Ц - 9 (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 20
— Хорошая была девчонка… — вздохнул Киврин, и серьезно глянул на меня: — А во мне? Во мне ты уверен?
— Лен, — усмехнулся я, — ты только посмотри на него! Пришел спаивать завлаба! Ну, не агент ли?
— Коварные происки! — девушка сурово пригвоздила Володьку.
— Да ну вас! — закряхтел Киврин.
— А ты не мели ерунды, Вов.
— Подождите, мальчики… — нахмурила брови девочка. — Но ведь, все равно, получается, что кто-то выдавал тайны. И этот кто-то — один из нас!
— Получается, — спокойно кивнул я. — Знаете, очень жалею, что весь год занимался любимым делом, не оглядываясь! Не присматриваясь, не прислушиваясь… Мою модель тахионного поля рассматривал очень и очень узкий круг академиков и членкоров, надававших кучу расписок о неразглашении. Точь-в-точь, как с атомным проектом! И вот именно тогда кто-то или проболтался, или…
— Или продался! — зло договорила Лена.
Помрачнев, Киврин качнул сосудом:
— Долить?
Девушка молча подвинула свой стакан.
— Только немножко.
— Да мы по капельке… Миш, а ты не думал на наше «светило»?
— Да куда ж ты столько? — всполошилась Браилова.
— Нормально! Тут осталось-то… — Володя опрокинул бутылку, сцеживая в мою чашку без ручки. — А давайте за Надю! Не чокаясь.
Все сделали по хорошему глотку. Я откинулся на спинку дивана, задумчиво проговорив:
— Александр Сергеич невольно вызывает подозрения. Уже потому, что малосимпатичен. Как внешне, так и внутренне. Тут легко поддаться эмоциям… Хотя Невструев как раз входил в тот узенький кружок физиков, которым Дим Димыч доверил знакомиться с теорией. Вот и думай…
— А что КГБ?
— Володь, мне Иванов не докладывает. Даже если допустить, что Невструев выдал совсекретные сведения, то ушли они не отсюда. Все наши послания по электронке читаются, телефон прослушивается. Не морщись, Леночка, это правильная мера.
— Да я понимаю…
И тут у меня закопошилась тревожащая мысль. Она, может, и раньше мелькала где-то на третьем плане, но особого беспокойства, а, значит, и интереса не вызывала.
— Допивайте без меня…
Упруго поднявшись, я покинул лабораторию и взбежал по лестнице на пятый этаж — начальство всегда селится повыше, причисляя себя к небожителям.
Дверь кабинета Иваненко открылась с мягким щелчком — хозяин на месте. Дим Димыч поднял голову, задумчиво глядя на посетителя — мысли его витали очень далеко.
Я усилил его состояние отрешенности, приложив палец к губам: тихо, мол, товарищ шеф. Крадучись, подошел к шкафу, где на полках ютилась стопочка книг, какие-то сувениры, безделушки — и часы в желтом пластмассовом корпусе. Обычный будильник «Слава». Отвертку я взял с собой.
Быстренько накатав записку, показал Иваненко:
«Притворитесь, что говорите по телефону с женой. О чем угодно, лишь бы громко! Объясню позже».
Дим Димыч задрал брови, но достал-таки радиофон.
— Алло! Да, Наточка! Что? Да нет, что ты! И позавтракал, и пообедал… Ну, На-ата… Ой, ну супа съел тарелку, куриного, с лапшой. Конечно же, твой вкуснее! Ну, да…
Тихонечко, не дыша, свинтив пару винтиков, я снял заднюю крышку часов. Он был там — маленькая посторонняя деталька, похожая на головастика. Собрав всё обратно, я бережно вернул будильник на место, и жестом пригласил Иваненко выйти.
— Ой, ну все, все, Наточка! Ага… Пока! Я еще вечером позвоню…
Отложив по-прежнему выключенный «ВЭФ», Дим Димыч выбрался из-за стола, переводя взгляд с меня на часы, и обратно. Но промолчал. Лишь выйдя в коридор, и плотно прикрыв за собою дверь, он недовольно зашипел, как рассерженный кот:
— Что еще за детективные страсти? Или я проходил проверку на артистизм?
— Вы ее прошли, Дим Димыч, — серьезно ответил я. — Скажите, а вы хоть помните, как у вас появились эти часы?
— Часы? — Иваненко недоуменно пожал плечами. — Ну-у… да. Александр Сергеич подарил.
— Вот так вот, взял и подарил? — прищурился я.
— Да там ерунда случилась! — отмахнулся директор. — Он нечаянно смахнул на пол мой прежний будильник, очень переживал из-за своей неуклюжести… Ну, вы ж его знаете — суета сует! Тут же сбегал, и принес мне свои часы, вот те, желтые. Михаил! — директор начал сердиться. — Вы обещали всё мне объяснить!
— Полагаю, Дмитрий Дмитриевич, — медленно протянул я, — что Невструев не зря уронил ваши часы. И не просто так всучил вам свои. Вы же не хотели их брать, помните? Даже вежливо возмущались — какие пустяки, мол, что я, будильника не куплю?
— Не понимаю! — раздраженно вытолкнул Иваненко. — Вы в чем-то подозреваете Александр Сергеича?
— Да, — спокойно ответил я. — Вспомните еще один момент — когда вы переставили подаренный будильник на столик в углу. Невструев тогда довольно нервно пошутил насчет почетного места — и вернул часы на полку. Знаете, почему?
Дим Димыч набрал воздуху в грудь для гневной тирады.
— Внутри часов установлен транспондер, — по-прежнему спокойно сказал я, и директор закашлялся, пуча на меня глаза.
— Прослушивать мою лабораторию невозможно, — хладнокровно продолжал я, — ее окна находятся ниже «крепостной» стены, и прибор никак не облучишь.
— Вот оно что… — потрясенно выговорил Иваненко. — Столик-то в простенке, а тут железобетон в метр толщиной…
— Именно. Часы с транспондером облучаются микроволнами метров с трехсот — это за пределами запретки. По-моему, генератор установили на опушке ельника.
— И все, что говорится в кабинете…
— Становится известно тем, кому помог Невструев.
— Ах, сволочь какая… — вполголоса затянул Дим Димыч. — Сейчас я эти часики… Да с пятого этажа!
— Ни в коем случае, Дим Димыч! — вскинул я руки. — Пусть думают, что все у них работает.
— Но… — директор недоуменно тряхнул головой.
— Будем слать «дезу»! — с чувством изрек я. — Очень удачно вышло, что вы неделю гнали всех из кабинета!
— Я вел расчеты… — покраснел ученый.
— Прекрасно! Что они могли услышать? Вашу ругань? «Почему этот хренов интеграл не берется, собака сутулая!»?
Иваненко нервно хихикнул.
— И вы сами прибежали к нам в лабораторию! Вы же никому еще не докладывали о хронофизических фокусах?
Уловив нотку тревоги в моем вопросе, шеф успокаивающе поднял руку:
— Режим молчания! Все надо проверить десятки, сотни раз, прежде чем рапортовать об успехах. М-да… А вот Иванову… Нет, ничего я ему не скажу, просто вызову!
— И пусть пару спецов с собой прихватит. Только не из кабинета звоните!
— Оттуда — только жене! — ухмыльнулся Дим Димыч.
Там же, позже
Генерал-лейтенант с удовольствием встал на лыжи — давненько он этим делом не занимался. А ведь до чего ж здорово оттолкнуться — и скользить по синим параллелям лыжни, по искристому снегу, выдыхая затхлый воздух кабинетов и коридоров власти! И до чего ж тут свежо, и пахнет хвоей, а немолодое, увы, тело всё еще крепко и ловко…
Иванов вывернул к ельнику, и остановился. Отсюда лучше улавливался незаметный подъем к объекту. И возвышенностью-то не назовешь, уж очень пологий наклон. Строгие черные столбы натягивали колючую проволоку, и легкий ветерок едва трепыхал красные таблички «Запретная зона».
Сощурившись, Борис Семенович внимательно пригляделся. Пятый этаж — последний, тут не перепутаешь, а окно директорского кабинета — второе с краю…
— Славин! — крикнул он. — Ищем вдоль опушки, отсюда и во-он до той сосны, до горелой!
— Понял! — прогудел здоровенный майор.
И снова заскрипел, зашуршал снег, угодливо продавливаясь под лыжами. Эх, не сдерживаться бы, а махнуть километров на пять по целине! Снегу навалило до того белого, что темная зелень елок кажется угольно-черной…
— Товарищ генерал-лейтенант! Нашел! С ходу! Надо же…
Иванов шустро задвигал палками, и въехал с разбегу на скользкий увал, что подернулся льдистой корочкой. Славин гордо высился рядом с засохшей елью — нижние сучья обломаны, рыжая хвоя обсыпалась с ветвей… Размякнет земля по весне, и повалится дерево. Вон, уже кренится…