Полет в никуда - Лагин Лазарь Иосифович. Страница 2

Затем Линч, посмеиваясь над своей глупой недоверчивостью к гирокомпасу, снизился до четырех километров и продолжал путь в западном направлении.

Крошечный вороненый самолетик, служивший стрелкой на приборе «искусственный горизонт», показывал, что они идут строго параллельно земле.

Сколько раз потом выпытывали у подполковника Линча, почему он повел самолет сквозь непроглядную гущу туч, когда проще было бы держаться над ними, ориентируясь по астрономическому компасу. Линч объяснял это тем, что у него якобы было какое-то особенное предчувствие. Возможно, что он, озлобленный на Плэгуэя, заставившего его продолжать опасный путь без радиоприборов, действовал по знаменитому принципу «пусть мне будет хуже».

Что до самого генерала, то он, как и полагается в такие минуты деятелю его масштаба, был весь, по самую свою макушку, погружен в размышления исторического порядка.

И вдруг омерзительное чувство падения в бездну прервало ход мыслей полузадремавшего генерала. Он уже не раз испытывал подобные ощущения: воздушные ямы попадаются на пути следования даже таких высокодоверенных и высокооплачиваемых деятелей Атавии. Но обычно этих ям хватало на доли минуты… А сейчас…

Выждав сколько следует, чтобы не выглядеть трусом в глазах пилота, генерал нажал кнопку переговорного устройства и услышал хриплый голос командира корабля:

— Подполковник Линч слушает.

— У меня такое ощущение, будто мы падаем.

— Так точно, господин генерал, я не решался вам раньше времени докладывать об этом…

— Падаем?.. Мы падаем на землю?! — Теперь настала очередь охрипнуть Плэгуэю.

— Никак нет, господин генерал. В том-то и дело, что никак нет.

— То есть как это нет?.. Значит, мы не падаем?

— Мы падаем… но только не на землю… Кажется, мы падаем на небо, господин генерал.

2

Минут за пять до этого удивительного разговора Линч, бросив ленивый взгляд на гирокомпас, удостоверился, что самолет летит правильным курсом. Стрелка компаса показывала прямо на ост. Очень приятно! Подполковник Линч ничего иного и не предполагал.

Он бросил еще более ленивый взгляд на прибор «искусственный горизонт» и тут же облился с головы до ног холодным потом: стрелка этого прибора, изображавшая крохотный вороненый самолетик, рванулась вниз и распласталась у самой нижней кромки шкалы. Это могло означать только одно: самолет, не игрушечный самолетик-стрелка, а настоящий, тот самый, которым командовал подполковник Линч, стремительно падал. Мы не говорим, что он падал вниз, так как вскоре выяснилось, что можно падать и вверх. А гирокомпас как ни в чем не бывало по-прежнему показывал, что самолет идет прямо на ост. Это было необычно, непостижимо, противоречило простейшей логике, и все же это было именно так.

Но времени на то, чтобы предаваться удивлению, у Линча не оставалось. Надо было попытаться выровнять самолет, если это еще окажется возможным. Вероятней всего, они уже так близко от поверхности земли, что выровнять не удастся…

Ему удалось выровнять самолет. Он блаженно вздохнул и позволил себе вытереть лоб. Показания гирокомпаса и «искусственного горизонта» были, наконец, приведены в соответствие. Однако, когда Линч уже поднес руку к кнопке, чтобы попытаться уяснить со Швайншмерцем, что это за чертовщина получилась с обоими приборами, стрелка альтиметра вдруг пулей взвилась вверх, и это означало, что и самолет свечой, чуть ли не по вертикали, взмывает вверх.

Их вышвырнуло из мощного слоя туч в чистое звездное небо, и облачность осталась у них ПОЗАДИ, не под ними, как следовало ожидать, а именно ПОЗАДИ, в самом буквальном и неожиданном смысле этого слова. Она высилась мрачной, бескрайней, чуть розовеющей снизу ВЕРТИКАЛЬНОЙ стеной.

Стрелка альтиметра показывала высоту в двенадцать с лишним тысяч метров. Слева по борту буднично и спокойно сияла Полярная звезда. Большая и Малая Медведицы, как всегда, мирно и без видимых результатов черпали своими бездонными блистающими ковшами темно-синюю, почти черную плоть небосвода. Привычно взвивалось четырехглазое созвездие Дракона. Впереди добродушно помаргивали старые знакомые — звезды Ориона, Близнецов, Льва, Большого и Малого Псов.

«Хорошо, что хоть со звездами все обстоит нормально», — подумал с некоторым не очень веселым юмором подполковник Линч и секундой спустя убедился, что поспешил со своим оптимистическим выводом.

«Вот я и спятил!» — пробормотал он с каким-то горьким удовлетворением и устало откинулся на спинку кресла.

Внизу, прямо внизу под самолетом, там, где следовало ожидать пелену облаков или чистую землю, Линч, его второй пилот и оба штурмана тоже увидели ЗВЕЗДНОЕ НЕБО, бескрайнюю, темно-синюю звездную бездну, и это был первый случай в истории человечества, когда люди смогли одним взглядом окинуть не половину (обычно даже меньше половины), а почти всю звездную сферу.

Но это не все.

Прямо под собой в быстро светлеющей бездне они увидели гигантский белоснежный серп какого-то неведомого небесного светила. Оно было по меньшей мере в пятнадцать, а то и в двадцать раз больше видимых размеров Луны и казалось настолько близким, что чудилось, вот-вот самолет со страшным, душу выматывающим скрежетом коснется его верхнего острия, и тогда и от самолета и от его экипажа и пассажиров даже пыли не останется.

Гирокомпас с идиотским упорством продолжал показывать, что «питон-18» летит курсом на ост, альтиметр показывал предельную высоту, «искусственный горизонт» — что они стремглав летят вниз, и физически все на самолете испытывали тошнотворное чувство быстрого проваливания в пропасть, а видели они, что падают не вниз, а вверх, в глубину быстро светлеющей бездны, на дне которой белел, так же быстро теряя в яркости, неправдоподобно огромный серп загадочного светила.

Как раз в этот волнующий миг Линч и услышал в наушниках своего шлемофона раздраженный голос генерала.

— Мы падаем… Мне кажется, что мы падаем на небо, господин генерал, — сказал, как мы помним, одуревший от обилия навалившихся на него впечатлений подполковник Линч.

— Оказывается, вы шутник, подполковник.

— Никак нет, господин генерал… Вы себе не можете представить!.. Генерал, это похоже на дурной сон!

Плэгуэй ввалился в кабину пилотов в своем непомерно большом шлемофоне, облекавшем его розовое, идеально выбритое лицо, словно капор. На распахнутый китель свисали шнурки ларингофона, ошейником обхватывавшего его плотную шею.

Пилоты не заметили появления генерала. Свесившись со своих кресел и почти соприкасаясь головами, они растерянно смотрели на необычную картину прямо под их ногами, по ту сторону толстого слоя плексигласа, который отделял кабину от ледяного и разреженного воздуха субстратосферы.

Первое, что заметил генерал, глянув в том же направлении, насколько это позволяли головы обоих пилотов, был свет. Он брезжил снизу в кабину. Не сильный и не похожий ни на лунный, ни на электрический, но, конечно, и не солнечный. В тринадцать минут десятого вечером двадцать первого февраля на сорок втором градусе северной широты ожидать солнечного света мог только полный безумец или двухлетний ребенок.

— Я себя чувствую словно в оборвавшемся лифте, — промолвил генерал, позабыв, что могучий рев моторов исключал возможность разговора без помощи специальных приспособлений.

Сам не расслышав собственного голоса, он поискал, как бы тут подключиться к переговорному устройству, не смог разобраться в обилии разноцветных и разнокалиберных розеток и, чтобы привлечь к себе внимание, дотронулся до плеча одного из пилотов. Пилот поднял голову. Это был Линч.

Вероятно, то, что он видел под своим самолетом, начисто затормозило у него условный рефлекс субординации и чинопочитания. Он не встал с кресла, не предложил его Плэгуэю, не кинулся включать в розетки переговорного устройства штепселя генеральских шлемофона и ларингофона, не отрапортовал, как положено по уставу, об обстановке. Не вставая с кресла, точно перед ним был не главнокомандующий Европейской армией, а старый его собутыльник, он обнял генерала и пригнул его голову к прозрачному полу кабины. Только после этого он занялся шнурками его переговорных приспособлений.