Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 213

Нет, король должен выполнять свои обязанности, он даже может не уметь читать, но править обязан. Никто ведь не заставляет его крыть крыши или доить коров, верно?

— Милли, мне скучно. Скучно, скучно, скучно. Я, пожалуй, пойду погуляю в саду.

— Позвать Шона с трубой?

— Нет, если еще хочешь жить.

Не все сады были перекопаны для сельскохозяйственных экспериментов, кое-что еще уцелело. Был, например, садик со всякими полезными травами — несколько бедноватый, с точки зрения Маграт, потому что росли здесь только те травы, которые использовались в качестве приправ. А скудного воображения госпожи Пышки хватило только на мяту и шалфей. Но вырвена? Тысячеглистник? Львиный зад? Ничего этого не было и в помине.

А еще в замке был знаменитый лабиринт — или, по крайней мере, он должен был стать таковым. Веренс посадил его потому, что где-то услышал, будто бы лабиринт королевскому обиталищу просто необходим. Оставалось дождаться, когда кусты вырастут выше их нынешней высоты в один фут — вот тогда лабиринт станет действительно знаменитым, и люди смогут в нем заблудиться, не закрывая глаз и не сгибаясь в три погибели.

Маграт уныло брела по дорожке, подметая подолом огромного пышного платья мелкий гравий, когда с другой стороны живой изгороди вдруг раздался чей-то вопль.

Однако Маграт узнала голос. Она уже изучила некоторые традиции Ланкрского замка.

— Доброе утро, Ходжесааргх, — поздоровалась она.

Из-за поворота, промакивая лицо носовым платком, показался королевский сокольничий. На его руке, сжав запястье когтями, словно некоим пыточным инструментом, сидела птица. Злобные красные глазки глядели на Маграт поверх острого как бритва клюва.

— У меня новый ястреб, — с гордостью сообщил Ходжесааргх. — Ланкрский ворончатый ястреб. Еще никому не удавалось их приручить. А я приручаю. И он уже почти перестал клевать мой, а-а-а-аргх…

Сокольничий яростно замолотил ястребом по стене, пока тот не отпустил его нос.

Строго говоря, сокольничего звали несколько иначе. С другой стороны, если считать настоящим именем имя, которым человек обычно представляется, то сокольничий определенно был Ходжесааргхом.

Основная беда была в том, что все ястребы и соколы замка происходили родом из Ланкра, то есть обладали врожденной независимостью ума. После долгого разведения и не менее долгой дрессировки Ходжесааргху удалось наконец добиться того, чтобы они отпускали держащую их руку, и сейчас он работал над тем, чтобы заставить их перестать набрасываться на ближайшего к ним человека, то есть неизменно на Ходжесааргха. Тем не менее сокольничий был чрезвычайно оптимистичным и добродушным человеком, живущим исключительно ради того дня, когда его птицы станут лучшими в мире. Тогда как птицы жили исключительно ради того дня, когда им удастся отклевать у Ходжесааргха второе ухо.

— Вижу, ты добился неплохих результатов, — похвалила его Маграт. — Но, может, стоит обращаться с ними чуточку пожестче? Иногда это помогает.

— О нет, госпожа, — не согласился с ней Ходжесааргх. — Доброе отношение совершенно необходимо. Тут крайне важно установить связь. Если они не будут вам верить, а-а-а-аргх…

— Что ж, не буду тебе мешать, — сказала Маграт, когда в воздух полетели перья.

Маграт была нисколечко не удивлена, когда узнала, что в Ланкре существует четкое разграничение по использованию ловчих птиц. Веренсу, как королю, разрешалось иметь гиросокола (кем бы эта тварь ни была), любым живущим поблизости графам дозволялось охотиться с супсанами, а священнослужители могли использовать для охоты пустельгу воробьиную. Простолюдинам разрешалось бросать палки [61]. «Интересно, а какая птица приличествует нянюшке Ягг? — задумалась Маграт. — Наверное, маленький заводной цыпленок, тут все очень строго».

Для ведьм определенной птицы не существовало, но, как королеве, в соответствии с правилами использования ланкрских ловчих птиц Маграт дозволялось охотиться с ухтыястребом — или, как еще его называли, с мучеником бородатым. То была небольшая близорукая птица, которая предпочитала ходить, а не летать. При виде крови она теряла сознание. Стая из примерно двадцати ухтыястребов могла заклевать вусмерть больного голубя. Маграт примерно с час носила птицу на руке. Ястреб только сипло дышал и наконец задремал вверх лапками.

Но у Ходжесааргха хотя бы было занятие. В замке вообще много у кого было занятие. Каждый делал что-то полезное, за исключением Маграт. Ей же оставалось просто существовать. Конечно, если она с кем-нибудь заговаривала, ей любезно отвечали. Но она всегда отвлекала людей от той или иной важной работы. Кроме обеспечения продолжения королевской династии (кстати, Веренс уже заказал книгу по этому вопросу) Маграт…

— Эй, девочка, ближе лучше не подходи. Иначе можешь сильно пожалеть, — вдруг услышала она чей-то голос.

Маграт решила возмутиться:

— Девочка? Мы почти стали членами королевской семьи по мужу!

— Возможно, но пчелы-то об этом не знают.

Маграт остановилась.

Незаметно для себя она вышла из сада королевской семьи и вошла в сад обычных людей, то есть, покинув мир живых изгородей, подстриженных деревьев и пряных трав, она неожиданно оказалась в мире старых сараев, груд цветочных горшков, компоста и ульев.

С одного из ульев была снята крыша. Рядом в коричневом облаке, покуривая свою особую трубку, стоял господин Брукс.

— А, это ты, господин Брукс, — кивнула Маграт.

Официально господин Брукс был королевским пчеловодом. Но отношения с ним были весьма тонкими. Например, почти всех слуг называли просто по фамилиям, тогда как господин Брукс, повариха и дворецкий пользовались привилегией почтительного обращения. Потому что господин Брукс обладал тайной силой. О меде и спаривании маток ему было известно все. А еще он все-все знал о роях и о том, как уничтожать осиные гнезда. В общем, господин Брукс пользовался общим уважением — примерно так же относятся к кузнецам и ведьмам, то есть к тем людям, чьи обязанности связаны не только с будничным, повседневным миром, но и с миром иным, о котором обычный человек ничего не знает, да и, честно говоря, знать не хочет. Обычно господин Брукс возился с любимыми ульями, бродил по королевству в поисках роя или курил трубку в своем сарайчике, пахнувшем застарелым медом и осиным ядом. Королевского пчеловода старались не оскорблять — мало кому хочется обнаружить вдруг в своей уборной пчелиный рой.

Господин Брукс аккуратно накрыл крышей улей и отошел в сторону. Несколько пчел, яростно жужжа, вылетели из дыр закрывавшей его лицо сетки.

— Привет, ваша светлость, — снизошел он до приветствия.

— Привет, господин Брукс. Что ты тут делаешь?

Господин Брукс открыл дверь в свой сарайчик и некоторое время копался внутри.

— Пчелы в этом году поздно роятся, — пояснил пчеловод, выныривая обратно. — Просто проверяю их. Чаю хочешь?

В общении с господином Бруксом было бесполезно настаивать на соблюдении этикета. Он относился ко всем как к равным, даже, скорее, как к подчиненным — наверное, потому, что привык распоряжаться тысячами и тысячами пчел. Но, по крайней мере, с ним можно было нормально поговорить… Вообще, с точки зрения Маграт, господин Брукс очень походил на ведьму — насколько это возможно для мужчины.

Сарайчик пчеловода был забит составными частями ульев, загадочными пыточными инструментами для извлечения меда, старыми кувшинами; здесь же стояла маленькая печка, на которой рядом с огромной кастрюлей кипел грязный заварочный чайник.

Господин Брукс принял молчание Маграт за согласие и налил две чашки.

— Травяной? — дрожащим голосом спросила Маграт.

— Понятия не имею. Просто коричневые листочки из жестянки.

Маграт с опаской заглянула в чашку — внутри плескалась бурая крепкая жидкость. Но положение обвязывает — королева должна быть со своими подданными на короткой ноге, а потому Маграт справилась с собой и мужественно сделала глоток. После чего попыталась перевести разговор на более мирные темы.