Один в поле воин - Тюрин Виктор Иванович. Страница 61

– Кому звонишь? Наверно, Зигфриду? – лениво поинтересовался я.

Немец оказался настолько ошеломлен, что даже врать не стал, а просто кивнул головой, как китайский болванчик.

– Зачем звонить? Поехали, я хочу лично с ним поговорить.

– К нему? – удивился Хольц, приходя в себя.

– Конечно. Пошли. Будешь показывать мне дорогу.

Спустя двадцать минут я затормозил на безлюдной улочке, напротив телефона-автомата. Огляделся по сторонам, никого не было. Быстро переложил безжизненное тело в багажник, затем зашел в будку, набрал номер.

– Привет, Зигфрид. По-английски говоришь?

– Говорю, – лаконично ответил посредник.

– Я тот американец, которого тебе заказал Хольц. Знаю, что он заплатил тебе за меня. Вопрос. Что будет с заказом, если заказчик умрет? Отвечаю. Все зависит от совести посредника, у которого совести в принципе нет. – На этом месте в трубке раздалось громкое хмыканье. – Так вот, хочу сообщить, что заказчик умер. Мне очень жаль, что так случилось, поэтому я хотел его похоронить в хорошем месте, где его никто не потревожит. Плачу за эту работу тысячу долларов. Если согласен, пришли к месту, которое я укажу, тех двух парней, которые меня сегодня пасли. Думаю, они уже на подходе к твоему бару. Устраивает?

– Дитрих – твоя работа?

– Моя.

– Тогда плюс еще пятьсот. Говори время и адрес.

Я продиктовал ему данные, после чего сказал:

– Все будет лежать в багажнике. Вопросы есть?

– Нет, – буркнул владелец бара, и через секунду в трубке раздались гудки.

Избавившись от тела, я проехался по магазинам, после чего поехал в аэропорт и купил билет на самолет, летящий в Мадрид. Упаковал вещи, после чего подъехал к отелю, где снимал номер англичанин. Тот оказался на месте. Постучал.

– Кто? – раздалось из-за двери.

– Джеймс, это я. Пустишь?

Дверь открылась.

– Что, уже соскучился по мне, американец?

– Ага.

– Заходи.

Я прошел в номер, после чего мы сели друг против друга.

– С чем пришел?

– Срочно пришлось уйти, поэтому забыл попрощаться. Пришел извиниться, а заодно сказать, что Хольц не сможет выполнить свои денежные обязательства перед тобой.

– Надеюсь, ты не специально пришел, чтобы огорчить дядюшку Джеймса этой новостью?

– Конечно, нет. У меня есть, если ты еще этого не заметил, чувство благодарности.

– Это ты о том, что я ему не рассказал, кто ты есть на самом деле? – английский разведчик усмехнулся. – Да мне и самому до сих пор непонятно, кто ты такой есть. Вот только, пообщавшись с тобой, мне стало понятно, что из вас двоих – он мальчишка, а не ты. Значит, все закончилось?

– Не сложилось у нас с ним.

– Упокой Бог его душу, – англичанин перекрестился.

– Сколько он тебе остался должен, Джеймс?

– Двадцать пять тысяч.

– Много. У меня с собой около тысячи. Когда сможешь быть в Мадриде? Перелет оплачу.

– Не знаю. Сначала мне надо в Лондон, а потом… Нет, не скажу. Ты же из Мадрида никуда пока больше не собираешься?

– Если только на море через пару месяцев.

– Счастливчик, – Джемс немного подумал. – Постараюсь… через месяц прилететь.

– К этому времени деньги будут тебя ждать.

– С тобой приятно иметь дело, Майкл. М-м-м… Не скажешь, что там… в хранилище? Или секрет?

– Не секрет. Там лежит корона королевы Великобритании и прочие побрякушки английских королей.

– Смешно.

– До встречи, английский шпион.

– Увидимся, американец.

Эпилог

Самолет на Мадрид улетал только в полдень, а вставал я рано, так что у меня было достаточно времени на все свои дела.

После зарядки я пошел в кафе. Позавтракал и уже допивал чай, как до меня дошло, во что я ввязался. До сего момента содержимое банковского хранилища для меня представляло собой приз, который я вручу сам себе в случае победы. Никакой конкретики не подразумевалось, просто абстрактное понятие выигрыша в некоей игре. Нет, я знал, что содержимое хранилища было украдено нацистами во время Второй мировой войны, вот только не собирался торговать произведениями искусства или создавать свою коллекцию. Это не мое. Я и в той жизни не гонялся за деньгами, исходя из выражения: надо будет – заработаю.

Я хорошо сработал в этом деле, наказал плохих парней, получил свою порцию адреналина и немножко эйфории, как победитель в игре. Теперь открылась новая сторона во всем этом: что мне теперь со всем этим делать? Теперь я, Майкл Валентайн, стал официальным хозяином награбленных сокровищ, а это значит, что если что-то из этой истории всплывет наружу, то меня не только обольют грязью, но и могут посадить в тюрьму.

«Конечно, если задаться целью, то можно найти искусствоведа с подмоченной репутацией или крупного афериста, занимающегося торговлей произведениями искусства, посадить его на крючок, выстроить схему работы, и пусть торгует всеми этими раритетами. Вот только мне это совершенно не нужно!»

Никаких моральных терзаний и угрызений совести у меня не было, так как давно уже смотрел на мир и на людей с практической точки зрения, зато появилось сознание того, что я действительно заигрался и мои действия никак нельзя назвать профессиональными.

Пока никто не знает о содержимом хранилища, я в безопасности, вот только слишком много людей приняли участие в этом деле. Джеймс. Зигфрид. Швейцарские детективы. Банкиры. Быстро разложил по полочкам весь список.

«Банкиры, в любом случае, будут все скрывать, и только если их прижмут к стенке неопровержимыми фактами, выступят в качестве свидетелей. Зигфрид, скорее всего, обо мне ничего не знает, так как не в интересах Хольца было что-либо ему рассказывать. Агентство – это более чем серьезно. Досье я уничтожил, но вполне вероятно, что у швейцарцев могло что-то остаться. К их показаниям, если дело коснется обвинения, обязательно прислушаются, вот только их еще найти и принудить надо, так как сами они никуда не пойдут. Джеймс. Он все знает, но при этом на нем висит убийство в Москве, а кроме этого, револьвер с отпечатками его пальцев, которому очень обрадуются в мадридской полиции. Самое главное, он понимает, что с ним будет, если пойдет против меня. Англичанин любит деньги, но жизнь любит намного больше. Вывод. Цепочка прослеживается, вот только тот, кто собирается раскрутить этот клубок, должен знать тайну хранилища».

Слегка расстроившись по поводу своего непрофессионализма, я вышел из кафе, сел в машину и поехал в банк. Зайдя в хранилище, взял каталог и принялся его изучать. Через час мне стало ясно, что из трехсот позиций, указанных в каталоге, можно использовать без боязни только две: сто семьдесят килограммов золота и ящик под номером 36. В нем хранилась валюта трех стран – доллары, фунты и швейцарские франки. Их общая сумма равна двум миллионам долларов по курсу 1944 года.

«Знал бы про это, еще вчера с англичанином рассчитался».

Выйдя из хранилища, уточнил у клерков процедуру продления аренды, получил от них памятку-инструкцию, которую затем выкинул в ближайшую урну. Пропуск в хранилище я оставил в арендованной ячейке другого банка. Избавившись от следов, которые пусть даже случайно могли привести к банку, я отправился в отель за вещами, а потом поехал в аэропорт. По дороге окончательно пришел к мнению, что через пару месяцев прилечу в Берн и оплачу аренду хранилища на следующие десять лет.

«Думаю, что денег в ящике на все хватит, так что пусть сокровище Али-Бабы само себя и оплачивает. Еще можно золото продать. Интересно, почем оно сейчас?»

Впрочем, этот вопрос занимал мои мысли недолго, ровно до того момента, пока не показался аэропорт. Сдав багаж и сев в самолет, я почти забыл о коллекции. Еще раз пробежал по памяти по деталям операции.

«Ошибки были, и много, но ведь мне постоянно приходилось импровизировать, выезжать на интуиции, а в самом начале так вообще ничего не было понятно. Пусть во мне мало от тактика со стратегом, зато как оперативник я неплохо провел операцию, к тому же практически все сделал в одиночку».