Любимая, останься (СИ) - Обская Ольга. Страница 36
– Вспомнила? – Генрих на секунду оторвался от ее губ.
О чем это он? А, это же были не просто поцелуи, это Генрих пытается доказать, что он и есть отец ее ребенка. Убедительно, ничего не скажешь. Да, что-то такое Марта припоминает. Ну, как припоминает? Память молчала, зато тело реагировало остро. Оно отзывалось на прикосновения так, будто это прикасается любимый. Но Марта всего этого рассказывать не стала. Она еще сама не разобралась в своих чувствах.
– Нет, – покачала она головой. – Не помню.
– А так? – Генрих притянул ее к себе. Уткнулся носом в волосы. Вдохнул. А потом снова были поцелуи. Только теперь он опустился ниже. Шея, ключицы. Марта почувствовала, как его нетерпеливые руки занялись завязками на лифе ее платья. Поцелуи становились жарче. Генрих горел.
– Я так долго ждал этого, – его волнующий шепот заставлял дрожать.
Какой подозрительный способ напомнить Марте о том, что между ними было. Ей бы следовало умерить его пыл, но мешала сладкая истома, которая растекалась по телу от его ласк.
Однако нашелся человек, который сделал это вместо Марты.
– Да как ты посмел?! – неожиданно раздалось откуда-то сбоку, и тут же кто-то набросился на Генриха.
С сознания Марты начала постепенно спадать пелена, и она ошарашено наблюдала, как Бадди отчаянно оттесняет от нее герцога, пылая негодованием.
– Ах же ты, негодяй! Ишь руки распустил! Ей силы восстанавливать надо! Она работала. Она истощена.
Кто бы еще решился вот так воинственно напасть на, между прочим, хозяина замка? Но это же Бадди. Она за Марту любого на месте прибьет.
– Пей! – в руки Марты был вложен флакон. – Тут концентрированное зелье из змеиного моха.
Марта машинально сделала несколько глотков. Но потом все-таки решила заступиться за Генриха, хоть он и не заслуживал.
– Бадди, со мной все в порядке. Я не истощена. Раменвилс – тонкокорый. Я на него не много сил потратила.
Взгляд Бадди ни капли не смягчился. Ей все равно категорически не нравилось то, что здесь произошло. Впрочем, Генрих смотрел на нее так же неласково, как и она на него. И грозно указал на дверь.
– Оставь нас.
– И не подумаю, – атильда настырно уперла руки в бока и воинственно выпятила грудь. – Я ее компаньонка.
Марта уже не первый раз видела, как Бадди и Генрих препираются из-за нее. И почему эта картина ее умиляла? Глаза у обоих горели, и руки у обоих так и чесались пристукнуть оппонента. Нет, на самом деле они, конечно, убивать друг друга не будут. Хотя... лучше не рисковать. Тем более время поджимало. Сколько там осталось до конца бала? Ультиматум Дитель пока в силе.
– Бадди, вернись в танцевальный зал. Нам с Генрихом надо поговорить наедине.
– Видела я ваши «разговоры», – недовольно фыркнула она.
– Бадди, – Марта посмотрела выразительно, пытаясь показать взглядом, что спорить бесполезно. – Выйди.
Ноздри атильды раздулись от возмущения, она резко вздернула подбородок и направилась к двери. Обиделась. Ничего, Марта потом объяснит ей что к чему. Бадди отходчивая.
Теперь главное – не позволить Генриху снова начать доказывать, что он отец ребенка. Сейчас важнее всего решить вопрос с Дитель. Не хотелось, чтобы она устроила скандал и начала распускать о Марте чудовищные слухи, которые ударят и по Генриху.
– Ваша Светлость, – придала Марта голосу отстраненный официальный тон. – Садитесь. Нам все-таки нужно поговорить. Это очень важно!
Они заняли кресла напротив друг друга, и Марта коротко рассказала об ультиматуме Дитель, стараясь выделить самые безотлагательные моменты. С каждым ее словом Генрих все больше и больше мрачнел. Чувствовалось, что его возмущает ложь и подлые намерения племянницы короля. Однако он быстро развеял страхи Марты, что Дитель может серьезно навредить.
– Я знаю, что делать, – успокоил он. – Я вернусь на бал и все улажу. А ты оставайся здесь. Бадди права, тебе действительно нужно отдохнуть.
Марта считала себя самостоятельной и стойкой. Но, оказывается, за последние дни она безумно устала от самостоятельности. От того, что нужно постоянно быть начеку, отбивать удары. Ей было безмерно приятно, что ее проблему кто-то взял на себя. Она испытала подзабытое уже чувство защищенности. Когда в последний раз ей было также уютно и легко? Когда в последний раз она слышала от мужчины слова: «Отдыхай, я все порешаю». Никогда. Разве что в детстве, когда ее маленькие бедки могли легко разрулить родители.
Генрих поднялся.
– Я вернусь, как только все улажу.
Этой фразой он хотел дать понять, что разговор не окончен, откладывается ненадолго. Да, им действительно нужно очень многое обсудить. У обоих было много вопросов. Но сейчас не время. Впрочем, один вопрос Генрих все-таки задал:
– Как ты узнала тайну Дитель? Как поняла, что она окуналась в Озеро Черных Камней?
Это был болезненный вопрос. Волнение заставило Марту подняться. Она сделала несколько нервных шагов к окну. Остановилась у подоконника. Оперлась на него спиной, как будто холодный камень в силах унять волнение.
– Ты тоже была там? – догадался Генрих. По его лицу пробежала серая тень.
Сердце Марты забилось мятежно.
– Я не помню. Но думаю, что была, – честно призналась она.
Генрих не спросил, зачем она наведывалась к Озеру. И так понятно, зачем приходят к водоему, вода которого избавляет от беременности. В его глазах не было осуждения, скорее тоска. Марта не выдержала этого взгляда – отвернулась к окну. Уставилась на синеву сумерек, так похожую по цвету на его глаза.
– Хорошо, что ты не решилась, – Генрих шагнул к Марте. Обнял ее сзади, прижал к себе.
Она была благодарна, что он не допытывается о причинах. Хотя чувствовала, что этот вопрос сильно мучает его. У нее тоже был вопрос, который терзал душу:
– Почему ты мне раньше не сказал, что ребенок твой? – она развернулась в кольце его рук и положила ладони на его грудь. – Почему ничего не говорил о нас?
Генрих молчал. Марта слышала только, как гулко стучит его сердце.
– Между нами случилось что-то нехорошее? – осторожно спросила она. Другой причины не находила.
– Да. Я даже обрадовался, что ты не помнишь. Но потом подумал, что это не правильно...
– Поэтому подарил Альс?
– Да.
– Это для меня очень важно, – Марта поблагодарила Генриха взглядом. – Сегодня вечером я смогу его применить. Сегодня я все вспомню.
На самом деле это можно было сделать прямо сейчас. Уже как раз прошло около суток с того момента, как Альс был помещен в очищающее зелье. Марта так долго мечтала об этом. Так долго ждала, когда наконец-то сможет все вспомнить. Но сейчас ей почему-то стало страшно вспоминать. Что случилось у них с Генрихом в прошлом?
– Я скоро вернусь, – он отстранился и вышел из покоев.
Глава 39. У нас мало времени
Только теперь, когда осталась одна в своих покоях, Марта почувствовала, насколько сильно устала. Все-таки применение дара забрало много сил, хоть сначала она этого и не заметила. Пока Генрих был рядом, пока между ними искрило, она не ощущала, насколько измотана. Зато сейчас слабость взяла свое – ноги подкашивались, и тянуло прилечь.
Марта зашла в свою спальную и едва удержалась, чтобы блаженно не распластаться на кровати. Какой соблазнительной казалась идея упасть и отключиться хотя бы ненадолго – на полчасика. Так было всегда – после применения дара жутко хотелось спать. Но в этот раз Марта себе не могла позлить подобной роскоши. Ей нужно было действовать.
Сегодня столько всего произошло, но она не знала, как на это реагировать. Она до сих пор не могла до конца поверить, что Генрих – отец ее ребенка. Хотя если подумать, подсказок было предостаточно. Он постоянно находился рядом. Не хотел отпускать ее от себя. Защищал, оберегал. Она думала, что все дело в ее даре и в том, что она нужна ему для поиска родового артефакта. Но теперь-то Марта понимала, что артефакт был предлогом. Генрих отыскал бы его и без нее. Это ли не доказательство, что его интерес к Марте был связан вовсе не с ее даром. А уж какие убедительные доказательства своего отцовства он привел сегодня. У Марты до сих пор губы горели. Коварный дьявол... он был так нежен, как будто знал, что Марту с ума сводит контраст между его грозностью и нежностью. Да, она поверила ему, что они были близки. Но чем была для него и для нее эта близость? Это был короткий эпизод или их связывали более длительные отношения? Они планировали продолжать? У Генриха были серьезные намерения или он воспринимал связь как развлечение? И какие намерения у него сейчас?