Темная половина - Кинг Стивен. Страница 76
Тад бессмысленно смотрел на слова. Когда он печатал последнюю букву, все вдруг словно отрезали — это было так, словно он был лампой, а кто-то взял и вывинтил пробки. Никакой боли в руке. Никакого зуда. Нет и ползущего червя, нет и чувства слежки за собой.
Птицы улетели. То тяжелое, подавляющее волю Тада чувство куда-то ушло. И Старк тоже ушел.
А может он и не приходил вовсе? Нет. Старк оказался в доме, когда Тад ушел. Они оставили двух охранников, но дело не в них. Он бы дураком, непроходимым идиотом, решив, что два копа могут что-то сделать. Даже отряд зеленых беретов специального назначения тут ничем бы не смог помочь. Джордж Старк не был человеком, он был чем-то типа фашистского танка «Тигр», который вдруг приобрел человеческий облик.
— Как идут дела? — поинтересовался появившийся Харрисон.
Тад подскочил, словно кто-то сзади воткнул ему кнопку в шею... и это заставило его вспомнить о Фредерике Клоусоне, Клоусоне, который влез не в свое дело... и приговорил себя к смерти, рассказав все, что знал.
«РАССКАЖЕШЬ КОМУ-НИБУДЬ — И ОНИ УМРУТ», — бросилось ему в глаза с листа бумаги в машинке.
Тад поднялся, вынул лист из-под валика и скомкал его. Он это сделал не глядя вокруг, чтобы не встревожить Харрисона своей тревогой — это было бы слишком тяжелой ошибкой. Он пытался выглядеть беззаботным. Но он не ощущал ничего, кроме умопомешательства. Тад ждал, что Харрисон поинтересуется, что он напечатал и почему так поспешил вынуть это из машинки. Но раз Харрисон не спросил об этом, Тад сам объяснил.
— Я думаю, что закончил. Черт с ней, этой запиской. Я возвращу эти заявки еще до того, как миссис Фэнтон узнает, что их забрали, в любом случае. — Это было во многом — по крайней мере, здесь — чистой правдой... если только Алтея не следила за делами факультета с небес... Тад поднялся, надеясь, что ноги не предадут его, но затем снова опустился в кресло. Ему удалось увидеть, что Харрисон стоит в дверях, вовсе и не глядя на него. Секунду назад Тад был уверен, что этот человек дышит ему в шею, но Харрисон ел пирожное и взирал поверх головы Тада в окно на нескольких студентов, слонявшихся по площади.
— Мальчик, это место просто мертвое, — сказал коп.
Моя семья, может быть, тоже, еще до того, как я вернусь.
— Почему мы не идем? — спросил Тад Харрисона.
— Звучит для меня приятно.
Тад рванулся к двери. Харрисон взгляну на него, сильно удивленный.
— Елки-палки, — сказал он. — Может быть, ставим эту тьму чудаку-профессору.
Тад вытаращился на Харрисона, затем взглянул вниз и заметил, что все еще держит скомканную бумажку в одной руке. Он швырнул ее в корзинку для мусора, но дрожащие руки подвели его. Бумага ударилась о край корзинки и свалилась на пол. Еще до того, как Тад наклонился, чтобы подобрать ее, Харрисон сделал это сам. Он теперь беспечно перекатывал комочек бумаги из руки в руку.
— Вы уходите, не забирая заявок, из-за которых вы приехали сюда? — спросил полисмен. Он указал на отобранные Тадом папки, которые были перевязаны красной прорезиненной лентой. Затем Харрисон продолжил свою игру в перекатывание бумажного шарика с двумя последними сообщениями Старка из одной руки в другую, с левой на правую, с правой на левую, взад и вперед. Тад мог увидеть кусочек текста снаружи шарика: «КОМУ-НИБУДЬ И ОНИ УМ».
— Ох. Эти. Спасибо.
Тад поднял папки, затем почти бросил их. Сейчас Харрисон может развернуть бумажку в своих руках. Он это сделает, и хотя Старк, может, и не следил за ними в данный момент — Тад в этом был почти уверен, почему-то — Старк это быстро проверит и узнает. А когда он узнает, то сделает что-то невообразимое с Лиз и с детьми.
— Не обращайте на это внимания, — Харрисон подкинул шарик в сторону корзинки. Тот подпрыгнул у краешка корзинки, срикошетил и свалился внутрь. — Два очка, — заявил удовлетворенный охранник и пошел вперед, чтобы Тад мог закрыть дверь на ключ.
Он спускался по лестнице в сопровождении эскорта копов. Роули Делессепс выплыл из своей кельи и пожелал хорошего летнего отдыха, словно н видал Тада ранее. Тад пожелал того же голосом, который, как ни странно, звучал достаточно обычным. Тад ощущал сея, как бы переведенным в режим автопилота. Это ощущение оставалось до того момента, когда он добрался до машины. Укладывая папки с заявками в «Субурбан», он вдруг заметил платный телефон-автомат по другую сторону автостоянки.
— Я хочу позвонить жене, — сказал Тад Харрисону. — Узнать, не нужно ли чего ей в магазине.
— Вам бы это надо было сделать наверху, — сообщил Манчестер. — Сэкономили бы четверть доллара.
— Я забыл, — согласился Тад. — Может быть, это передалось мне от того чудака-профессора.
Оба охранника обменялись веселым взглядом и забрались в «Плимут», где они могли насладиться кондиционером и наблюдать за Тадом через ветровое стекло.
Тад чувствовал себя так, как будто его набили толченым стеклом. Он вытащил четвертак из кармана и опустил его в монетоприемник. Рука дрожала, и он ошибся, набирая вторую цифру. Он дал отбой, дождался возврата монеты и снова набрал номер, думая все время об одном и том же: «Иисус Христос, это же все в точности, как при убийстве Мириам. Все точь-в-точь, как в ту ночь».
Какая-то внутренняя сила сделала почти все помимо его воли и сознания.
Ему со второй попытки удалось попасть к себе в дом, и теперь он стоял, столь плотно прижав трубку к уху, что оно заболело. Он пытался как мог скрыть свое напряжение. Тад не мог позволить Харрисону и Манчестеру понять, что что-то неладно — любой ценой он этого не должен допустить. Но ему никак не удавалось расслабить свои сжавшиеся от напряжения и страха мышцы.
Старк сиял трубку с первого же звонка.
— Тад?
— Что ты сделал с ними? — голос был подобен выплевыванию уже сухих шариков жвачки. Но в конце вопроса Тад смог услышать голоса своих близнецов. Их плач был странно успокаивающим. Это не были те вопли ужаса, которыми огласила Уэнди свое падение с лестницы, — это были плачущие, может быть, капризные крики, но никак не крики от боли.
— Хотя, Лиз — где Лиз?
— Ничего страшного, — ответил Старк, — ты же сам можешь слышать. Я не коснулся даже волоска на их прелестных головках. Пока.
— Лиз, — сказал Тад. Он вдруг преодолел чувство ужаса. Это напоминало выплывание из набежавшей гигантской прибойной волны.
— Что насчет нее? — тон был поддразнивающий, утрированно — неопределенный.
— Дай ее мне! — рявкнул Тад. — Если ты надеешься, что я напишу хотя бы еще одно слово под твоим именем, _т_ы_ дашь ее мне! — А часть его сознания, видимо, не поддавшаяся даже этому чувству дикого ужаса и изумления, предупреждала: «Следи за свои лицом, Тад. Ты только на три четверти отвернулся от копов. Человек не вопит в трубку, когда хочет выяснить у жены, достаточно ли дома яиц».
— Тад! Тад, старина! — голос Старка звучал обиженно, но Тад знал с ужасающей и сводящей с ума определенностью, что этот сукин сын сейчас ухмыляется. — У тебя почему-то предвзятое и очень плохое обо мне мнение, дружище. Будь помягче, сынок! Охлади свои двигатели, вот и она.
— Тад? Тад, это ты? — она говорила взволнованно и испуганно, но без паники. Просто неспокойно.
— Да. У тебя все о'кей, милая? Как дети?
— Да, все о'кей. Мы... — Последнее слово затерлось каким-то шумом. Тад мог услышать, как это ублюдок что-то говорил ей, на не разобрал, что именно. Лиз сказала «да, о'кей» и вернулась к телефону. Теперь она говорила, почти плача. — Тад, уже знаешь, что ему надо.
— Да, я знаю.
— Но он хочет, чтобы я передал тебе, что ты не сможешь делать это здесь. Полиция скоро вернется с тобой. Он... Тад, он говорит, что убил тех двух, охранявших дом.
Тад закрыл глаза.
— Я не знаю, как он это сделал, но он говорит, что сделал... и я... Я верю ему. — Сейчас она плакала. Пыталась сдержаться, зная, что этим сильно опечалит Тада и понимая, что в таком состоянии он может сделать что-то опасное. Он сжал трубку и попытался принять беззаботный вид.