Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 2
— Значит, ты вроде как скоро умрешь?
— О да.
Пальцы волшебника пощекотали кошку за ухом, и та замурлыкала.
На лице кузнеца отразилось смущение.
— Когда?
Волшебник поразмыслил секунду.
— Минут шесть.
— О-о.
— Не волнуйся, — сказал волшебник. — По правде говоря, я жду этого с нетерпением. Я слышал, это совершенно не больно.
Кузнец обдумал его слова.
— И кто тебе такое сказал? — изрек он наконец.
Биллет сделал вид, что погрузился в свои мысли. Он смотрел на мост, пытаясь разглядеть в тумане красноречивое завихрение.
— Слушай, — окликнул его кузнец. — Ты бы лучше объяснил мне, как правильно воспитывать волшебника. Видишь ли, в наших краях волшебников отродясь не бывало и…
— Все уладится само собой, — любезно заверил его Биллет. — Магия привела меня к тебе, она же позаботится обо всем остальном. Так оно обычно бывает. Кажется, я слышал крик?
Кузнец поднял глаза к потолку. Сквозь шум дождя до них донеслись звуки, издаваемые парой новеньких, работающих на полную мощность легких.
Волшебник улыбнулся.
— Пусть его принесут сюда.
Кошка у него на коленях уселась и заинтересованно уставилась на широкую дверь кузницы, а потом, когда кузнец подошел к лестнице и окликнул тех, кто был наверху, соскочила на пол и неторопливо удалилась в противоположный угол, мурлыча как ленточная пила.
По ступенькам спустилась высокая худая женщина, держащая в руках нечто, завернутое в одеяло. Кузнец торопливо повел ее к волшебнику.
— Но… — запротестовала она.
— Это очень важно, — напыщенно перебил ее кузнец. — Что нам делать теперь, господин?
Волшебник поднял свой посох. Посох достигал в высоту человеческого роста и был толщиной с Биллетово запястье. А еще его покрывала резьба, которая (кузнец аж моргнул) менялась прямо на глазах, будто не хотела, чтобы посторонние видели, что именно она изображает.
— Ребенок должен взять его в руку, — сказал Драм Биллет.
Кузнец кивнул, покопался в складках одеяла и, отыскав там маленький розовый кулачок, осторожно направил его к посоху.
Крошечные пальчики крепко обхватили отполированное дерево.
— Но… — вмешалась повитуха.
— Все в порядке, матушка, я знаю что делаю. Она ведьма, господин, не обращай на нее внимания. Так, что теперь?
Волшебник не ответил.
— Что нам делать те…
Кузнец, осекшись, наклонился и вгляделся в лицо старого волшебника. Биллет улыбался, но одним богам было ведомо, что показалось ему таким забавным.
Кузнец сунул ребенка лихорадочно мечущейся женщине, как можно более уважительно разогнул тонкие бледные пальчики и высвободил посох.
Посох был странно маслянистым на ощупь, словно статическое электричество. Само дерево казалось почти черным, но резьба светлыми пятнами выделялась на нем и резала глаз, стоило попробовать к ней присмотреться.
— Ну что, доволен собой? — спросила повитуха.
— А? О да. По правде говоря, да. А что? Она откинула складку одеяла. Кузнец взглянул вниз и сглотнул.
— Нет. Он же сказал…
— А что ОН мог об этом знать? — презрительно хмыкнула матушка.
— Но он же сказал, что родится сын!
— По мне так это не похоже на сына, приятель.
Кузнец тяжело хлопнулся на свой табурет и обхватил голову руками.
— Что же я натворил?! — простонал он.
— Ты подарил миру первую женщину-волшебника, — отозвалась повитуха. — А сто это у нас здесь? Сто это за плелесть?
— Чего?
— Я разговаривала с ребенком. Белая кошка замурлыкала и выгнула спину, словно ласкаясь к старому другу. Самое странное, никого рядом с ней не было.
“Какой же я дурак, — произнес чей-то голос, но слова эти не мог услышать ни один смертный. — Я думал, магия сама знает что делать”.
— ВОЗМОЖНО, ТАК ОНО И ЕСТЬ.
“О, если бы я мог что-нибудь изменить…”
— НАЗАД ХОДУ НЕТ. НАЗАД ХОДУ НЕТ, — прогудел глубокий, тяжелый голос, похожий на грохот закрывающихся дверей склепа.
Струйка небытия, которая некогда была Драмом Биллетом, задумалась. “Но у нее будет куча проблем”.
— НАСКОЛЬКО МНЕ ИЗВЕСТНО, В ЭТОМ И ЗАКЛЮЧАЕТСЯ СМЫСЛ ЖИЗНИ. ХОТЯ МНЕ ОТКУДА ЗНАТЬ? “А как насчет реинкарнации?” Смерть поколебался (не стоит забывать, что на Диске Смерть — мужского рода).
— ПОВЕРЬ МНЕ, ТЕБЕ ЭТО НЕ ПОНРАВИТСЯ.
“Я слышал, некоторые люди только этим и занимаются”.
— ЗДЕСЬ ТРЕБУЕТСЯ ПОДГОТОВКА. НУЖНО НАЧАТЬ С НИЗШЕГО УРОВНЯ И ПРОДВИГАТЬСЯ ВВЕРХ. ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ БЫТЬ МУРАВЬЕМ.
“Неужели это так страшно?”
— ЕЩЕ КАК. А С ТВОЕЙ КАРМОЙ Я БЫ И МУРАВЬЕМ НЕ НАДЕЯЛСЯ СТАТЬ.
Ребенка отнесли обратно к матери, а кузнец сидел, безутешно изучая дождь. Драм Биллет почесал кошку за ухом и задумался о своей жизни. Она была долгой — одно из преимуществ профессии волшебника, — и он натворил много дел, о которых ему не всегда было приятно вспоминать. Самое время…
— ЗНАЕШЬ ЛИ, ВРЕМЕНИ У МЕНЯ НЕ ТАК УЖ И МНОГО, — с упреком заметил Смерть.
Волшебник посмотрел на кошку, и только тут до него дошло, насколько странно она выглядит.
Живым невдомек, насколько сложно выглядит мир с точки зрения покойника, потому что смерть, освобождая разум от смирительной рубашки, в которой его держат три измерения, отсекает его также и от Времени, которое есть не что иное, как еще одно измерение. Хотя трущаяся о невидимые ноги Биллета кошка оставалась той же самой кошкой, которую он видел несколькими минутами раньше, она также являлась и крошечным котенком, и толстой, полуслепой старой кошачьей матроной, и всеми промежуточными стадиями. Одновременно. В результате кошка смахивала на белую кошкообразную морковку — описание, которым придется довольствоваться, пока люди не изобретут четырехмерные прилагательные.
Костлявая рука Смерти мягко постучала Биллета по плечу.
— ИДЕМ, СЫН МОЙ.
“Неужели я ничего не могу сделать?”
— ЖИЗНЬ — ДЛЯ ЖИВЫХ. КРОМЕ ТОГО, ТЫ САМ ОТДАЛ ДЕВОЧКЕ СВОЙ ПОСОХ.
“Да. Что есть, того не отнять”.
Повитуху звали матушка Ветровоск. Она была ведьмой. В Овцепикских горах этот вид деятельности считался вполне приемлемым занятием, и никто не мог сказать о ведьмах худого слова. Если хотел проснуться утром в том же обличье, в котором лег спать.
Кузнец все еще сидел, хмуро созерцая дождь, когда матушка снова спустилась по лестнице и похлопала его по плечу бородавчатой рукой.
Он поднял глаза.
— Что мне теперь делать, матушка? Как он ни старался, в голосе его невольно прозвучала мольба.
— Куда ты дел волшебника?
— Вынес на улицу и положил в дровяном сарае. Я правильно поступил?
— Пока этого достаточно, — бодро ответила она. — Теперь ты должен сжечь посох.
Они оба обернулись и посмотрели на тяжелый жезл, который кузнец поставил в самый темный угол кузницы. Еще немного — и у них создалось бы впечатление, что посох смотрит на них в ответ.
— Но он же магический, — прошептал кузнец.
— И что с того?
— А он сгорит?
— Никогда не видела дерева, которое бы не горело.
— Мне это кажется неправильным!
Матушка Ветровоск хлопнула створками ведущих в кузницу дверей и сердито повернулась к нему:
— Послушай-ка меня, кузнец Гордо! Женщина-волшебник — это тоже неправильно! Для женщины такая магия не годится, магия волшебников — сплошные книги, звезды и гимметрия. Ей этого ни за что не осилить. Ты вообще слышал о женщинах-волшебниках?
— Но ведьмы-то существуют, — неуверенно отозвался кузнец. — И чародейки тоже.
— Ведьмы — это совсем другое дело, — отрезала матушка Ветровоск. — Это магия, исходящая из земли, а не с неба, и мужчинам ей никогда не овладеть. А о чародейках вообще лучше не говорить. Послушай моего совета, сожги посох, похорони тело и сделай вид, что знать ничего не знаешь.
Кузнец неохотно кивнул, подошел к наковальне и принялся работать мехами. Когда из горна полетели яркие искры, он вернулся за посохом.