Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 28
В письмах-то Егор не только приветы передавал, но и просил прислать денег – золотишка, камней драгоценных – специальных людей для того отрядить, самых верных! И деньги те в дело пустить, а дело это уже сейчас устроить… и для того жонглеры, увы, не надобны. Надобно искать фигуру покрупнее… и такую фигуру Вожников уже обнаружил, проанализировав некоторые финансовые потоки – кто-то взял в долг, кто-то где-то поменял золотишко на серебришко и наоборот… и все это как-то мимо еврейской кассы, а ростовщичеством в те времена занимались почти исключительно евреи, а тут их подвинули, и у того, кто подвинул, деньги имелись серьезные. Подпольный миллионер! Местный аугсбургский Корейко!
Стоило с ним познакомиться, тем более что театрально-рекламный бизнес осенью начал давать ощутимые протечки, виной чему были объективный экономический закон спроса и предложения. Ну и конкуренция – куда же без нее-то? Местные жонглерские труппы давно уже сообразили, в чем причина феноменального финансового успеха «констанцких выскочек», и, беззастенчиво передрав все ноу-хау, принялись рекламировать все, что только было возможно, включая предметы религиозного культа: мощи святых, подозрительные, различной емкости, ковчеги со Святым Граалем и все такое прочее. И все – вот ведь хитрые гады! – исправно платили епископу, а кое-что – аббату.
То, что «гады» еще в августе сожгли фургон и пересчитали ребра Иоганну, это было бы еще терпимо, а вот резкое падение прибыли вполне могло поставить крест на дальнейшем существовании труппы. И поставило!
В один далеко не прекрасный момент Корнелиус пригласил артистов к себе, в закуток – жонглеры снимали весь второй этаж весьма приличной по местным меркам корчмы с полным пансионом – и, оглядев всех погрустневшим взором, молвил:
– За последнее выступление у нас денег – как в мае. Скоро снова в кибитке будем жить.
– Да-а-а… пошли дела-а-а, – неопределенно протянул Готфрид и, как всегда, нахмурился. – А я ведь предупреждал! На той неделе еще.
– Уезжать отсюда надо, – негромко предложил Айльф. – Домой, как и собирались ведь осенью. Так осень уже! Вот и поедем!
– Правильно! – тряхнув белобрысой башкой, Иоганн радостно поддержал коллегу. – Давно надо было ехать. Тут нас убьют всех скоро!
До того молчавшая Альма, поправив унизанный жемчугом воротник дорогого платья, встала и неожиданно улыбнулась:
– Уезжать да – надо. Но вовсе не из-за того, о чем сейчас сказал Иоганн. Дело в другом…
– В чем же?
– В Констанце ведь наверняка еще не ставят такие пьесы… Я спрашивала у наших купцов… Многие уже готовы платить! Но – в Констанце. Дома! Так что едем.
Взволнованно накрутив локон на палец, девушка посмотрела на Егора:
– Георг, ты с нами?
– Нет, – сказал, как отрезал, князь.
В конце концов, а чего ждать-то? Рвать так рвать, прощаться так прощаться. Тем более в Констанц ему по-любому нельзя – там император, да и люди голландца по всей округе – просто так из Аугсбурга не выберешься.
– Вы же знаете, у меня в Констанце могущественные враги… Я вам говорил уже, кажется.
– Да, говорил, – грустно кивнула Альма. – Потому я и спрашиваю, мало ли, вдруг ты все же надумал?
Вожников хмуро покачал головой:
– Нет. Хотя, поверьте, мне и грустно расставаться с вами.
– И нам…
– Тем более я научил вас всему… и еще дам кое-какие полезные указания, – молодой человек неожиданно подмигнул юной циркачке. – Альма, ты ведь обещала научиться читать и писать, нет?
– Умею уже! – скромно опустив глаза, девчонка даже покраснела от гордости.
Жонглеры очумело переглянулись:
– Альма умеет читать? И писать? Господи… неужели правда?
– А вы думали, я такая тупая, что ли?
– Тихо, любезнейшие господа, тихо! – успокоив всех, Егор вновь посмотрел на Альму. – Тебе я оставлю новую пьесу, покажу, что и как… Корнелиус, когда вы собрались ехать?
– Наш земляк Ульрих Трот, торговец тканями, как раз завтра собирается выехать. Вот и мы бы с ним – все веселее, да и безопаснее все же.
– Правильно, – улыбнулся Егор. – Тогда не будем сегодня работать. Просто закатим прощальную пирушку, ага?
Высказанную идею жонглеры подхватили с дружным энтузиазмом, напрочь прогнавшим всю грусть… лишь у Альмы глаза все равно были на мокром месте. Кстати, и юный Иоганн вроде как тоже всплакнул… впрочем, в те времена не стеснялись слез.
– Трудно нам будет без тебя, Георг.
– Ничего, прорветесь, мой мальчик… Главное – трудиться и… что?
– И не забывать делиться! – улыбнулся подросток. – Как ты и говорил – с сильными мира сего.
– Кстати, Иоганн… – князь вдруг вспомнил что-то важное, что-то такое, о чем как-то говорил мальчишка, и на что он сам почему-то не обратил тогда внимания. А следовало бы обратить!
– Слышь, мальчик… Помнишь, ты как-то обмолвился, что у кого-то занимал деньги?
– Так я совсем немного, – парнишка удивленно хлопнул ресницами. – Да почти сразу и отдал.
– А на что занимал, интересно узнать? – вклинилась в разговор Альма.
– На картинку, – почесав подбородок, юный жонглер опасливо посмотрел на девчонку. – Только ты не смейся, ладно?
– Да не буду. Что за картинка-то?
– А вот сейчас покажу!
Парнишка враз унесся в свой угол, вытащив из-под кровати дорожный сундучок, работы мастера… да пес с ним, с мастером, главное, что сундучок был удобным и весил-то всего килограмм десять (без поклажи, естественно) – настоящий дорожный сундук, такой и одному, при нужде, нести можно!
Видать, Иоганн давно хотел похвастаться, да прочему-то стеснялся… и Вожников сейчас понял – почему.
На пергаментном листе размерами примерно формата А-4 была изображена небесной красоты обнаженная девушка, чем-то похожая на Альму, только грудь побольше. Нимфа! Что и говорить – нимфа! Однако, кроме нимфы, по краям картины еще маячили достаточно натуралистично изображенные фигуры, мужские и женские… в таких позах, которых, по соображениям этики, никогда не мог бы себе позволить, к примеру, журнал «Плейбой», не говоря уже о «Максиме».
Такая вот средневековая порнография, причем – очень хорошего качества и нарисованная вовсе не без таланта, можно даже сказать – изысканно и добротно.
Иоганн показал картинку с гордостью, как самый дорогой для него предмет, этакий фетиш:
– Вот!
– Ох ты ж блин! – цокнул языком князь. – Это кто еще?
Мальчишка повел плечом:
– Как это – кто? Святая Афра!
– Ах, святая… Одна-ако! – Вожников удивился еще больше и спросил про остальные фигуры.
– А это грешники, – не отрывая от картинки глаз, спокойно пояснила Альма. – В лупанарии все происходит, святая Афра, прежде чем принять крещение, гулящей девкой была. А потом приняла мученическую смерть за Христову веру.
– А, вот оно как, – протянул молодой человек. – Тогда понятно. И сколько ты за эту картину отдал, мой юный продвинутый друг? Если не секрет, конечно.
– Да никакой не секрет, – Иоганн пожал плечами. – Всего-то десять флоринов.
Егор подумал, что слышался:
– Десять?!!!
– Торговец-то просил дюжину, да я сторговал до десятки.
– Умный ты у нас…
– Вы только взгляните, сколько на ней золотой краски!
– Краски? – князь хлопнул в ладоши. – Да тут и без краски, я бы сказал, есть на что посмотреть… верно, Альма? Смотрю, ты глаз не сводишь.
– Красота какая! – с неким оттенком зависти негромко произнесла девчонка. – Блестит все… ах!
– Ну, вот, – подросток довольно улыбнулся и тряхнул челкой. – А вы говорите – десять флоринов!
– За такую красоту и дюжину не жалко отдать, – шмыгнув носом, Альма взяла парнишку за руку и, хитро прищурившись, попросила: – А можно я буду иногда у тебя эту картинку смотреть? Даже не брать никуда, а вот с тобой, вместе?
– Конечно, можно, – великодушно согласился Иоганн. – Мы же с тобой – как брат и сестра.
– Ой, и правда, – девчонка рассмеялась и, обняв юного жонглера за плечи, чмокнула в губы.
Вожников только головой покачал – вот она, волшебная сила искусства – да, чуть выждав, спросил: