Любимая, останься (СИ) - Обская Ольга. Страница 25

Генрих встретил любезной улыбкой. И это, конечно, приятно, но вот странно – стол не был накрыт. Лакированная поверхность обескураживала полной пустотой. Даже столовых приборов не наблюдалось. Желудок Марты протестующе заурчал.

– Я распорядился подать завтрак на открытую веранду, – объяснил Генрих. – Погода чудесная. Почему бы не воспользоваться?

Да, в общем-то, Марта была не против перекусить на свежем воздухе.

– Я провожу, – герцог подошел к ней и подставил руку, чтобы Марта могла на нее опереться.

Это было так непривычно – галантный Генрих. Что с ним? Предлагает прогуляться по замку под ручку? Марта больше привыкла видеть его мрачным и суровым. Он ассоциировался у нее с воином, а тут просто образец светского этикета.

Видимо, Марта выглядела слишком опешившей. Генрих иронично приподнял бровь и сам подхватил ее под локоток.

– Вот, кстати, об этом я и хотел поговорить, – он вывел Марту из зала и повел по одному из коридоров. – О манерах.

А что с манерами Марты не так?

– Насколько я понял, у вас не было возможности получить достаточное количество уроков светского этикета. А мне бы хотелось представить вас на балу в качестве особой гостьи.

Пожалуй, Генрих прав. Марта очень слабо представляла, как принято себя вести на балах. Какие существуют гласные и негласные правила. Не говоря уже о книксенах и реверансах. А про танцы Марта и вовсе молчит. Но у нее и в мыслях не было танцевать на балу. Да и любезничать с кавалерами она не собиралась. Работа есть работа. Она полагала, что ей просто подстроят встречу с Раменвилсом где-нибудь на уединенном балконе. Она сделает свое дело – Раменвилс и понять ничего не успеет. Когда Марта была в форме, ей хватало пары минут. С Марты, конечно, за это время семь потов сходило, но тому, на кого она направляла свой дар, просто казалось, что собеседница ненадолго задумалась.

Марта надеялась, что в этот раз будет также, поэтому ее насторожила фраза Генриха об особой гостье.

– Что вы имеете в виду? Кем вы хотите меня представить?

– Об этом чуть позже, – расплывчато ответил герцог.

Веранда оказалась очень милым местом. Много света и зелени. И уютный столик, изысканно сервированный на двоих. Если на минуту забыть, где Марта и с кем, можно было бы назвать все происходящее романтическим завтраком.

Генрих продолжал демонстрировать чудеса галантности. Усадил, налил чаю и наполнил тарелку Марты поджаренными ломтиками ветчины, сочными овощами и ароматной выпечкой.

Марта, конечно, в ответ улыбалась – кто устоит, когда харизматичный мужчина проявляет столько внимания, но мысленно твердила себе – не обольщайся, держи ухо востро. Перед Мартой опасный мужчина. От такого можно ожидать, чего угодно. Кроме того, нельзя забывать, что в прошлом у них был какой-то подозрительный эпизод. Марта должна была применить к Генриху свой дар и не стала. Вчерашний случай с Одри подсказал, почему такое могло произойти. Возможно, Генрих, как и его управляющий, попросил Марту не читать его, но солгать, что прочла. И предложил за это деньги или какие другие блага. И Марта, видимо, пошла на эту сомнительную сделку. Но почему Генрих не хотел, чтобы Марта применила к нему свой дар? Что он скрывает? Действительно вредил соседу или еще что похуже?

Она смотрела в его синие глаза и категорически не хотела верить, что он злодей. На самом деле за последние дни у Марты поменялось мнение о Генрихе. Она кое-что узнала о нем. Он умеет быть надежным и преданным. Он не терпит несправедливости. А еще, несмотря на всю свою внешнюю суровость, умеет сопереживать чужой беде. Все это она почерпнула из бесед с Ламмертом. Лекарь рассказал ей, как непросто ему пришлось в детстве, и какую роль сыграл в его судьбе Генрих.

Ламмерт – круглый сирота. Его воспитывала бездетная семья деревенского старосты. Он рос худым и болезненным. Терпел постоянные насмешки сверстников. Это сейчас он крепкий и сильный парень, а тогда отставал в росте от сверстников-задир на голову. В Ламмерте рос дар, и он не давал расти ему самому. Но про дар никто не догадывался. Ни сам маленький Ламмерт, ни его приемные родители.

Деревенский староста не раз сильно пожалел, что взялся воспитывать такого чахлого ребенка. Он-то надеялся вырастить себе опору к преклонным годам. В его сторону косились. За его спиной шептались. А староста весь негатив переносил на приемного сына.

Когда Ламмерту исполнилось семь, дар вырос настолько, что стал проявляться помимо воли. Ламмерт не умел им управлять. Не понимал, что им движет. Поведение мальчика казалось окружающим странным. Никто не думал воспринимать его слова про болезни как врачебный диагноз. Не от семилетнего же? Но сказанное им подтверждалось, и его изречения стали воспринимать как проклятия.

С каждым днем Ламмерту жилось все хуже и хуже. Сельчане требовали, чтобы староста избавился от дьявольского ребенка. Тот не хотел верить, что его сын – исчадие ада, но и злить односельчан не решался, и Ламмерта перестали выпускать из дому. А потом случилась трагедия, которую Ламмерту до сих пор больно вспоминать. Его приемная мама заболела. Внезапный недуг – она сгорела за день. Ламмерт пытался ее спасти, но не смог. Вернее, ему не дали. Он действовал интуитивно. Держал ладонь на ее лбу и шептал сами собой рождающиеся слова. Слова лечат! Теперь-то он это точно знает. А тогда, семилетний, как он мог объяснить свое поведение? Его отгоняли от постели больной, но он настойчиво возвращался снова и снова. Его держали силой, а он рвался и метался. Наверно со стороны это действительно выглядело так, будто в него вселился дьявол.

Когда к ночи супруга старосты покинула этот мир, во всем обвинили ее семилетнего приемного сына. Убитый горем староста не смог справиться с отчаянием – встал на сторону сельчан, присоединился к ним в их слепой ненависти к Ламмерту. В ту же ночь он отвез мальчика в лесную глушь и оставил там со словами:

– Если ты не виновен, боги не допустят твоей смерти.

Какой жестокий цинизм! Еще и ответственность с себя снял. Когда Марта слушала эту историю, она плакала. Слезы катились у нее непроизвольно. А еще она крепкокрепко прижимала к себе белобрысую голову своего доброго доктора. В тот момент она видела перед собой маленького растерянного семилетнего мальчика. Щупленького и слабого. С огромными карими глазами. Никем не понятого. Никем не любимого. Только что потерявшего близкого человека. Оставленного в глухом лесу на волю безжалостному случаю. Что он чувствовал в тот момент? Как ей хотелось бы оказаться в ту минуту рядом. Согреть в объятиях, зацеловать кудрявую макушку. Утешить, унять боль...

Почему люди могут быть такими жестокими? Хорошо, что среди сельчан нашлась добрая душа, пожалевшая мальчика. Кто-то доложил Генриху о том, что случилось в одном из близлежащих к замку сел, и попросил помочь ребенку. Генрих был поражен невежеству и дикости. Он был тогда еще совсем юн, но сумел взять ситуацию под контроль. Он поднял всех своих людей, и они сутки прочесывали лес. В конце концов, Ламмерта нашли. Обессиленного неприкаянного, но живого!

Генрих забрал его к себе в замок. Окружил заботой. Он часами разговаривал с ним, расспрашивал, и понял, что у мальчика дар лекаря. Необычный и очень сильный. Редко бывает, чтобы дар начал проявляться в раннем детстве. Генрих сделал то, в чем больше всего нуждался Ламмерт – нанял ему учителей-лекарей, чтобы помогли развить способности и научили ими пользоваться. Генрих, вообще, относился к нему как к родному. Словно Ламмерт его младший брат. И тот платил тем же. Стал самым близким и преданным человеком.

Марта вспоминала эту грустную историю и смотрела в синие глаза. Ей очень хотелось бы доверять мужчине, что сидит напротив, так же безоговорочно, как доверяет ему Ламмерт.

Глава 26. Есть что-то, чего я не знаю?

– О чем задумалась? – Генрих снял ножом шкурку с какого-то экзотического фрукта и положил Марте на тарелку кусочки сочной ароматной мякоти.