Талисман - Страуб Питер. Страница 22
Наверняка, это был он.
Капитан шагнул навстречу Осмонду. После секундного колебания Джек сделал то же самое.
— Мой сын, Левис, — покорно сказал офицер. Он ещё не до конца пришёл в себя, и все время смотрел в сторону.
— Благодарю, Капитан. Благодарю и тебя, Левис. Да пребудет с вами благосклонность Королевы.
Когда он тронул Джека рукоятью хлыста, мальчик чуть не вскрикнул.
Осмонд, стоя в двух шагах, разглядывал Джека с ленивым интересом. На нем была кожаная куртка: вокруг запястья обвивались браслеты (поскольку он все время держал хлыст в левой руке, Джек решил, что он левша). Длинные чёрные волосы перехватывала лента, которая когда-то была белой. Осмонд обладал двумя специфическими запахами. Первый — тот, который мать Джека называла «одеколон-всех-этих-мужчин»; это навело мальчика на воспоминания о старых черно-белых фильмах из жизни бедняков. Судьи и адвокаты в этих фильмах всегда носили парики, и, по мнению Джека, коробки, где эти парики хранились, пахли как Осмонд — сухим и горьковато-пыльным запахом дешёвого одеколона. Второй запах был более живой, но менее приятный; он как бы толчками исходил от Осмонда. Это был запах травы в долине, запах редко моющегося мужчины, запах пота.
В животе у мальчика заныло.
— Я не знал, что у тебя есть сын, Капитан Фаррен, — протянул Осмонд. Хотя он обратился к Капитану, его глаза не отрывались от Джека.
«Левис», подумал тот. «Я Левис, не забыть бы…»
— Конечно, нет, — ответил Капитан, со злостью и отвращением покосившись на Джека. — Я удостоил его чести и взял к себе в Королевский павильон, и теперь выгоняю, как собаку. Я поймал его играющим с…
— Да, да, — улыбнулся Осмонд.
«Он не верит ни одному слову», почувствовал Джек, и его охватила паника. «Ни одному слову!»
— Мальчишки бывают плохими. Все мальчишки плохие. Это аксиома.
Он похлопал Джека по плечу рукоятью хлыста. Нервы мальчика были напряжены до предела… он залился краской стыда.
Осмонд хихикнул.
— Конечно, плохие, это аксиома. Все мальчишки плохие. Я был плохим; полагаю, что и ты был плохим, Капитан Фаррен. Что? Не слышу? Был ты плохим?
— Да, Осмонд, — ответил Капитан.
— Очень плохим? — спросил Осмонд. Его слова прозвучали, как грязный намёк. Он начал вдруг пританцовывать. В этом не было ничего странного: Осмонд был изящным и гибким. Джек не почувствовал в намёке гомосексуального оценка. Нет, скорее в нем сквозило пренебрежение… и отчасти безумие.
— Очень плохим? Совсем плохим?
— Да, Осмонд, — бесстрастно согласился Капитан Фаррен. Его шрам на солнце стал багровым.
Танец оборвался так же внезапно, как и начался. Осмонд равнодушно взглянул на Капитана.
— Никто не знал, что у тебя есть сын, Капитан.
— Он незаконнорождённый. И дурак ленив, за что и наказан. — Внезапно Капитан залепил Джеку пощёчину. Удар был не очень сильный, но сознание мальчика на миг помутилось, а в ухе зазвенело. Он упал.
— Очень плохой. Совсем плохой, — лицо Осмонда приобрело равнодушно-жестокое выражение. — Вставай, плохой мальчишка. Плохие мальчишки, огорчающие своих отцов, должны быть наказаны. Более того, плохих мальчишек стоит допросить. — Он взмахнул хлыстом, и клубы пыли поднялись вокруг.
Джеку захотелось любым способом оказаться дома. Звук хлыста напоминал выстрел из пневматического ружья, которое было у мальчика в восемь лет. Такие ружья были у него и у Ричарда Слоута.
Осмонд схватил Джека за руку, подтащил к себе. Глаза его уставились в голубые глаза мальчика.
— Кто ты? — спросил он.
Вопрос прозвучал, как выстрел. Джек боялся взглянуть на Капитана и тем самым выдать себя. До него доносилось квохтанье кур, лай собаки, скрип несмазанных колёс телеги.
«Скажи мне правду; я хочу знать», — кричали глаза Осмонда. — «Ты похож на некоего плохого мальчишку, которого я впервые встретил в Калифорнии. Этим мальчишкой был ты?!.»
На мгновение в мальчике все задрожало.
«Да, я — Джек Сойер из Калифорнии. Королева этого мира — моя мать, но я умираю от страха, и я не знаю твоего босса, я знаю Моргана — и я скажу тебе все, что хочешь знать, только не смотри на меня своими прищуренными глазами, пожалуйста, потому что я только дитя, а дети — они рассказывают все-все…»
Потом Джек услышал голос своей матери:
«Ты собираешься дать себя выпотрошить этому парню, Джекки? ЭТОМУ парню? Он воняет дешёвым одеколоном и выглядит, как средневековая версия Чарльза Мэнсона… Постарайся притвориться. Ты оставишь его в дураках — нет сомнения! — если хорошо притворишься».
— Так кто же ты? — вновь спросил Осмонд, продвигаясь ближе. На лице его было написано полное доверие, которое помогало ему получать от людей нужные ему ответы.
Дыхание Джека стало прерывистым, и он прошептал:
— Я СОБИРАЮСЬ УХОДИТЬ! ХВАЛА ГОСПОДУ!
Осмонд, подавшись было вперёд, отпрянул от неожиданности. Он с отвращением взглянул на мальчика.
— Ты, чёртов маленький…
— Я СОБИРАЮСЬ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ БЕЙ МЕНЯ, ОСМОНД, Я СОБИРАЮСЬ УХОДИТЬ! Я НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ ПРИХОДИТЬ СЮДА! НИКОГДА! НИКОГДА! НИКОГДА!..
Капитан Фаррен выступил вперёд и толкнул его в спину. Джек, плача, растянулся на земле во весь рост.
— Он дурачок, как я уже говорил, — услышал он слова Капитана. — Прошу прошения, Осмонд. Можешь быть уверен, он уже так бит, что на его шкуре нет живого места. Он…
— Что он здесь делает? — взорвался Осмонд. Голос его стал визгливым и высоким, как у женщины. — Что делал здесь твой незаконнорождённый ублюдок?! Не пытайся показать мне его удостоверение! Я знаю, что у него нет удостоверения! Ты хотел накормить его с Королевского стола, или он намеревался стащить королевское серебро… Я знаю… он плохой… достаточно разок взглянуть на него, чтобы понять, что он очень, чрезвычайно, необычайно плохой!
Хлыст вновь рассёк воздух, и Джек успел подумать: «Я знаю, где это происходит». Потом грубая рука сгребла его за куртку. Боль пронзила все тело. Он закричал.
— Плохой! Абсолютно плохой! Неповторимо плохой!
Каждое «плохой» сопровождалось взмахом хлыста. Мальчик потерял ощущение времени. Сколько же продолжается эта экзекуция?!.
Внезапно чей-то голос позвал:
— Осмонд! Осмонд! Вот ты где! Ну, слава Богу!
Звук приближающихся шагов.
Раздражённый голос Осмонда:
— Ну? Ну? Что стряслось?
Его рука разжалась, и Джек упал. Кто-то ласково поддержал его. Трудно было поверить, что это суровый Капитан.
Мальчик со скрытой ненавистью взглянул на своего инквизитора.
«Ты сделал это — ты бил меня и издевался надо мною. Слушай же внимательно! При случае я отомщу тебе…»
— Ты в порядке? — прошептал Капитан.
— Да.
— Что? — гневно спросил Осмонд двоих людей, прервавших мучения Джека.
Первый был одним из тех денди, мимо которых Джек и Капитан проходили, направляясь в потайную комнату. Второй был похож на погонщика, которого Джек увидел сразу же после прибытия в Территории. Этот второй был напуган; кровь прихлынула к его лицу. Левая нога погонщика была изуродована.
— Что вы скажете, болваны?
— Мой фургон опрокинулся, когда мы огибали окраину Обедней Деревни, — сказал погонщик. Он говорил медленно, как человек, убитый горем. — Мой сын погиб, господин. Его задавило бочонком. В мае ему исполнилось всего шестнадцать. Его мать…
— Что? — Осмонд побелел от гнева. — Бочонком? В Королевстве? Идиот, сын осла! Ты это хочешь мне сказать?!.
Голос Осмонда с каждым словом нарастал, как у оперного певца при исполнении сложного пассажа. Одновременно он снова начал пританцовывать… Те па, которые он выделывал, не могли не вызвать смех.
Терпеливо, как если бы Осмонд упустил нечто важное (так казалось ему), погонщик снова начал:
— Ему было только шестнадцать в мае. Мать не хотела, чтобы он ехал со мной. Я не думаю, что…