Целитель 8 (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 29
Воскресенье, 9 мая. День (подглавка переработана)
Нью-Йорк, Центральный парк
Развеселый и болтливый, Иво довез меня до Пятой авеню, а дальше я прогулялся «ножками» - попадая в Центральный парк, надо сбавлять скорость и ритм жизни, иначе не настроишься.
Вообще-то, я закоренелый урбанист, жизнь на природе не для меня. Да и не жизнь это, а нелепые фантазии а ля Руссо. Наивные воздыхатели, тоскующие об утраченной гармонии, напоминают мне изнеженных гофдамочек, что с жиру бесились, рядясь пастушками. Небось, коров доить или хлев чистить, по колено в навозе, «барышень-крестьянок» не тянуло. Им лишь бы на травке поплясать, под дудку похотливого свинопаса…
Тенистая аллея сама по себе располагала к покою и легкой флегме. Местных я по привычке сканировал, почти рефлекторно проверяя, не опасны ли. Галдящие и жующие аборигены набегали мелкими табунками, пятная зрение суетным шлейфом, и мощеная дорожка, обсаженная вековыми деревьями, пустела вновь.
Сощурившись, я осмотрелся. За гибкими лозами ив блестел и переливался пруд, а с бережка срывался радостный детский визг. За себя я был спокоен. Аидже с Оуэном дело знают туго – никакой наружки не замечено. А вот девчонки могли привести «хвост».
Навстречу, безмятежно фланируя, попался Улгэн, смахивавший на японского бизнесмена. Не глядя на меня, он рассеянно почесал ухо. Чисто.
Свернув, я выбрался к замку Бельведер, заброшенному и запущенному. Взойдя по тропинке в скалах, попал внутрь, ступая по мусору. Ну, разумеется…
Каменные стены разрисованы матерными откровениями, и даже сводчатый потолок не оставили без росписей тутошние приматы – водили поверху копотью зажигалок.
- Миша!
Первой меня углядела Наташка. Пища от восторга, набросилась, жамкая и целуя. Разумеется, я был не против. А тут и Светланка напала.
- Мишечка! Ой, как здорово!
- Привет, девчонки!
Натискавшись вдоволь, наша троица распалась настолько, что я смог видеть девчонок во весь рост. Обе красавицы приоделись по моде – натянули дизайнерские джинсы от Кельвина Кляйна и вязаные пончо.
- Как мы тебе? – крутанулась Света.
- Как всегда, - ухмыльнулся я. – Прелесть!
Близняшка неожиданно пригасила улыбку, вздохнула, погладила меня по плечу, словно извиняясь за свой брызжущий оптимизм.
- Ты молодец, Мишечка, - пробормотала она стесненно. – Помню, как рыдала, когда папка умер. А если бы его… Ох, даже думать об этом не хочу!
- Ну, тут и пресса… - покачала Наташа головой. – Как они смаковали… Свет, помнишь? Ты еще переводила! «Мистер Барух трое суток корчился от боли, но даже слоновые дозы морфия не унимали ее…»
- «Он умер под утро, - подхватила Светлана, мрачно усмехаясь, - с выражением ужаса и муки на лице…» Да так ему и надо!
- Миш, и что теперь? – осторожно спросила моя секретарша. - Нам – обратно?
Я улыбнулся, замечая в Наташкиных глазах детскую мольбу: «Не сейчас! Не сейчас!»
- Не сейчас, девчонки. В Гарвард ездили?
- Ага! – радостно закивала Ивернева. - И в Кембридж!
- Два раза! – Светлана развела пальчики буквой «V». – Только с конспектом проблемы – мой инглиш хромает…
- Это у меня хромает, - заспорила моя секретарша, - причем, на обе ноги. А у тебя так, прихрамывает…
- Буржуин не обижал комсомолок? – поинтересовался я, сурово хмуря брови.
- Еще чего не хватало! – фыркнула Наташа заносчиво. – Но места там красивые… Особенно парк!
- А мне больше вид на реку понравился… - мечтательно прищурилась Света. – Вот, где бы пионерлагерь открыть!
- Ну, вряд ли мы до той поры доживем, - улыбнулся я. – Хотя… Кто ж его знает? А ничего странного, подозрительного не замечали?
- Странного?.. – затянула близняшка. – Наташ, помнишь того таксиста?
- А, ну помню, конечно! – оживилась Ивернева. - Мы, когда в Бостон ездили, смотрим – такси за нами увязалось. В Нью-Йорке мы на него даже внимания не обращали, а вот за городом… Желтое, яркое. И как на буксире за нами!
- Я Марку сказала – у него сразу лицо такое стало… - покачала Шевелёва головой. - Будто сейчас пистолет выхватит, и по этому кэбу в упор! А он рацию достал. Смотрю, такси нас обгоняет, а за ним Ричард на «Форде», помощник Оти, или кто он там… Тогда мы и рассмотрели «кэбмена» - коренастого, такого, плотного… Курчавая шевелюра в стиле «афро», а лицо, наоборот, узкое и острое, как… как топор!
- Мы вечером, когда вернулись, сразу к Марку, - вновь подхватила эстафету Наташа. – Он сначала хотел отвертеться, всё, мол, о`кей, да куда там… Допросили, как полагается! Оти думает на Ротшильдов, что это их люди за нами следят…
Светлана внезапно насторожилась.
- Там кто-то есть, - вытолкнула она напряженным голосом.
- В угол! – мигом сообразил я, увлекая девушек под сходившийся свод.
- Миша…
- Всё нормально, Свет…
Я мягко отшагнул в сторону, улавливая эхо чужого присутствия. Выщербленную арку одолел одним быстрым движением.
Чужак жался к простенку меж парой стрельчатых окон. Узкое костистое лицо… Шапка негритянских кучерей… И блестящий никелированный кастет в потной ручонке.
«А «таксист»-то непрост, - подумал я, – Сила чувствуется…»
Чужак замахнулся, щеря мелкие зубы. Я отпрянул, уворачиваясь, и достал «таксиста» кулаком. За момент удара отнятая энергия цвиркнула в нутро, как струйка молока в подойник, только грея по-коньячному.
«Кэбмен» шарахнулся к окну, теряя свою железяку, и ушел в кувырок. Я сиганул следом. Смеясь и болтая, по дорожке поднимались отдыхающие. Чужак врезался в них, крутя локтями, как шатунами, и почесал к пруду, оставляя за спиной возмущенные крики.
- Это он! – выдохнула Светлана, бросаясь в погоню. – Тот таксист!
Я резво придержал ее, и чуть не свалился.
- Не стоит, всё равно уйдет.
- Он мог тебя убить! – крикнула девушка в запале.
- Ну, Свет, это вряд ли…
- Ушел?! – подлетела разгневанная Наташа.
- И от Светочки ушел, и от Мишечки ушел… - забормотал я по мотивам «Колобка», соображая. – Вот что, красны девицы, езжайте-ка вы к Марку, и расскажите ему про таксиста. Кастет где?
- У меня! – Ивернева качнула сумочкой. – Я осторожно, чтоб отпечатки не стерлись.
- Молодцы! – ухмыльнулся я. – Благодарю за службу!
- Рады стараться, вашбродь! – прозвенели девчонки.
Четверг, 11 мая. Утро (подглавка переработана)
Покантико, Хадсон-Пайнз
Аидже посмеивался про себя – чета Рокфеллеров приняла его, как дорогого гостя. Хотя показная радушность и перемежалась видимой опаской, индеец испытал приятные чувства – он давно научился добывать позитив из негатива.
- Мне доложили, что стройка на Гуапоре ведется без сбоев, - суетился капиталист, двигаясь по комнате живо, но уже с той шаткостью в походке, что выдает старость. – Больница отстроена до второго этажа, на школе закончен цоколь. Заложили «длинный дом» и детсад…
Краснокожий усмехнулся, бегло осматриваясь. В окружающей обстановке доминировала роскошь, но не та, по-купечески крикливая, что сразу выдает нувориша, а выдержанная, стильная. Чиппендейловский столик присутствовал здесь не бахвальства ради, а потому, что вписывался в общий колорит и старомодный дизайн.
Тяжеловесная резная мебель, расставленная годы и годы назад, как бы устоялась, она подходила этому дому, хранившему горделивое достоинство «старых денег». Даже потемневшие от времени полотна Рубенса и Тициана сроднились со стенами «Хадсон-Пайнз».
- Я рад, что мы помогаем друг другу, - округло выразился Аидже, с непривычной для него мягкостью, и закивал, прознавая самый волнующий вопрос: - Миха обещал прибыть к одиннадцати. А как там пленник? Могу я взглянуть на него?
- Да, да, конечно, - заторопился хозяин дома, суматошно потирая ладони. – Марк! Проводи.
Оти, заглянувший в гостиную, коротко кивнул, и повел глазами: пошли, мол.