Дона Флор и ее два мужа - Амаду Жоржи. Страница 71

— Пока ты будешь раздеваться, я пойду в ванную…

И вышел, почти выбежал, схватив пижаму и ночные туфли.

Пока в ванной журчала вода, дона Флор быстро привела себя в порядок, надушилась духами «Гелиотроп», которые, как утверждала дона Дагмара, особенно подходили к ее коже. Потом накинула прозрачную батистовую рубашку с черными кружевами. Чтобы погасить блеск глаз, дона Флор стыдливо прикрыла их веками и, трепеща, легла под простыню, благоухающую невинным ароматом лаванды.

Доктор Теодоро вернулся в желтой пижаме, которая делала его еще более высоким и широкоплечим. Повесив свадебный костюм — брюки в полоску и меланжевый пиджак, — он погасил хрустальную люстру, оставив лишь мерцающий огонек лампадки перед образами.

«Он не увидит меня, когда снимет с меня рубашку». Не увидит стройного молодого тела, девичьей груди, живота, не обезображенного беременностью и родами.

Но какое это имеет значение? Он увидит ее потом, при тусклом утреннем свете, когда займется заря. Сейчас важно лишь одно: этот молодой, пылкий мужчина навсегда принадлежит ей. Ей одной. Почувствовав его рядом с собой, дона Флор закрыла глаза, сердце ее тревожно забилось.

Она представляла себе, как все произойдет: память о ночах с Гулякой еще не померкла. Однако Теодоро не стал шептать нежных, безумных слов, не попытался стянуть с нее простыню. Он положил свою голову с иссиня-черными волосами к ней на грудь и ласково поцеловал ее в щеку, а затем в губы тем самым поцелуем, какого она ждала. Пораженная дона Флор замерла и почувствовала, как рука мужа скользнула к краю батистовой рубашки. Все произошло очень быстро и очень целомудренно. Совсем не так, как представляла себе это дона Флор; молчаливые и едва ли не суровые объятия мужа оставили ее в растерянности. Подавленная случившимся, дона Флор чуть не заплакала.

Однако деликатный доктор Теодоро, хоть и не привык к обращению с порядочными женщинами, хоть и вполне искренне считал, будто чрезмерная страсть может их оскорбить, все же догадался о том, что происходит с женой. Как и с Отавианой, он решил повторить свой подвиг, и, надо сказать, совершил его не без удовольствия.

На этот раз доктор Теодоро был предельно внимателен, и объятия жены доставили ему наслаждение, какого прежде он никогда не испытывал.

— Теодоро, любимый… — шептала дона Флор.

Благодарный и счастливый, доктор Теодоро покрыл поцелуями ее пылающее лицо и сказал наконец:

— Медовый месяц будет длиться всю нашу жизнь… Я всегда останусь верен тебе, дорогая, никогда не взгляну ни на одну женщину и буду вечно любить только тебя.

— Аминь! — откликнулись жабы и лягушки на залитом луной болоте.

— Я тоже, — горячо прошептала дона Флор. Она совсем не чувствовала усталости и была готова к новым скачкам, если бы только и он захотел.

— Забавно… Когда дона Фило предлагала нам поесть, я не был голоден. А сейчас, пожалуй, съел бы пирожное или что-нибудь еще.

— Хочешь, я принесу? У нее всего наготовлено: и сластей, и фруктов… Пойду посмотрю…

— Ни в коем случае…

Доктор Теодоро вдруг понял, что в нем заговорила привычка лакомиться перед тем, как уйти от Тавиньи. Но переносить в супружескую спальню привычки, приобретенные в доме проститутки?! Упаси бог! Нежно поцеловав дону Флор, он сказал:

— Спи, дорогая, ты, должно быть, умираешь от усталости, день был такой утомительный.

Он чуть не добавил: «…и ночь тоже…», — но, боясь оскорбить жену столь неуместной остротой, устроился поудобнее и тут же уснул.

Дона же Флор уснула далеко не сразу. Откровенно говоря, она думала, что они не сомкнут глаз до рассвета… Рядом с ней храпел доктор Теодоро, и этот храп очень шел этому сильному, благородному, красивому мужчине, ее мужу.

Дона Флор ласково, едва касаясь, чтобы не разбудить, погладила его широкую грудь, спокойное лицо. Ей хотелось прижаться к нему, заснуть в его объятиях… Но на свете нет и двух одинаковых мужчин, как утверждали некоторые ее многоопытные ученицы, например Мария Антония.

— Каждый мужчина ведет себя в постели по-своему: у каждого своя манера, свои замашки. Одни знают все, другие — ничего. И все хороши, просто надо уметь их использовать — и целомудренных, и опытных и грубых, и нежных…

Теперешний ее муж совсем не похож на первого, они во всем различны. И она должна приспособиться к его характеру и желаниям, стать его вторым я. С первым было гораздо труднее, и все же ей это удалось. Так неужели она не добьется этого сейчас? Тем более, что они располагают всем необходимым для приятной и счастливой жизни. Так считали все, и дона Флор тоже.

Аромат из сада проникал сквозь жалюзи. Там, за стеной дома, дремлет залив, замер ветер, улеглись бури и волнения, царит тишина. Их ждет спокойная жизнь без нужды, без страхов и огорчений, без страданий и обид. Наконец-то дона Флор узнает, что такое счастье.

— Теодоро… — прошептала она доверчиво. — Все будет хорошо, очень хорошо…

Хор жаб ей повторил:

— Аминь! Аминь!

А ночь сияла звездами и фонарями парусников.

2

Дона Флор всегда слыла образцовой хозяйкой и отличной преподавательницей кулинарии. Ей вполне было достаточно помощи взбалмошной и ленивой служанки и маленькой Марилды, учившейся между делом готовить. На нее никогда не жаловались ученицы, и занятия проходили спокойно, если не считать, разумеется, тех инцидентов, которые случались иногда при первом муже. А он, как уже известно, относился безо всякого уважения к чужому труду и своими выходками доводил дону Флор до головной боли. И это было еще не самое страшное, потому что его шалости с ученицами кулинарной школы не всегда были безобидны.

По правде же говоря, дона Флор не имела никакого понятия о домоводстве, и полного, идеального порядка в доме, в школе, да и во всей ее жизни никогда не было. Только с приходом доктора Теодоро она поняла, что в ее доме царит хаос и хозяйством она занимается без всякой системы, как бог на душу положит.

Надо сказать, что доктор Теодоро даже не заикнулся об этом. Человек сдержанный и воспитанный, он не привык навязывать свое мнение и тем не менее постепенно, без ссор и лишнего шума добивался своего. Одним словом, наш фармацевт был из тех людей, про которых говорят, что они мягко стелют, да жестко спать.

Месяца через полтора после свадьбы их дом совершенно преобразился. Да и в самой доне Флор произошли кое-какие пока еще не бросающиеся в глаза перемены: она старалась приноровиться к привычкам и характеру нового мужа.

Начал сеу Теодоро с прислуги. Когда дона Флор овдовела, она по настоятельному совету соседок наняла экономку. «Разве пристало молодой вдове оставаться одной, беззащитной перед всякими мошенниками и бродягами?» Однако ей не повезло. По рекомендации доны Жаси дона Флор согласилась взять Софию, с виду простоватую дурочку, а на самом деле очень хитрую девицу. Работала она нехотя, к своим обязанностям относилась небрежно, зная, что останется безнаказанной, потому что дона Флор не станет увольнять служанку, рекомендованную подругой. Дона Флор была недовольна этой лентяйкой и все же как-то устраивалась, жалея безалаберную Софию.

На пятый день после возвращения из Парипэ доне Флор пришлось отправиться в Рио-Вермельо помочь тетке, у которой начался приступ астмы. Вечером явился доктор Теодоро навестить больную и забрать жену. Но тетка все еще чувствовала себя плохо, к тому же была пятница (а по субботам в школе занятия не проводились), и дона Флор решила остаться у стариков. Она вернулась лишь в воскресенье вечером, когда приступ прошел и тетя Лита снова могла заняться своим садом.

Отсутствие доны Флор не длилось и трех дней, но за этот короткий срок их дом стал неузнаваем: вместо Софии, грязной мулатки с глупым лицом, появилась Мадалена, женщина пожилая, но крепкая и очень опрятная. Если бы не смуглость и курчавые волосы, могло показаться, что она родственница доктора: она была такая же высокая, энергичная, обходительная в обращении и трудолюбивая.