Темная половина - Кинг Стивен. Страница 71
Кролик проскакал по стене. За ним прошла кошка. Собака сменила кошку.
Оставь это. Это безумие.
Конечно, это безумие. И, конечно, ему надо это оставить. Это просто из-за выдавшегося окна в его бурной деятельности летом в Кастл Роке. Когда же вы сильно заняты, вы не можете думать, и иногда это даже хорошо — не думать.
За собакой появился слон, покачивая хоботом, для чего Алан использовал свой мизинец на левой руке.
— А, черт с ним, — сказал Пэнборн и пододвинул к себе телефон. В то же время другая рука полезла в задний карман, чтобы извлечь оттуда что-то. Шериф нажал кнопку автоматической связи с управлением полиции штата Мэн в Оксфорде и спросил диспетчера, на месте ли Генри Пейтон из отдела уголовного розыска. Оказалось, что да. Алан подумал, что, видно, и в управлении сегодня тихий денек, раз Генри оказался у телефона.
— Алан? Что тебе надо от меня?
— Я хотел попросить тебя, — сказал шериф, — чтобы ты сделал мне одолжение и позвонил Главному лесничему Йеллоустонского национального парка для меня. Я могу дать тебе номер. — Он взглянул на бумагу с легким удивлением. Он записал телефон на обороте визитной карточки неделю тому назад. А сейчас его рука сама собой достала ее из толстого бумажника, куда он даже не успел заглянуть.
— Йеллоустон! — голос Генри развеселился. — Это не там, где загорают йоги — Медведи из мультфильмов?
— Нет, — улыбнулся шериф. То называется «Джеллистон». И никакие медведи здесь не подозреваются, в любом случае. По крайней мере, насколько мне известно это сегодня. Мне нужно поговорить с человеком, находящимся там в летнем туристическом палаточном лагере, Генри... Я даже не знаю, действительно так уж это надо или нет, но тогда я наверняка успокою свою голову. Это выглядит как не доведенное до конца дело.
— Это связано с Хомером Гамашем?
Алан переложил трубку к другому уху и пробежал глазами вытащенную визитную карточку с телефонным номером Главного лесничего.
— Да, — ответил он, — но если ты попросишь меня все объяснить, я буду выглядеть, как последний дурак.
— Просто предчувствие?
— Да. — И шериф был удивлен, обнаружив, что у него действительно есть предчувствие — он даже сам до этого не был здесь уверен. — Человек, с которым мне надо связаться, — это ушедший на пенсию доктор по имени Хью Притчард. Он там с женой. Лесничий, вероятно, знает, где они, и, как я догадываюсь, в палаточном городке должен быть телефон. Им обоим за семьдесят. Если ты позвонишь туда, лесничий, может быть, передаст им мою просьбу насчет разговора с доктором.
— Другими словами, ты полагаешь, что Главный лесничий национального парка воспримет офицера полицейской службы штата куда серьезнее, чем дерьмового шерифа графства.
— У тебя очень дипломатический талант называть вещи своими именами, Генри.
Генри Пейтон радостно расхохотался.
— Я сделаю, почему бы и нет? Но я тебе скажу вот что, Алан — я сделаю только эту небольшую услугу, поскольку ты не будешь заставлять меня окунаться все глубже и глубже в это...
— Нет-нет, это все, — благодарно перебил шериф. — Это все, что я прошу.
— Подожди минутку, я не кончил. Как ты понимаешь, я не имею права пользоваться нашей срочной ВАТС линией для подобных звонков. Капитан следит за такими штуками, дружище. И очень строго. И если заметит меня за этим делом, то поинтересуется, почему я трачу деньги налогоплательщиков для твоих прихотей. Ты понял, что я имею в виду?
Алан вздохнул, сдаваясь.
— Можешь использовать номер моей кредитной карточки, — ответил Пэнборн, — и можешь передать лесничему, я оплачу ответный срочный звонок из своего кармана.
На другом конце провода последовала пауза, и куда более посерьезневший Генри, наконец, спросил.
— Это действительно важно для тебя, Алан?
— Да. Не знаю почему, но да..
Последовала еще одна короткая пауза. Алан прямо-таки чувствовал, как Генри Пейтон подавляет в себе желание задать вопросы. Наконец, лучшая часть души Генри взяла верх в этой борьбе.
— О'кей, — сказал он. — Я позвоню и сообщу Главному лесничему, что ты хочешь срочно переговорить с этим Хью Притчардом в связи с расследованием дела об убийстве в графстве Кастл, штат Мэн. Как зовут его жену?
— Хельга.
— Откуда они приехали?
— Форт Ларами, Вайоминг.
— О'кей, шериф; сейчас самое неприятное. Какой номер твоей кредитной карточки?
Вздохнув еще раз, Алан назвал номер.
Минутой позже парад зверей на стенке под солнечными лучами возобновился с новой силой и энергией.
Этот старикан, может, и никогда не позвонит мне, — подумал он, — и даже если он это и сделает, то вряд ли он сможет объяснить мне всю эту чертовщину, чтобы я что-то попробовал использовать — да и как он смог бы это сделать?"
И все же Генри прав насчет одной вещи: у него есть какое-то предчувствие. О чем-то. И оно никак не исчезло.
Пока Алан Пэнборн беседовал с Генри Пейтоном, Тад Бомонт парковал машину на одной из факультетских стоянок за учебным корпусом. Он вылез из машины, стараясь ничего не задеть левой рукой. Какой-то момент он просто постоял на воздухе, наслаждаясь летним днем и совершенно необычным умиротворением университетского двора.
Коричневый «Плимут» стоял бок о бок с его «Субурбаном», и два рослых охранника, быстро выбравшиеся из полицейской машины, тут же отмели всякие мечты о мире и покое, которые могли посетить Тада, стоящего около тихого и величавого здания.
— Я только поднимусь в свою рабочую комнату на несколько минут, — сообщил Тад. — Вы можете подождать и здесь, если хотите. — Он заметил двух девушек, идущих прогулочным шагом, вероятно в Восточную пристройку, чтобы подать заявки на летние курсы. Одна была одета в ветровку и шорты, а на другой была почти несуществующая мини-юбка с разрезом, которую смог бы выдержать только мужчина с крепкими нервами и сердцем. «Наслаждайтесь пейзажем».
Оба охранника с такой силой повернули свои головы за шествующими девицами, словно у них вместо шеи были какие-то невидимые постороннему взгляду вертлюги. Наконец старший из двоих — Рэй Гаррисон или Рой Харриман, Тад не был уверен, что правильнее — повернулся обратно к Таду Бомонту и огорченно ответил:
— Конечно, приятнее было бы остаться здесь, но лучше все же подняться с вами.
— Но, в самом деле, это всего лишь второй этаж!..
— Мы будем ожидать в холле.
— Вы даже не знаете, парни, как все это начинает угнетать меня, — сообщил Тад.
— Приказ, — ответил Гаррисон — или — Харриман.
Было абсолютно ясно, что угнетенное состояние Тада — как, впрочем, и счастливое — для него значат даже еще меньше, чем ноль.
— Да, — сказал Тад, сдаваясь. — Приказ — это все.
Он пошел первым к боковой двери. Оба охранника шли за Тадом на расстоянии двенадцать шагов, причем в своей штатской одежде они выглядели даже еще более явными копами, чем в обычной униформе — таково было глубокое убеждение охраняемого ими великого писателя.
После теплого и влажного наружного воздуха, потоки кондиционируемого воздуха обдали Тада прохладой. И сразу его рубашка ощутила, что по коже Тада побежали мурашки. Корпус, столь полный шума и движения во время академического учебного года, с сентября по май, сейчас производил впечатление заброшенности, в этот субботний день в начале лета. В понедельник жизнь здесь проявится, может быть, не более чем на треть по отношению к повседневной суете в разгар учебы, но, тем не менее, корпус оживет. В понедельник откроются трехнедельные летние курсы, но сегодня Таду было как-то особенно неловко за свою охрану в безлюдном месте. Тад подумал, что, возможно, на втором этаже и вообще никого не встретит, что избавит его от необходимости давать объяснения своим старым университетским друзьям и коллегам относительно тех новых двух, не отстававших от него, где бы Тад ни был.
Второй этаж все же не был абсолютно пустынный, но Таду удалось легко пройти выдавшееся испытание встречей. Роули Делессепс проплывал по маршруту между общей профессорской и своей рабочей комнатой в обычной и излюбленной манере... что означало, что вид у Роули был точь-в-точь как у человека только что пропустившего сильный удар в голову, который отбил у него и память, и контроль за движениями ног. Он шел, словно в полусне, натыкаясь то на одну стену, то на другую, выделывая какие-то замысловатые петли, разглядывая все вывески, плакаты, объявления, стенгазеты, прикрепленные на стенах и дверях кабинетов и комнат его ученых коллег. Возможно, Роули и направлялся к себе — так, по крайней мере, это выглядело — но вряд ли кто-нибудь даже очень хорошо знавший Роули Делессепса, смог бы за это поручиться. Черенок гигантской трубки был плотно зажат во рту Роули между его вставными челюстями. Эти челюсти были не столь желтыми как трубка, но весьма напоминали ее своим оттенком. Трубка была пустой и пребывала в таком состоянии еще с конца 1985 года, когда врач категорически запретил Роули курить из-за угрозы инфаркта. Он никогда особо и не любил курить, — объяснял Роули своим вежливым голосом всем интересовавшимся его пустой трубкой. — Но, джентльмены, без этой трубки во рту... я не смогу понять, куда мне надо идти или что надо делать, даже если мне и повезет счастливо добраться сюда". Множество раз он производил впечатление человека, не знающего где он находится и почему... то же самое, что и в данный момент. Некоторые люди, знавшие Роули целые годы, вдруг неожиданно открывали для себя, что он вовсе не такой рассеянный дуралей, каким им он всегда казался. Но некоторые так этого и не смогли открыть.