Темная половина - Кинг Стивен. Страница 46

Последовало долгое молчание; возможно, не менее десяти минут. Затем, очень тихо, Алан спросил:

— Что?

— Его имя — Джордж Старк, — сам Тад удивился спокойствию своего голоса, а еще более тому, что он чувствовал себя спокойным... если только спокойствие и глубокий шок не заставляют ощущать одно и то же. Но сразу убедить в истинности этого высказывания: «Вы уже знаете его имя, это — Джордж Старк», было не слишком легким и благодарным делом.

— Я не уверен, что понимаю вас, — сказал Алан после долгой паузы.

— Конечно, понимаете, Алан, — вмешалась Лиз. Тад взглянул на нее, изумленный столь безучастным голосом. — Мой муж сказал, что его литературный псевдоним ухитрился каким-то способом ожить. Могильная плита на фотографии... что там говорилось на ней, где по идее должна была бы красоваться цитата из писания или какие-то краткие стихи, но Тад сказал репортеру: «НЕ САМЫЙ ПРИЯТНЫЙ ПАРЕНЬ». Вы помните?

— Да, но, Лиз... — шериф посмотрел на них обоих с выражением беспомощного удивления, как будто он впервые осознал, что разговаривает с людьми, потерявшими рассудок.

— Приберегите свои насмешки, — сказала она все тем же колючим тоном. — У вас еще будет для них достаточно времени. У вас и всех прочих. А пока же послушайте меня. Тад совсем не преувеличивал и не шутил, говоря, что Джордж Старк — не самый приятный парень. Тад, может быть, и думал, что он дурачится, но это не было просто шуткой. Я это знаю, даже если Тад этого сам еще не понял. Джордж Старк не просто не самый приятный парень, на самом деле — он ужасный парень. Он заставлял меня все более волноваться и страдать из-за каждой из четырех написанных им книг, и когда Тад наконец решил убить Старка, я поднялась в нашу спальню и расплакалась от чувства облегчения. — Она посмотрела на Тада, который не сводил с нее взгляда. Она ответила ему глазами перед тем, как продолжить. — Это правда. Я плакала. Я действительно плакала. Мистер Клоусон из Вашингтона был омерзительным мелким пресмыкающимся, но он принес нам большую пользу, может быть, самую большую за все годы нашей семейной жизни, и потому мне жаль, что он мертв, намного больше, чем жаль других.

— Лиз, я не думаю, что вы действительно хотите сказать...

— Не говорите мне, что я хочу или не хочу сказать, — ответила она.

Алан вздохнул. Ее голос оставался ровным и достаточно негромким, чтобы не разбудить Уэнди или вызвать более энергичные подъемы головы Уильяма перед тем, как он уляжется на своей половине манежа и заснет вслед за сестрой. Алан почувствовал, что если бы не дети, он обязательно услышал бы более громкий голос. Может быть, даже голос, повернутый на всю катушку.

— Таду есть что сказать вам. Вам следует очень внимательно выслушать его, Алан, и попробовать хотя бы проверить или поверить его словам. Потому что иначе этот человек — кто бы он ни был — будет продолжать убивать, пока не дойдет до последней строчки в своем списке мясника. У меня есть некоторые сугубо личные причины не желать продолжения этого кошмара. Видите ли, я думаю, что и Тад, и я, и наши дети тоже могут находиться в таком списке.

— Хорошо. — Голос Алана звучал спокойно, хотя его мысли скакали в сумасшедшем темпе. Он делал большие усилия, чтобы подавить в себе раздражение от несбывшихся ожиданий, даже злость, а может и удивление, и попытаться рассмотреть эту сумасшедшую идею возможно более четко и объективно, насколько это было возможно. Не было, конечно, вопроса, истинна или ошибочна вся эта гипотеза — она, несомненно, была за пределами разумной мысли — но удивляло, почему они столь сильно беспокоились насчет целесообразности этого рассказа. Было ли это вызвано стремлением скрыть какие-то вымышленные сложности при осуществлении убийств? А может, что-то еще? Возможно ли, что они верили во все это? Казалось настолько диким, что пара хорошо образованных и рационально мыслящих людей — во всяком случае, до нынешнего разговора — могла бы поверить в это, но от них по-прежнему не исходил тот самый аромат, по которому шериф безошибочно мог уловить лгущих ему людей. Этого не было ни в первый его визит сюда, ни во все последующие. «Сознательно лгущих», — поправил себя шериф. — Продолжайте, Тад.

— Ладно, — сказал Тад. Он нервно прокашлялся и встал. Его рука потянулась к карману на груди, и Тад с изумлением понял, что машинальный жест был связан с давно изжитой им привычкой: достать сигареты, которые он не курил уже многие годы. Он засунул руки в карманы брюк и взглянул на Алана Пэнборна с тем выражением, каковое должно было бы у него появиться на лице, узрей Тад в своем кабинете неожиданного визитера.

— Здесь происходит что-то очень странное. Нет, более чем странное. Это ужасно и необъяснимо, но это действительно происходит. И оно началось, как я полагаю, когда мне было всего одиннадцать лет.

Тад рассказал обо всем: о головных болях в детстве, о пронзительных криках и о сводящих с ума видениях стай воробьев, служивших предвестниками приступов, и о возвращении в его сознание этих воробьев совсем недавно. Он показал Алану страницу рукописи с надписью поперек ее черным карандашом: «ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА». Он рассказал о том ужасном приступе, который перенес в своей рабочей комнате в университете, и что он смог записать тогда (насколько это сейчас помнилось) на обороте заказного бланка. Он объяснил, что он потом сделал с этим бланком, и попытался описать свой страх и ужас, вызвавшие его стремление как можно скорее уничтожить написанное.

Лицо Алана оставалось бесстрастным.

— Помимо всего, — закончил Тад, — я знаю, что это Старк. Здесь. — Он сжал кулак и постучал по груди.

Алан Пэнборн ничего не говорил несколько секунд. Он начал крутить свое обручальное кольцо на среднем пальце левой руки, и эта процедура, казалось, целиком увлекла его.

— Вы потеряли в весе после женитьбы, — спокойно сказала Лиз. — Если вы не подгоните кольцо по размеру, то однажды потеряете его, Алан.

— Да, думаю, что это так. — Он поднял голову и взглянул на Лиз. Пока он говорил, случилось так, что Тад на несколько минут вышел из комнаты в поисках чего-то, и только они двое остались там. — Ваш муж позвал вас в кабинет и показал вам то первое послание из мира духов, сразу же как я уехал... верно?

— Единственное привидение >игра слов — spirit означает как «дух, привидение», так и «спиртные напитки»>, которое я наверняка знаю и много раз видела — это склад ликера в миле ниже по дороге, — спокойно сказала Лиз, — но он действительно показал мне эту запись после того, как вы уехали, это верно.

— Сразу после моего ухода?

— Нет, мы укладывали детей спать, а потом, когда уже сами собирались ложиться, я спросила Тада о том, что он скрывает от меня.

— Между тем моментом, когда я уехал, и временем, когда он рассказал вам о затемнениях сознания и звуках птичьих голосов, были ли какие-нибудь периоды, когда он находился вне поля вашего зрения? То есть, было ли у него время, чтобы он мог подняться в кабинет и написать эту фразу, вот что я подразумеваю.

— Я не могу быть здесь уверенной в чем-либо, — ответила Лиз. — Мне думается, что мы были все время вместе, но я не могу этого утверждать с полной уверенностью. Да и вряд ли это будет решающим, если даже я скажу, что он никогда не выпадал из поля моего зрения, так ведь?

— Что вы подразумеваете, Лиз?

— Я подразумеваю, вы тогда решите, что я также лгу, верно?

Алан глубоко вздохнул. Это был единственный ответ, если таковой и вообще требовался.

— Тад не лжет здесь ни в чем.

Алан кивнул.

— Я ценю вашу прямоту, и поскольку вы не можете с уверенностью утверждать, что Тад не покидал вас хотя бы на пару минут, я не могу обвинить вас во лжи. Я рад этому. Вы все же допускаете такую возможность, и, я думаю, вы также допустите, что альтернатива подобной возможности выглядит просто дикой.

Тад прислонился к камину, его глаза переходили справа налево и обратно, словно у зрителя на теннисном матче. Шериф не сказал чего-то нового, из того, чего сам Тад не предвидел уже заранее, напротив, Алан Пэнборн действовал очень деликатно, пытаясь обнаружить несообразности в его рассказе. И все же Тад ощущал горькое разочарование... почти сердечную боль. Надежда, что Алан все же поверит — может быть, чисто инстинктивно, но поверит — оправдалась в той же степени, как возможные чудодейственные препараты от всех болезней в аптечных пузырьках и бутылочках.