Море играет со смертью - Астафьева Влада. Страница 16

Сейчас эти люди прибежали первыми, увидели то, к чему иначе их так легко не подпустили бы, – и сами себе сделали хуже. Они ведь до последнего надеялись, что их родные еще живы, спаслись каким-то чудом, и плевать на жестокую теорию вероятности. Спаслись, и все!

Теперь же они видели не просто близких людей, изувеченных смертью. Они видели рухнувшие мечты и бесплодные надежды. Мертвых тел на пляже было куда меньше, чем пропавших без вести, поэтому многие родственники растерянно топтались в стороне и лишь некоторые рыдали, стоя на коленях на мокром песке.

Полина поспешила вниз, отчаянно прикидывая, что можно сделать в такой ситуации, как ее исправить. Но стало не лучше, а хуже, пусть и не из-за психолога. Она едва спустилась, когда над побережьем, затихшим перед лицом трагедии, вдруг пронесся крик, громкий, резкий, резанувший по нервам всех собравшихся:

– Где наш сын?!

Те, кто узнал в мертвецах своих близких, не касались тел, боялись их, смотрели со стороны, впитывая образы, которые им еще долго придется изгонять из памяти, и лишь одна женщина вела себя иначе.

Она налетела на потемневшего, распухшего мертвеца, отчаянно сжала тонкими пальцами остатки его одежды, умудрилась даже приподнять его – хотя сама была раза в два меньше. Женщина эта, маленькая, хрупкая, казалась демоном, вырвавшимся из пустоты. Ее глаза сияли безумием, горели двумя звездами на посеревшем от горя лице. Ее длинные волосы, выгоревшие на солнце, смотрелись седыми. Они разметались вокруг головы белыми змеями, растрепанными на ветру крыльями чайки. Женщина, напряженная, дрожащая, трясла мертвеца так отчаянно, словно надеялась его разбудить. Ее даже смерть не могла ни отпугнуть, ни остановить, ей нужны были ответы. Ее голос, отчаянно громкий, разлетался теперь и над землей, и над морем:

– Андрей, где наш сын? Где Тимур? Ты должен был присматривать за ним!

Ее пытались отвести в сторону сначала мягко, потом решительно, но не получалось. В ее худеньком теле появилась необъяснимая, превосходящая человеческие возможности сила. Она прижалась к мертвецу, словно слилась с ним, и все остальные перестали для нее существовать. Для нее они вообще не имели значения, важны были только ее мертвый муж и мальчик, которого море так и не вернуло.

Потом до пляжа добрались спасатели, женщине сделали укол и унесли ее, обмякшую, затихшую, в корпус отеля. Людей и прогонять было не нужно, они, потрясенные ее криками, сами отшатнулись. Первый шок прошел, началась работа.

Но даже теперь, когда пляж огородили, а жизнь входила пусть и в страшную, но знакомую колею, Полине в голосах чаек снова слышался рвущийся из груди на свободу материнский крик:

– Где наш сын?!

Глава 4

Добрые сны приносят печаль

Ночью Борис увидел прекрасный сон, поэтому проснулся спасатель в отвратительном настроении. Как знал, что день будет паршивым!

Все почему-то боятся кошмаров… или, по крайней мере, не любят их. Борису кошмары снились редко и не оставляли после себя никаких впечатлений. Проснувшись, он мгновенно понимал, что ничего плохого с ним не случится, успокаивался и позволял себе забыть.

А вот хорошие сны были редкостной дрянью, потому что они обычно нарастали вокруг самых дорогих воспоминаний. Сновидения снова и снова заставляли его окунуться в то, что нельзя вернуть, почувствовать счастье, которое осталось где-то в далеком прошлом, утерянное навсегда. И он понимал, проснувшись, что это все не по-настоящему и настоящим уже не будет. Однако облегчения такое открытие не приносило.

Этой ночью ему снилась Полина – и он сам. Те два наивных студента, почти ребенка, которыми они были тогда. Их первая поездка к морю… Видно, здешние красоты напомнили. Был май, и все вокруг цвело. Полина поражалась тому, какие красивые на юге каштаны – крупные, яркие, иногда даже розовые. Она на каждый указывала рукой и улыбалась:

– Смотри, смотри!.. Какой!

Борис снисходительно улыбался в ответ и иногда даже закатывал глаза. Не мог же он открыто восхищаться какими-то там цветочками, в самом деле? Он, скорее, восхищался ею, ее сияющим от восторга взглядом, ее чуть вьющимися от соли и высокой влажности волосами. Но и об этом он молчал, любые слова казались какими-то натужными, слишком романтичными, неподходящими. Он и тогда, и весь их брак любил ее молча, даже себе не признаваясь, что любит.

В реальности каштановая аллея была совсем короткой. Во сне она тянулась бесконечно, и Полина смеялась, и солнечные лучи пробивались сквозь густую листву и оседали на волосах девушки рыжими пятнами…

Вот потому настроение у Бориса было хуже некуда с самого утра. К чему эти сны, зачем? Да еще такие, что счастье в какой-то момент ощущается реальным. Кому это нужно? Он серьезный человек, у него трое детей!.. Он в срочном порядке находил в памяти все эти солидные, важные аргументы и засыпал ими оставленное сном счастье, как пожар засыпают песком. Кажется, помогло. Но настроение лучше не стало.

Ну а дальше у него и вовсе появились причины держаться за это плохое настроение – он узнал о мертвых телах, которые шторм вымыл на берег. Трупов оказалось семь, все с «Соная» – прогулочного катера, который тем утром ушел в море. Шесть туристов, один член экипажа. Мало, конечно, на борту было гораздо больше народа. Но тут важен сам факт…

«Сонай» ведь до последнего оставался среди добрых надежд. Да, с катером не было связи несколько дней. Но это не означало гибель: могло быть повреждено оборудование, мог исчезнуть сигнал. Многие предпочитали верить, что катер просто потерялся в море, дрейфует где-то там, ждет спасения. Или что он добрался до дальнего порта и из-за общей неразберихи, созданной штормом, никак не может связаться с отелем. «Сонай» был относительно большим и новым судном, у него сохранялись все шансы выжить.

И вот появились эти мертвецы. Возможно, их попросту вымыло за борт, так что надежда на возвращение катера оставалась, но уже не такая сильная, как раньше. Она теперь едва теплилась…

Борис, проходя мимо пляжа, видел, что с родственниками погибших работает Полина. Она была не такой, как в его сне, – и при этом такой же. Странное сочетание, злившее его еще больше. Злость требовала выхода, и он предпочел обратить ее в энергию, столь необходимую при разборе завалов.

Но и тут не все было гладко. Упавшие стены и перекрытия сдвигались с трудом, бетон крошился, дерево рассыпалось. Борису казалось, что рухнувший отель издевается над ним, и спасателю понадобилась вся сила воли, чтобы скрыть это чувство от окружающих.

Из-за того, что сегодня решительно все шло не так, работа продвигалась мучительно медленно. Миновала половина дня – а им удалось извлечь из руин только два трупа. Злость начинала брать верх, Борис понял, что это не дело, и объявил перерыв чуть раньше, чем планировал. Людям сейчас нужно было отдохнуть, отдышаться, очиститься от вездесущей сероватой пыли, а ему – прийти в себя.

Делать это он предпочитал в одиночестве, но на сей раз одиночество бесцеремонно украли. Стоило Борису отойти в сторону с бутылкой воды, как на лавку рядом с ним всем своим грандиозным весом плюхнулся Александр Зотов. Лавка жалобно заскрипела, прогнулась, но выдержала.

– Борис Эдуардович, добрый день, – кивнул ему Зотов. – Как у вас там? Что-нибудь нужно?

– Желательно, чтобы не было логистических проблем, как сегодня. Цирк на ровном месте.

Борис не стал продолжать, в этом не было необходимости. Судя по мрачному взгляду Зотова, руководитель и так знал, что произошло.

Тела погибших не хранились на территории отеля – из-за отсутствия подходящих условий. Их на специальных машинах отправляли в ближайший город, уже там проводились и вскрытия, и все процедуры, необходимые для пересылки трупа в другую страну. Процесс был налажен неплохо, машины дежурили в «Пайн Дрим» постоянно и быстро уезжали.

Но сегодня быстро не получилось. У ворот устроили стихийный митинг местные женщины. Их было немного, но они оказались на удивление шумными и буйными. Борис понятия не имел, что им нужно, да и не интересовался. Его заботила лишь судьба мертвых тел, которые могли пострадать из-за этой напрасной суеты.