Иной. Том 1. Школа на краю пустыни (СИ) - "Amazerak". Страница 16

— Что, желторотик, трудишься? — спросил капрал. — Молодец! Скоро закончишь?

— Как только, так сразу, — сказал я, сунув тряпку в ведро.

— Как закончишь здесь, надо помыть в комнате триста три. И давай быстрее, чтоб после отбоя не шаро...биться и не мешать никому.

— Сам помоешь.

— Что ты сказал? Тебе приказывает старший по званию.

— Я не из твоего отделения.

— И что?

— И то.

— Ты очень борзый, шуруп, — проговорил Удав. — Дома можешь строить из себя хоть английского короля, а здесь с такими повадками будешь у нас королём сортира. Ну что, видите? Учить его надо уму разуму, я же говорил.

— Действительно, — согласился капрал. — Надо учить.

Я отставил швабру к стенке и повернулся к компании:

— Вот как? Ну и что стоим? Давайте, подходите, учителя хреновы.

Глава 6

— Петров, дверь, — кивнул капрал третьему курсанту, и тот сделал, что ему велели.

Против меня было трое, и я никак не мог понять даже приблизительно, какого они уровня. Вроде бы энергетика не сильная, но с другой стороны, парни — не слабаки. Может быть, уровень десятый плюс-минус. Всё-таки третий курс.

— Понаехали тут франты хреновы, — капрал засучил рукава. — Из-под мамкиной юбки вылезли и мнят себя важными господами. Ну ничего, быстро вас научим, как вести себя положено.

Я приготовился. В гимназии нас учили сосредотачивать энергию в разных частях тела, но у меня это никогда не получалось. Слишком мало энергии, слишком медленные потоки. Но я всё равно постарался сконцентрировать силу в голове и прессе. Главное, чтобы не пробили — а там уже выкрутимся как-нибудь.

Капрал ввинчивает мне кулак в живот. Удар сильный, но я почти не чувствую его. Пробиваю апперкот — и капрал валится с ног, разражаясь матерной бранью.

— Ах ты, падла! Ещё и драться вздумал! — восклицает Удав.

Два курсанта бросаются на меня. Удав бьёт с ноги, я отклоняю корпус, он промахивается, мой кулак влетает ему точно в челюсть. Удав валится на парту. Перехватываю руку Петрова, и тот от резкого тычка в зубы пятится.

Поднимается капрал. Пригибаюсь от его кулака и бью в живот. Отклоняю голову, ловлю руку Удава и локтем пробиваю по диагонали, от чего Удав шлёпается на пол. Петрову бью ногой с разворота, тот падает на Удава.

Опять нападает капрал. Наношу быстрые короткие удары основание ладони в солнечное сплетение и кулаком снизу вверх в подбородок. Капрал бьёт — уклоняюсь, перехватываю руку, швыряю парня через себя. Он летит в ведро с грязной водой. Ведро опрокидывается, капрал оказывается в луже.

Петров хочет достать меня прямыми ударами. Отбиваю их блоками, он снова получает по лицу и чуть не падает.

Парни оказались крепче, чем я думал. Со мной они никак не могли справиться из-за моей молниеносной реакции, но удары держали и сдаваться не собирались.

Капрал поднимается. Замечаю его движение рукой и бью на опережение ногой в голову. Капрал летит на пол, треснувшись затылком о подоконник.

Курсант Петров делает выпад, промахивается. Одновременно я бью ему в лицо, хватаю за голову и прикладываю о стену. Удерживая противника, луплю его несколько раз коленом в живот, отталкиваю и ударом ноги с разворота отбрасываю к двери.

Хватаю Удава за запястье и затылок. Парень молотит меня свободной рукой, но я не чувствую боли. Пробиваю коленом в лицо и хуком укладываю на пол. Петров поднимается, но тут же валится снова, сбитый моим кулаком.

Внезапно у курсантов пропадает весь боевой пыл. Капрал лежит у батареи, держась за голову. Удав морщится, щупая живот.

— Кажется, вы устали, — заметил я. — Отдохните, потом продолжим, если осталось желание.

— Тебе конец, придурок, — процедил Удав. — Ты не жилец.

Он подошёл к капралу и помог тому подняться. Петров присоединился, и они вместе вывели пострадавшего из кабинета.

Я посмотрела на отбитую штукатурку на стене на месте удара головой, на лужу грязной воды. Вот уроды! Припёрлись сюда, начали пальцы гнуть, а убирать всё это мне?

Я взял тряпку, вытер лужу и выжал воду обратно в ведро. Взял все принадлежности, вышел в коридор. Встретил изумлённые взгляды двоих курсантов, которые мыли неподалёку пол. Можно представить, как это смотрелось со стороны. Заходят в кабинет три третьекурсника, стук, грохот, мат, потом выползают побитые, а следом за ним — первокурсник с ведром и шваброй целый и невредимый.

Но надо было поторапливаться. До построения оставалось десять минут.

Капитан осмотрел нас и отпустил. Курсанты стали торопливо расходиться, чтобы не попасть под горячую руку какого-нибудь унтера. Некоторым не повезло — их вызвали по фамилиям и куда-то повели. Другие принялись доделывать то, что не успели перед построением.

Я благополучно добрался до комнаты нашего отделения. Серёга и Никита, как обычно, отдыхали, Миха чистил наш туалет. Сегодня была не его очередь, но он никогда не отказывался, если благородные его о чём-то просили. Остальные два курсанта отсутствовали.

— Что там в классе-то случилось? — спросил Серёга. — Грохот стоял такой, будто слоны дискач устроили.

— Ничего особенного. Воспитательные мероприятия для трёх старшекурсников, — я уселся на кровать.

— В смысле? Это как?

— Методы у нас простые. А что, кто-то слышал?

— Я мимо проходил, слышал. Унтеры, наверное, нет. Они обычно либо на складе торчать, либо, когда капитана и поручика нет — в штабе. До тебя старшие докопались, что ли?

— Ага.

— И чем закончилось?

— Один о стену ушибся, другой — о стол, третий — о мою ногу. Чисто случайно. Они были очень неосторожны.

Серёга рассмеялся:

— Раньше в начале учебного года только первокурсники ходили с синяками, теперь будут третьекурсники.

— И что? Слышал, что капитан сказал? Синяки — это дело обычное.

— Ты, Кирюха, допрыгаешься, — пригрозил Никита. — Твои выходки унтеры долго терпеть не станут. Будь осторожнее.

— Да пошли они, — я растянулся на кровати и зевнул.

Словно в подтверждение слов Никиты, дверь распахнулась, и дверной проём заслонила могучая фигура старшего унтер-офицера Гаврюшина.

— Курсант Князев! — рявкнул он. — Чего развалился, как коровья лепёшка? Встать! За мной.

Похоже, до командования дошли всё-таки вести. Да я и не сомневался, что это случится. Вопрос времени. С нижнего этажа нажаловались, что их отлупил какой-то первокурсник. Наши унтеры решили разобраться. Интересно, бить будут? Если да, я тоже буду. И по хер, что они — унтер-офицеры. Пусть хоть генералы.

Гаврюшин завёл меня на склад. Тут стояли стол и шкафы со всякой мелочью. Непосредственно кладовая была в соседнем помещении, куда вела запертая дверь.

В комнате сидели человек шесть, один стоял у открытого окна, скрестив на груди руки. На столе — кружки, электрический чайник и пара консервных банок. На погонах у всех присутствующих по две или три полоски. Три полоски — старший унтер, две, соответственно — младший.

Все повернулись к нам. Гаврюшин устроился на стуле лицом ко мне, я остался стоять перед ними, испепеляемый суровыми, угрожающими взглядами. Особенно недовольным выглядел унтер с небольшим шрамом над левой бровью.

— Буяним, курсант Князев? — поинтересовался Репнин. — Ты мне с самого начала показался слишком борзым, а теперь самоуправством занялся?

— Нанесение побоев, — проговорил унтер со шрамом. — У одного из учащихся сотрясение мозга. Твоих рук дело?

— Погодите, — остановил их Гаврюшин. — Сам разберусь. Итак, курсант Князев, это ты избил троих учащихся и испортил стенку в классе?

— За дело избил, — проговорил я.

— За какое «дело»?

— Они проникли в расположении нашей роты и угрожали мне, когда я занимался уборкой.

Унтеры переглянулись. По всем критериям получалось, что виноват вовсе не я, а те трое. Но как можно было признать мою правоту?

— И почему тебе угрожали? Причина была?

— У них спроси. Почём мне знать?

— Твою мать, ты когда обращаться научишься? — не выдержал Репнин. — «Не могу знать, господин старший унтер-офицер». Вот так надо! Повторил.