Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 33
Один из стоящих у него за спиной второстепенных волшебников расхохотался. Эск смерила весельчака презрительным взглядом.
— Быть ведьмой неплохо, — признала она. — Но я считаю, что волшебникам живется куда веселей. А вы как думаете?
— Я думаю, что ты единственная в своем роде, — признался Напролоум.
— Что это значит?
— Это значит, что ты всего одна такая на всем Плоском мире, — объяснил Тритл.
— Вот именно, — подтвердила Эск, — и я по-прежнему желаю стать волшебником. У Напролоума иссяк словарный запас.
— Ну, в общем, ты не можешь, — промямлил он. — Одна мысль об этом!..
Он выпрямился во всю свою ширину и повернулся, намереваясь уйти. Что-то потянуло его за полу мантии.
— Почему не могу? — спросил чей-то голос.
Он обернулся и медленно, с расстановкой проговорил:
— Потому что.., потому что.., твоя затея просто смехотворна, вот почему. И она полностью противоречит законам!
— Но я могу творить чары не хуже волшебников! — В голосе Эск прозвучал едва уловимый намек на дрожь.
Напролоум нагнулся так, что его лицо оказалось напротив ее носа.
— Нет, не можешь, — прошипел он. — Потому что ты не волшебник. Женщины не бывают волшебниками. Я ясно выражаюсь?
— А ты сам убедись, — предложила Эск.
Она вытянула вперед правую руку с растопыренными пальцами и, как бы прицеливаясь, поворачивалась, пока в поле ее зрения не попала статуя Малиха Мудрейшего, основателя Университета. Волшебники, стоящие между ней и статуей, инстинктивно шарахнулись в сторону, после чего почувствовали себя довольно глупо.
— Я ведь серьезно, — предупредила она.
— Уходи, девочка, — посоветовал Напролоум.
— Ну ладно… — отозвалась Эск. Не сводя со статуи глаз, она сощурилась, сосредоточилась…
Огромные двери Незримого Университета сделаны из октирона, настолько нестабильного металла, что он может существовать только во Вселенной, насыщенной сырой магией. Эти двери неуязвимы для любой силы, за исключением волшебства: никакой огонь, никакой таран, никакая армия не способны пробить в них брешь.
Именно поэтому большинство обычных посетителей Университета пользуется черным ходом, дверь которого сделана из совершенно нормального дерева и не ставит целью своей жизни запугивание мирных людей. В отличие от тех, октироновых, дверей, она вообще никому ничего не ставит, мирно стоит на месте, и все. У нее даже имеются обычный дверной молоток и прочая присущая нормальным дверям атрибутика.
Матушка внимательно осмотрела косяк и удовлетворенно крякнула, обнаружив то, что искала. Она не сомневалась в том, что этот знак будет здесь, хитроумно замаскированный естественной структурой дерева.
Она взялась за дверной молоток, выкованный в форме драконьей головы, и уверенно стукнула три, раза. Через некоторое время дверь открылась — на пороге стояла молодая женщина, держащая во рту множество прищепок для белья.
— Уо ау ао? — осведомилась она.
Матушка поклонилась, демонстрируя остроконечную черную шляпу с булавками в виде крыльев летучих мышей. Шляпа произвела впечатление: девушка залилась краской, оглядела тихий, спокойный переулок и торопливо сделала матушке знак зайти внутрь.
По другую сторону стены лежал просторный, заросший мхом двор, прочерченный крест-накрест бельевыми веревками. Матушке выпала уникальная возможность стать одной из немногих женщин, которые знают, что в действительности носят волшебники под своими мантиями. Однако пожилая ведьма скромно отвела глаза и последовала за девушкой вниз по широкой лестнице.
Лестница вела в длинную галерею с высоким потолком и арочными проемами по обеим сторонам, в данный момент заполненную паром. В прилегающих помещениях матушка мельком увидела бесконечные ряды корыт. В воздухе висел теплый, густой запах раскаленных утюгов, Стайка девушек, несущих корзины с бельем, протолкалась мимо матушки и торопливо взлетела по ступенькам до половины лестницы — после чего остановилась и обернулась, чтобы повнимательнее рассмотреть незнакомую гостью.
Матушка расправила плечи и попыталась напустить на себя как можно более таинственный вид.
Провожатая, которая так и не избавилась от своих прищепок, провела матушку одним из боковых коридоров в комнату, которая представляла собой лабиринт стеллажей, заполненных выстиранным бельем. В самом центре этого лабиринта сидела за столом очень толстая женщина в рыжем парике. Она совсем недавно записывала что-то в толстенную книгу учета белья — которая все еще лежала раскрытой, — но в настоящий момент женщина дотошно изучала покрытую пятнами мантию.
— А отбеливать пробовала? — спрашивала она.
— Да, госпожа, — отвечала стоящая рядом служанка.
— А как насчет отвара миррита?
— Да, госпожа. От него она только посинела, госпожа.
— Даже для меня это нечто новенькое, — призналась прачка. — А уж я-то повидала на своем веку и серы, и сажи, и крови драконов, и крови демонов, и не знаю даже, чево еще… — Она вывернула куртку и прочитала аккуратно пришитую внутри метку с именем. — Хм-м. Гранпонь Белый. Если он не будет лучше заботиться о своем белье, то скоро станет Гранпонем Серым. Запомни, девочка, белый маг на самом деле никакой не белый — это обыкновенный черный маг, который нашел себе хорошую домоправительницу. И…
Она заметила матушку и замолчала.
— Оа охкукава в хвер, — пояснила матушкина спутница, торопливо приседая в реверансе. — Ыхкахава, хто…
— Да, да, спасибо, Ксандра, можешь идти, — перебила ее толстуха.
Поднявшись на ноги, она сияюще улыбнулась матушке и с почти слышным щелчком переместила свою манеру разговора на несколько ступенек вверх по социальной лестнице.
— Прошю нас изьвинить. У нас тют все вверх дном — сегодня большая стирка. Это визит вежьливости или же, осьмелюсь спросить… — она понизила голос, — вы принесьли извесьтье с Потусьтороннего мира?
Лицо матушки выразило недоумение — но только на долю секунды. Колдовские знаки на двери дали ей понять, что домоправительница доброжелательно относится к ведьмам и что ей особенно хочется узнать что-нибудь о судьбе своих четырех мужей. А еще она закидывает удочки на пятого — отсюда рыжий парик и, если матушкины уши не обманывают, скрип такого количества китового уса в корсете, что сторонники движения за сохранение окружающей среды пришли бы в ярость. Легковерна и глупа, гласили знаки. Матушка воздержалась от суждений, поскольку городские ведьмы тоже не блистали умом.
Домоправительница, должно быть, неправильно истолковала выражение ее лица.
— Не бойтесь, — успокоила она. — Мои подчиненные получили четкие инстрюкции принимать ведьм со всем ратушием, хотя, разюмеется, те, наверху, этого не одобряют. Надеюсь, вы не откажетесь от чашечьки чаю и легкой заквуски?
Матушка важно поклонилась.
— И я пригляню за тем, чьтобы для вас нашьли узелок со старой одежьдой, — обрадованно улыбнулась домоправительница.
— Старой одеждой? Ах да. Спасибо, сударыня.
Домоправительница шагнула вперед, скрипя и шурша, словно старинный чайный клипер в бурю, и подала матушке знак следовать за ней.
— Я прикажю, чьтобы чай принесьли в мои апартаменты. Чай со множесьтвом чайных лисьтьев.
Матушка тяжелой поступью направилась следом. Старые одежды? Неужели эта толстуха говорила серьезно? Какова наглость! Разумеется, если ткань не износилась…
Под Университетом, как оказалось, существовал целый мир. Это был лабиринт подвалов, ледников, кладовых, кухонь и буфетных, и каждый его обитатель либо нес что-нибудь, либо накачивал что-то, либо толкал какие-то штуки, либо просто стоял и кричал. Мимо матушки мелькали заполненные паром комнаты и огромные залы, пышущие жаром от раскаленных докрасна кухонных плит длиной во всю стену. Из пекарен тянулся аромат свежевыпеченного хлеба, а из буфетных — запах старого пива. И от всего подряд пахло потом и древесным дымом.
Домоправительница провела ее по старинной спиральной лестнице и ключом из висевшей на поясе большой связки открыла дверь.