Сердца в Атлантиде - Кинг Стивен. Страница 6

А его мама словно не могла выговорить “Бротиген”. У нее всегда получалось Бреттиген. Но, может быть, и не нарочно. Теперь Бобби не переставал бояться того, как его мама будет относиться к Теду. Он боялся, что она будет относиться к Теду, как к миссис Эверс, его учительнице во втором классе. Мама невзлюбила миссис Эверс с первого взгляда, СТРАШНО невзлюбила — и совсем без причины, насколько мог судить Бобби, и не нашла для нее ни одного доброго слова за весь учебный год — миссис Эверс одевается, как неряха, миссис Эверс красит волосы, миссис Эверс злоупотребляет макияжем, и пусть Бобби сразу скажет, если миссис Эверс ХОТЬ ПАЛЬЦЕМ до него дотронется, потому что сразу видно, что она из тех женщин, которые не скупятся на тычки и щипки. И все это воспоследовало после родительского собрания, на котором миссис Эверс сказала Лиз, что Бобби хорошо успевает по всем предметам. В том году было еще четыре родительских собрания, и мать Бобби нашла предлог не побывать ни на одном из них.

Мнение Лиз о людях затвердевало мгновенно. Когда она подписывала НИКУДА НЕ ГОДИТСЯ под мысленным вашим портретом, она писала это чернилами. Если бы миссис Эверс вытащила шестерых ребят из загоревшегося школьного автобуса, Лиз Гарфилд вполне могла фыркнуть и сказать, что они, наверное, задолжали пучеглазой старой корове за молоко.

Тед старался, как мог, понравиться ей, не подлизываясь (а люди подлизывались к его маме, Бобби знал это — черт, он ведь сам к ней подлизывался), и это сработало.., отчасти. Как-то раз Тед и мама Бобби разговаривали почти десять минут о том, как скверно, что “Доджеры” переехали на другой край страны и даже “прощайте” не сказали. Но и то, что оба болели за “Доджеров”, не выбило между ними настоящей искры. Друзьями они никогда не станут. Не то чтобы мама невзлюбила Теда Бротигена, как миссис Эверс, но все-таки что-то было не так. Бобби думал, что знает, в чем дело — он видел это у нее в глазах в то утро, когда они встретились с новым жильцом. Лиз ему не доверяла.

И Кэрол Гербер тоже, как оказалось.

— Иногда мне кажется, он от чего-то прячется, — сказала она однажды вечером, когда они втроем поднимались на холм в сторону Эшер-авеню.

Они перебрасывались мячом около часа, болтая с Тедом, а теперь направлялись к “Придорожному счастью” Муна за мороженым. У Эс-Джея было тридцать центов, и он угощал. Еще с ним был его бо-ло: теперь он его вытащил из заднего кармана и закрутил — вверх, вниз, поперек — хлоп, хлоп, хлоп.

— Прячется? Ты что — шутишь? — Бобби ошеломила такая возможность. Но ведь Кэрол разбиралась в людях, даже его мать это заметила. “Эта девчонка совсем не красавица, но все подмечает”, — сказала она как-то вечером.

— Руки вверх, мистер Гэрриджл! — завопил Салл-Джон. Сунул свой бо-ло под мышку, пригнулся и открыл огонь из невидимого автомата, искривив рот вправо, чтобы сопровождать это действие соответствующим звуком “кх-кх-кх” из глубины гортани. — Живым ты меня не возьмешь, легавый! Уложи их, Магси! Рико никому пощады не дает! Ох! Ах! Они меня прикончили! — Эс-Джей ухватился за грудь, завертелся и хлопнулся мертвым на газон миссис Конлан.

Эта дама, сварливая старая в рифму с “бука” семидесяти пяти лет или около того, завизжала:

— Мальчик! Эй, ма-а-а-льчик! Убирайся! Ты мне цветы переломаешь!

В десяти футах от места, где упал Салл-Джон, не было ни единой клумбы, но он тут же вскочил на ноги.

— Извините, миссис Конлан!

Она махнула на него рукой, молча отметая его извинение, и сверлила взглядом детей, пока они проходили мимо.

— Ты ведь не всерьез, верно? — спросил Бобби у Кэрол. — Про Тэда.

— Нет, — сказала она, — пожалуй что нет. Но.., ты когда-нибудь замечал, как он все время улицу оглядывает?

— Ага. Будто ждет кого-то, верно?

— Или высматривает кого-то, — сказала Кэрол. Салл-Джон опять закрутил бо-ло, и вскоре красный резиновый мячик снова замелькал туда-сюда, сливаясь в одну неясную полоску. Салл опустил его только, когда они проходили “Эшеровский Ампир”, где шли два фильма с Брижит Бардо — ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ. ПРЕДЪЯВЛЯТЬ ВОДИТЕЛЬСКИЕ ПРАВА ИЛИ МЕТРИКУ, НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ. Один фильм был новый, второй — навязшей в зубах подменой “И Бог создал женщину”, которая вновь и вновь появлялась в “Ампире”, будто сыпь. На афишах Брижит была одета только в полотенце и улыбку.

— Мама говорит, что она дрянь, уличный мусор, — сказала Кэрол.

— Если она — мусор, так я бы пошел в мусорщики, — сказал Эс-Джей и зашевелил бровями, будто Граучо Маркс.

— А ты тоже думаешь, что она мусор? — спросил Бобби у Кэрол.

— Я даже не совсем понимаю, что это значит. Когда они выходили из-под полотняного навеса, из своей стеклянной будки у входа кассирша, миссис Годлоу (ребята называли ее миссис Юдзилла), подозрительно следила за ними, Кэрол оглянулась на Брижит Бардо в полотенце. Понять выражение ее лица было трудно. Может, любопытство? Бобби не мог решить.

— Но ведь она хорошенькая, верно?

— Угу.

— И надо быть храброй, чтобы позволить людям смотреть на себя, когда на тебе ничего нет, кроме полотенца. То есть я так считаю.

Салл-Джон потерял всякий интерес к la femme Brigitte <Женщина Брижит (фр.).>, чуть только она осталась позади.

— Бобби, а откуда Тед приехал?

— Не знаю. Он никогда про это не говорит. Салл-Джон кивнул, словно другого ответа и не ждал. Он снова начал упражняться с бо-ло. Вверх и вниз и поперек — хлоп-хлоп-хлоп.

В мае Бобби начал все чаще думать о летних каникулах. Ведь на свете и, правда не было ничего лучше “Большого Кана”, как их называл Салл-Джон. Он будет много часов проводить с друзьями и на Броуд-стрит, и в Стерлинг-Хаусе по ту сторону парка — летом в Стерлинг-Хаусе было чем заняться, включая бейсбол и еженедельные поездки на Патагонский пляж в Уэст-Хейвине, — и все равно у него будет оставаться еще много времени для себя. Ну, конечно, время читать, но больше всего на этот раз он хотел подыскать работу часа на два в день. В банке с надписью “Велофонд” у него лежало чуть больше семи монет, а семь монет все-таки начало, хотя и не то чтобы прекрасное начало. При такой скорости Никсон успеет два года побыть президентом, прежде чем он поедет в школу на велико.

В один из этих почти-почти каникулярных дней Тед вручил ему книгу в бумажной обложке.

— Помнишь, я тебе говорил, что есть книги, в которых сюжет хороший и стиль тоже? — спросил он. — Вот одна такой породы. Запоздалый подарок ко дню рождения от нового друга. То есть я надеюсь, что я твой друг.

— Так и есть. Большое спасибо! — Несмотря на восторженную ноту в голосе, Бобби взял книгу с некоторым сомнением. Он привык к карманным книжкам с яркими кричащими обложками и сексуальными зазывными строчками — “Она свалилась в сточную канаву.., и провалилась еще ниже!”. А эта была не такая. Обложка была почти вся белая. В одном углу был виден набросок — еле-еле различимый: мальчики, стоящие кольцом. Называлась книжка “Повелитель мух”. Над заголовком не было никакой зазывной строчки. Даже вроде “История, которой вам никогда не забыть”. В общем и целом выглядела она неприветливо, отпугивающе, словно сообщала, что история под обложкой будет тяжелой. Против тяжелых книг Бобби ничего не имел, при условии, что они входили в список внеклассного чтения. Однако для чтения ради удовольствия, считал он, истории должны быть легкими — автор должен делать все, только не заставлять ваши глаза метаться туда-сюда. Не то какое удовольствие ее читать?

Он хотел было перевернуть книгу, прочесть то, что написано на задней обложке. Тед ласково положил ладонь на руку Бобби, помешав ему.

— Не надо, — сказал он. — Как личное мне одолжение — не надо.

Бобби непонимающе поглядел на него.

— Книга должна быть как неисследованные земли. Приступай к ней без карты. Исследуй ее и составь собственную карту.

— А если она мне не понравится? Тед пожал плечами.

— Тогда не дочитывай ее. Книга — как насос. Он ничего не выдаст, если прежде ты не зарядишь его. Заряжаешь насос собственной водой, качаешь ручку, тратя собственную силу. И поступаешь так, ожидая, что получишь больше, чем отдал.., со временем. Понимаешь?