Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ) - Заболотская Мария. Страница 9

Нельзя сказать, что мэтр Абревиль попытался попросту отмолчаться. Джуп не казалась ему смышленой или способной к обучению, но себя-то он считал просвещенным образованным человеком. А просвещенные люди обязаны время от времени рассказывать дикарям, как на самом деле устроена вселенная.

Но едва только он заикнулся про истинные миры и их жалкие подобия — миры Туманности, — как столкнулся с самой черной неблагодарностью.

— Что значит — блеклые миры?! — возмутилась Джуп, совершенно невежливо перебив объяснения. — И мой мир, выходит, такой же? С чего бы это он был хуже каких-нибудь еще?

— С того, что он как бледный оттиск настоящего мира, — старательно отвечал ей Мимулус, искренне не понимая, чем она обижена. — Посредственность как она есть. В нем нет магии и нет ничего выдающегося, вам ли не знать?..

— И чем же миры, которые вы называете настоящими, лучше моего? Вы что-то говорили про Лесной край, поля, озера и болота. Разве этого нет в околицах Силенсии или чуть дальше? В нашей гостинице останавливалось немало путешественников и уж чего они только не рассказывали! Хоть они не покидали пределы нашего мира, но повидали и горы, и пустыни, — горячилась Джуп.

— Ох, все жители Туманности совершенно одинаковы, — пробормотал Мимулус со страдальческим видом. — Защищают свои никчемные миры, не видев ничего другого. Скажите-ка, ведь путешественники, с которыми вы говорили, рассказывали, как перешли через горы? Переплыли озеро? Нашли за горами пустыню, а за пустыней — леса?

Джуп, подумав, кивнула, явно не понимая, к чему ведет мэтр Абревиль, но, тем не менее, собираясь спорить с каждым его словом.

— Вот! — победно воскликнул Мимулус. — Что и требовалось доказать. Все ваши леса, озера и поля — крошечны и подвластны человеку. У них есть границы, которые только по меркам вам подобных считаются далекими или близкими. И люди рано или поздно добираются до края, чтобы узнать, где заканчивается одно и начинается другое, а затем провозглашают себя великими первооткрывателями. Что ж, чем больше новых земель они откроют, назвав своим именем гору или ручей, тем теснее и скучнее станет ваш мир. Вскоре ничего неизведанного в нем не останется, и потомки нынешних путешественников будут ходить по следам своих предшественников, убеждаясь в том, что ничего нового им больше не увидеть. В то время как в истинных мирах нет пределов лесам в Лесном Краю, и бескрайни озера в Озерной Глади. Ни один путешественник никогда не достигнет пределов Пустынного Дола, и никто никогда не узнает, где заканчиваются скалы Горного Удела. Будучи ребенком, вы наверняка играли в грязи, как это заведено у вашего сословия, где-нибудь на заднем дворе. Разве вы не копали там канавки, воображая, что прокладываете путь для рек? Не строили из камешков кучки, изображающие горы? Так вот, смиритесь: все, что существует в вашем мире, известное вам и неизвестное — всего лишь детские поделки в сравнении с величием семи истинных миров.

Все то время, что он говорил, Джуп то и дело открывала рот, чтобы возразить, но, когда Мимулус закончил, не нашла, что сказать, и от досады покраснела. Мэтр Абревиль, довольный тем, что увел свои рассуждения в сторону и избежал расспросов о путешествиях между мирами, тоже порозовел — но от радости, к которой примешивалась гордость за столь отлично сказанную речь.

— Говорю же — все это слишком сложно для вашего ума, — прибавил он, забыв об осмотрительности.

— Для вашего, выходит, тоже, раз мы очутились не там, где вы рассчитывали! — тут же возразила Джуп, соображавшая все же чуть быстрее, чем казалось мэтру Абревилю.

— Несносная девчонка! Цепляется к каждому слову, — пробурчал Мимулус, застигнутый врасплох, а затем, повысив голос, едва ли не выкрикнул:

— И это целиком и полностью ваша вина! Кто сломал печать? Кто выпустил проклятие на свободу? Чью оплошность мне пришлось исправлять? Из-за вашей глупости мне пришлось нарушить уйму магических законов, и, конечно же, я тут же лишился лицензии. Не приведи высшие силы, об этом узнает моя семья! Я понятия не имею, как оправдаться перед матушкой. Позволят ли мне продолжить обучение? Примут ли хоть в одном приличном доме Росендаля?! Ох, как же все это плохо, как отвратительно!.. — и он с неподдельным отчаянием спрятал лицо в ладонях, тихо и чуть пискляво повторяя «ужасный мир», «ужасное путешествие», «какое унижение», «какой позор».

Джуп недаром считалась в родных краях девушкой добросердечной. Хоть Мимулус ей вовсе не нравился, к его горю она постаралась проявить уважение и терпеливо молчала, ожидая, пока безутешный волшебник без лицензии возьмет себя в руки.

— Не стоит вам так убиваться, — сказала она в конце концов. — Не так уж плох мир, где мы очутились. Посмотрите, как прекрасно это цветущее поле за окнами, как мило обставлена эта повозка…

Слова эти подействовали на мэтра Мимулуса куда сильнее, чем можно было ожидать. Он немедленно прекратил причитать, распрямился и посмотрел на Джуп так пристально и безумно, что ей стало не по себе.

— Погодите-ка, — медленно произнес он, нервно барабаня пальцами. — Вы хотите сказать, что видите за окном цветущее поле?

— Ну а что же еще? — удивилась Джуп.

— А повозка…

— Наряднее я не видала. Какие чудесные рисунки повсюду, какие разноцветные стекла! И птички в клетке щебечут так весело!.. — с воодушевлением перечисляла Джуп, надеясь, что тем самым поможет мэтру Мимулусу воспрянуть духом.

Но вместо того, чтобы оглянуться по сторонам, улыбнуться и согласиться с нею, волшебник застонал так пронзительно и громко, словно у него заболели разом все зубы.

— Что с вами? — испугалась Джуп.

— Что со мной? СО МНОЙ?! Да со мной-то все в порядке, не считая того, что я вляпался в скверное приключение, — вскричал мэтр Абревиль, бешено вращая глазами. — А вот с вами все куда хуже, чем я мог вообразить!

Глава 11. Побочное действие проклятия, губительная радость Джуп и очередное огорчение мэтра Абревиля

Конечно же, Джуп встревожилась, хотя и не понимала, в чем беда, если все вокруг видится прекрасным. Она засыпала вопросами помрачневшего Мимулуса, но тот лишь угрюмо смотрел исподлобья, беззвучно шевеля губами, словно споря с самим собой и не приходя к согласию.

— Что же это… — иногда слышался его шепот. — Как же оно работает… Почему именно так?..

— Да что с вами? — рассердилась Джуп, так и не дождавшись от него объяснений сверх уже сказанного и оттого решившая, что мэтра Абревиля одолела какая-то блажь. — Что вызвало ваше недовольство? Цветы? Повозка? Птицы? Я что-то не то сказала?

— Нет-нет, вы все правильно сказали, — торопливо ответил Мимулус, с трудом отрешившись от своих тревожных раздумий. — Было бы куда хуже, если бы вы промолчали. И мы бы узнали о вашей… э-э-э-э… особенности слишком поздно. Видите ли, это все крайне опасно. Я бы сказал — смертельно опасно!

— Что? — любой бы понял, что Джуп изо всех сил старается не хихикнуть. — Чем могут быть опасны полевые цветы и певчие птички?

— Да тем, что их нет! — вскричал Мимулус. — Вы видите несуществующие предметы! Нет, даже не так — вы видите то, что существует, но выглядит оно вовсе не так, как вам кажется!..

На этот раз помрачнело лицо Джуп: ей было неловко, но слова мэтра Абревиля, по-отдельности звучащие понятно, превращались для нее в бессмыслицу, стоило только попытаться соединить хотя бы три-четыре из них вместе. Мэтр Абревиль заметил это, страдальчески вздохнул и покачал головой, как это делают врачи после осмотра безнадежного пациента.

— Давайте идти к истине потихоньку, шаг за шагом, — промолвил он со всей возможной для него терпеливостью. — Начнем с поля. Вы говорите, что оно приятно глазу…

— Да, это очень красивое поле! — воскликнула Джуп, охотно поддерживая разговор, который, как ей казалось, мог исправить возникшее недопонимание. — Ни у кого в Силенсии нет прекраснее цветника — здесь и алые маки, и ромашки величиной с блюдце, и синее море колокольчиков ходит волнами на ветру!.. И надо всем этим — бескрайнее ясное небо, солнце так и сияет…