Твоими глазами - Хёг Питер. Страница 3

Она, сделала несколько шагов в сторону светящейся фигуры.

— С пациентом, которого вы видите, три года назад произошёл несчастный случай. С тех пор он вообще не в состоянии работать. Его обследовали и психиатры, и неврологи. И не нашли никаких патологий. Он утверждает, что после того происшествия у него немедленно немеет всё тело, как только он оказывается в ситуациях, предполагающих его ответственность за других людей. Всё тело кажется ему серым и немощным. Это его впечатление мы тоже закладываем в голограмму.

Пальцы её забегали по клавиатуре, мускулатура человека приобрела заметный сероватый оттенок.

— Кроме того, он рассказывает, что в таких ситуациях полностью перестаёт ощущать область груди, в том числе сердце. Это мы тоже регистрируем.

Ещё пара касаний, и область груди и сердце фигуры поблёкли.

— Он говорит, что мысли лишают его сил.

Радужные разводы вокруг головы и в нижней части тела изменили свой характер.

— Вот здесь мы вплотную подходим к тому, чего медицине никогда прежде не удавалось. Мы выстраиваем взаимосвязь между восприятием пациентом самого себя и теми данными о его жизненных функциях, которые регистрируют наши приборы. Когда он описывает состояние внутреннего хаоса или вызывает в себе воспоминания о прошлом, где этот хаос присутствовал, мы видим, как меняется характер волн мозга. Как изменяется обмен веществ. Меняется ритм сердца, давление, выработка гормонов, проводимость кожи. Мы пока не знаем, почему это так. Но создавая графическое изображение всех этих изменений, этот световой дисплей, и настраиваясь на восприятие пациентов, мы даём им возможность самим — с нашей помощью, конечно, — выстроить карту, позволяющую заглянуть в себя глубже, чем им когда-либо прежде удавалось. И затем, глядя на это трёхмерное изображение самих себя, они могут вместе с нами войти в эту карту. Так вот это нам представляется. Как будто тело и сознание становятся прозрачными. Доступными.

Она встала позади светящейся фигуры.

— В жизни этого пациента произошли два трагических события. С промежутком в несколько лет. Сходство, которое показывают приборы в отношении обоих случаев, указывает на существование взаимосвязи между ними. Всё это благодаря нашей аппаратуре. Мы видим модели ещё до того, как они доходят до сознания пациентов. Модели, до которых прежде можно было добраться только после длительной терапии. Которые, возможно, никогда и не были бы обнаружены. Теперь мы даём нашим пациентам возможность осознать свои травмы, снять напряжение и избавиться от некоторых из них. Травмы — это не то, что случилось с нами когда-то в прошлом. Это то, что мы не отпускаем от себя, ни на секунду.

Она выключила проектор, он медленно гас, голубая фигура постепенно таяла и, наконец, исчезла. Помещение погрузилось во тьму.

Она не сразу включила свет, наверное, через минуту.

Не то чтобы она стремилась достичь какого-то эффекта. Она просто давала нам время постепенно вернуться к привычной реальности.

Свет усиливался плавно, как после киносеанса. Автоматические перегородки открылись, шторы тоже. За окнами снова сверкал залив.

— И много людей отваживается взглянуть на такую карту самого себя?

Вопрос задал врач.

— Мало. У многих из тех, кто оказывался в системе психиатрии, страдание загнано так глубоко, а личность столь уязвима, что и речи идти не может об обращении внутрь себя. Человек стремится к тому, чтобы как можно надёжнее закрыться. Да и большинству из всех нас, остальных, совершенно не хочется встречаться с собой.

— Почему?

Она задумалась, прежде чем ответить на вопрос.

— Наш мир — это поток, который был направлен наружу в течение пятисот лет. Каждый шаг внутрь — это шаг против течения.

Посетители один за другим вставали и пожимали ей руку на прощание.

Наконец, остался я один.

— У меня есть названый брат, — сказал я. — Он пытался покончить с собой. Я боюсь, что он повторит попытку и доведёт дело до конца. Но внутри него осталось что-то, что не хочет умирать. Может быть, вам удастся вытащить это наружу?

Она покачала головой.

— У нас очередь на несколько лет вперёд. Нужно, чтобы лечащий врач направил к психиатрам или в Центр функциональных расстройств, а потом направляют к нам. И даже когда доходит до дела, лишь единицы отваживаются на это.

— Я боюсь, что он погибнет.

Она открыла мне дверь.

— Наши возможности ограничены. Спасибо за визит.

*

В ту ночь я не мог заснуть. Часа в четыре утра поднялся и сел за руль. На дорогах в такую рань было совсем пусто. До института я добрался к пяти часам. Когда я свернул с шоссе, по пути к зданию я заметил чёрный фургон, стоявший на обочине с выключенными фарами.

Я достал из машины плед, уселся, прислонившись к большому окну, и стал наблюдать, как над заливом поднимается солнце.

Охранник, которого я накануне видел у стойки, спустился ко мне вдоль стены здания, я объяснил ему, зачем я здесь, он попросил у меня удостоверение личности, я показал права, и он ушёл.

Вскоре подошли двое полицейских, им я тоже показал права, они тоже оставили меня в покое.

Лиза появилась через час. Она немного постояла, разглядывая меня, а потом села рядом.

Мы сидели так минут пять, посторонние люди не могут так долго молчать друг с другом.

Для неё я был посторонним.

— Дело ведь не только в вашем брате, — сказала она. — Разве не так?

Это не прозвучало как упрёк. Она просто констатировала очевидный факт. Словно видела меня насквозь, как светящуюся фигуру.

Даже не знаю, каким образом, но я понял, что, если сейчас не дам правильного ответа, и она, и этот институт будут для меня потеряны.

— Я всегда что-то искал, — сказал я, — я искал настоящие встречи. Между людьми. Они случаются очень редко. И длятся совсем недолго, иногда мы даже не успеваем их заметить. Мы не знаем, что нужно сделать, чтобы они повторились снова. Впервые я столкнулся с этим в детстве. Сначала я встретил Симона, моего названого брата. А потом была другая встреча, с девочкой в детском саду.

Она медленно поднялась на ноги.

— Я работала со многими специалистами, — сказала она. — Пока училась. Психиатрами и терапевтами. И в Дании, и за границей. С людьми, у которых в терапии побывало в общей сложности до пятидесяти тысяч пациентов. Я задавала им один и тот же вопрос. Почему к вам приходят люди? В чём причина страданий людей? Они говорили, что пациенты повторяют одно и то же. Они не чувствуют настоящего контакта. Я создала эту клинику, чтобы понять, что стоит между людьми. Что препятствует встрече. Что нужно сделать, чтобы люди увидели друг друга.

Она отперла дверь.

— У нас сеанс терапии через неделю. Сможете приехать?

Вопрос прозвучал как бы между прочим. Ещё одна проверка. Если я ошибусь, я её больше никогда не увижу.

Я кивнул.

Когда я выезжал с парковки, то снова увидел полицейских.

* * *

Я живу поблизости от матери моих детей.

В тот вечер, когда я постучал к ней в дверь, уже смеркалось.

Она взглянула на меня и отступила в сторону, пропуская в прихожую. На моём лице она прочитала невысказанный вопрос, нельзя ли на минутку увидеть девочек.

— Они уже спят, — сказала она.

Я зашёл в спальню и опустился на стул возле кровати. Прислушался к их дыханию.

Мы кричим и вдыхаем воздух, когда рождаемся, и умираем на выдохе. Дыхание — это тонкая ниточка, которая связывает все события жизни.

Младшая, появившись на свет, не кричала, роды прошли так тихо, так спокойно, она как будто выскользнула наружу, акушерка уложила её на тёплое полотенце, и она заснула. И никакого положенного при этом крика.

Мать девочек села рядом со мной. Так мы и сидели, в полном молчании.

Младшая засмеялась во сне. Лёгким, серебристым смехом. Словно пузырьки в шипучем вине дружно поднялись на поверхность.

Такое бывает с ней часто, наверное каждую неделю.