато на возвышенности – мое любимое место. Отсюда видно все самое важное, и ничто не мешает.
— Полосатый закат, — говорит Олеся полушепотом, — мой любимый.
Я с удивлением поворачиваюсь к ней, потому что ни разу не слышал ни от кого ничего подобного. Звучит бредово. Но загвоздка вот в чем: она дословно высказала вслух мои мысли. Ведьма, не иначе.
— Нравится, значит? — отвожу от нее взгляд с трудом, если уж быть совсем откровенным.
Закат сегодня, действительно, потрясный, но то, как она на него смотрит… Так, Калиновский, возьми себя в руки! Походу некисло тебя по башке приложили.
— Очень, — соглашается Олеся. — Как ты нашел это место?
Стискиваю зубы. Догадывался, что она спросит, вроде бы был готов, но все равно ощущения паршивые. Гребаные воспоминания. Не хочу об этом думать. На фиг надо!
— По случайности, — быстро говорю я и перевожу тему. — Не пожалела, что приехала сюда со мной?
— Хммм? Да не знаю. Ноги мерзнут.
Ноги у нее мерзнут! Это место – моя отдушина. Мой личный островок рая. А у нее ноги мерзнут. Тьфу ты, блин.
— Поехали домой, — сердито говорю я и направляюсь к склону, покрытому сырой травой.
— Еще минутку, ладно? — просит она, не глядя на меня, а я тем временем неодобрительно кошусь на ее босые ноги.
— Ноги, значит, замерзли? — ехидно переспрашиваю я, когда она начинает двигаться в мою сторону. — А ты обувь носить не пробовала?
— Ай! — взвизгивает она, по всей видимости напоролась на камень, оно и неудивительно. — Ты самый умный, что ли?! Эти туфли сводят меня с ума, а ты хочешь, чтобы я в них по горам лазила!
— Ладно, не ори, — в два шага оказываюсь возле нее.
— Что ты… А ну поставь меня на землю! Ты что творишь?!
А Плакса, оказывается, легкая, как пушинка. Перекидываю ее через плечо, как мешок с картошкой, и тащу вниз. Она мечется, как пойманная рыбешка, извивается, по спине молотит кулачками. Не больно, но спускаться мешает здорово. И так мало чего вижу под ногами, а равновесие удерживать с дрыгающимся грузом на плече оказывается сложновато.
— Ты в своем уме?! — визжит она где-то там сзади. — Здесь же охренительно крутой склон!
Сглазила, как пить дать. Потому что именно после этих ее слов я цепляюсь ногой за траву и заваливаюсь вперед. Она вопит во все горло, у меня глаза лезут на лоб. Мы кубарем летим вниз. Теперь и я присоединяюсь к воплям Олеси. Наш испуганный хор из ругательств меня оглушает. Или это земля, оказавшаяся внезапно прямо перед моим лицом. Не знаю. На мгновение меня вырубает, потом резко прихожу в себя. Я больше не слышу воплей Плаксы, и мое сердце совершает кувырок в груди. Доигрался. Молюсь всем богам, чтобы она не сломала шею. Пытаюсь подняться на ноги, когда до моих ушей доносится нечто странное. Смех. Она ржет, как сумасшедшая кобыла. С похрюкиванием и подозрительными звуками, отдаленно напоминающими икоту.
— Жива? — зачем-то спрашиваю я, проводя рукой по губам. Снова кровь. Да и ладно уже. Главное, что эта ненормальная не переломалась.
Еще несколько секунд смеется. Заразительно, блин. Не могу удержаться и присоединяюсь к ней. Теперь мы хохочем во все горло, как ненормальные. Странный вечерок, ничего не скажешь.
Глава 8. Олеся
Калиновский останавливает машину возле моего подъезда. Пока он паркуется, я с ужасом обнаруживаю, что перепачкала не только одежду Оксаны, но и сиденье машины Матвея, не говоря уже о коврике под ногами. Видимо, я меняюсь в лице, поскольку он говорит с усмешкой:
— Не парься, я тоже насвинячил.
Стараюсь скрыть свое удивление, ведь мне казалось, что Калиновский – из тех парней, что дорожат своей машиной больше, чем, к примеру, своим здоровьем.
Матвей выглядит помятым, но довольным, как кот. По-видимому, такой вечер пришелся ему по вкусу. Что же до меня… Не знаю. Ощущения необычные. Для меня это в новинку: столько времени проводить с парнем. Да еще и с главным красавчиком школы. Мне не удалось его толком узнать, но некоторые открытия я все же сделала.
Первое. Он не боялся испачкать руки, хотя раньше я думала, что такие парни чуть ли не больше всего на свете пугаются одной возможности того, что их внешность хоть как-то пострадает. Его губа немного распухла и все еще кровит, а ему хоть бы хны. Удивительное дело.
Второе. Он не пытался по-хамски ко мне приставать, хотя я была готова к такому повороту, даже предусмотрительно взяла с собой газовый баллончик, который занимал почти все место в крохотной сумочке Оксаны. Между прочим, он бы очень мне пригодился, когда меня окружили те бугаи, но, разумеется, на тот момент сумка была невесть где. Со мной так всегда.
Третье. Он не собирался отступать. Этот чертов спор был для него важен. Чувствую это всеми фибрами души, он отвез меня на то свое место только, чтобы усыпить мою бдительность и пробудить во мне что-то вроде благодарности за сей щедрый жест. Надо сказать, у него получилось. Это место действительно заворожило меня.
От мыслей меня отвлекает серьезный взгляд Калиновского. Он давно припарковался и теперь смотрит на меня и чего-то ждет. Догадываюсь, чем заканчиваются все его свидания. От меня он этого не дождется.
— Спасибо, что подвез, — говорю я исключительно деловым тоном и едва заметно киваю.
Момент немного нервный, потому что я знаю, что ужасно выгляжу. После нашего падения со склона, в моих волосах застряли сухие ветки, а колготки порвались в нескольких местах. А он же, напротив, выглядит, как бог. Все ему нипочем, аж бесит. Волосы правда тоже растрепаны, но отчего-то это ему даже идет.
— Спасибо, что составила компанию, — беспечно отзывается он и отводит глаза.
Понял, что этим все и закончится. Я открываю дверь и вылезаю из автомобиля. Он окликает меня по имени, и я поворачиваюсь. Протягивает мне несчастную миниатюрную Оксанину сумку. Удивительно, что я все-таки верну ее владелице.
Принимаю сумку из его рук, и наши пальцы соприкасаются. Быстро отдергиваю руку, потому что ощущения странные: между нами пробежала эта чертова искра. Робко поднимаю глаза, и натыкаюсь на торжествующую улыбку Калиновского. Он понял, что я попала на крючок, и радуется. Погано!
Я не успеваю ничем ответить на это его выражение лица, потому что, когда я собираюсь с мыслями, его машина уже скрывается за поворотом. Надо же было мне так облажаться в конце! Дала слабину, и он тут же это почувствовал, как хищный зверь улавливает запах страха своей жертвы.
Обреченно топаю к подъезду и злюсь на саму себя. Вся эта катавасия затевалась с целью переубедить Калиновского, дать ему понять, что он полный придурок, если считает, что любую девушку так просто совратить милой улыбочкой и идиотским подмигиванием. Игра окончена, и победа в этот раз осталась за ним. Но будет и второй раунд. И на этот раз в дураках останется он.
Как можно тише проворачиваю ключ в замке и на цыпочках захожу в квартиру. На кухне орет телевизор, и мама звенит посудой. Я быстро сбрасываю ненавистные туфли и бегом по коридору несусь в ванную. Я успеваю задвинуть щеколду, когда мамин голос зовет меня.
— Я сейчас! — кричу я, стягивая грязные и рваные колготки.
Если мама увидит меня в таком виде, истерики не миновать. Она думает, что все это время я провела в библиотеке. Узнай она, что вместо этого я была на свидании с мальчиком, у нее случился бы нервный срыв, я в этом даже не сомневаюсь. А тут еще и мини-юбка, рваные колготки и растрепанные волосы. Да она просто с ума сойдет!
Моя совесть начинает жрать меня изнутри. Вообще-то я не привыкла врать маме, но повод показался мне весомым. Нельзя вечно игнорировать обидчиков и пускать все на самотек. Иногда полезно менять привычки.